НОВОВЕРЧЕСКОЕ БЛУЖДАЮЩЕЕ «БОГОСЛОВИЕ» (12)
Часть 1: http://procvetitel.livejournal.com/92246.html
Часть 2: http://procvetitel.livejournal.com/93088.html
Часть 3: http://procvetitel.livejournal.com/93243.html
Часть 4: http://procvetitel.livejournal.com/93882.html
Часть 5: http://procvetitel.livejournal.com/94735.html
Часть 6: http://procvetitel.livejournal.com/95966.html
Часть 7: http://procvetitel.livejournal.com/96934.html
Часть 8: http://procvetitel.livejournal.com/97615.html
Часть 9: http://procvetitel.livejournal.com/98067.html
Часть 10: http://procvetitel.livejournal.com/98872.html
Часть 11: http://procvetitel.livejournal.com/99951.html
«2. Стоит народиться около какого-нибудь богословского вопроса одной ереси, как тотчас же плодятся от нее другие ереси. Раскрыв в богословии никоновской церкви латинскую ересь о времени пресуществления Даров, патриарх московский Иоаким тогда же подметил и изобличил и другую ересь своей церкви. Он называет ее “хлебопоклоннической”. Она заключается в благоговейном поклонении молящихся во время великого выхода на литургии. В этот момент Дары еще не претворились в Тело и Кровь Христовы. Поэтому поклонение здесь относится к простому хлебу и вину. Иоаким приводит суждение по этому предмету какого-то “слагателя слова о благоговейном в храме Божием стоянии”: “Яко поклоняющийся на великом входе хлебу и вину, яко совершенному Телу и Крови Христовой, таковии прельщаются и СМЕРТНО ГРЕШАТ и, хлебу отдающе поклон Божий, хлебопоклонницы бывают, в вечную душу своея погибель” («Остен» патр. Иоакима, стр. 162). Этот “смертный грех” совершается и в другой момент литургии. “И яко на великом входе поклоняющиеся хлебу и вину смертно грешат, тако, - говорит патриарх Иоаким, - и на словесах: “примите, ядите” поклоняющийся хлебу и вину смертно грешат. В обоих временах сих и хлеб, и вино еще тоежде, и хлебопоклонения таяжде: и грех смертный хлебопоклонений тех равен есть и зде и тамо” («Остен», стр. 163).
Свое осуждение “хлебопоклонения” Иоаким подкрепляет следующим рассуждением: “В Божественной убо литургии предложенная, по пресуществлении Святым Духом, самое есть живое и животворящее Тело Христово и Кровь, купно с душею и Божеством, ему же должны вси, яко суще Самому Христу Богу, яко и есть полатрия (т.е. боголепно) покланятися. Прежде же пресуществления тварь есть; хлеб бо еще есть и вино по своему существу. И поклоняющиеся непресуществленному хлебу и вину (яко ныне премнози от неразмысльства и от упорства творят, по латинскому обычаю) САМЫМ ВЕЛИЧАЙШИМ СМЕРТНЫМ ГРЕХОМ ГРЕШАТ - ТВАРИ ПОКЛОНЕНИЕМ”. Для большей убедительности автор “Остена” опирается на им же разоблаченного еретика - книжного справщика Сильвестра Медведева. Он “в покаянном своем писании глаголет: в том смертно согреших хлебу и вину боголепную честь отдавати учах по обычаю латинскому (си есть поклонятися на возглашении от иерея словес: “примите, ядите”). И от нынешняго времени исповедую и обличаю и отвергаю то мое прежднее НЕПРАВОСЛАВНОЕ И ВРЕДОСЛОВНОЕ МУДРОВАНИЕ” («Остен», стр. 164).
Нужно ли говорить, что “хлебопоклонническая ересь” до настоящего времени не уничтожена в господствующей церкви. Зайдите в любой храм ее во время совершения литургии, и вы увидите, как усерд¬но выполняется этот “латинский обычай” поклонения в момент великого выхода и на словах “примите, ядите, сие есть Тело Мое”. То же творится неизменно и в единоверческих храмах. Можно, конечно, возра¬зить, что сам Иоаким слишком далеко заходил в своих обличениях и искоренениях латинских ересей в своей церкви. Еще один шаг - и можно договориться до “дерево и железо-поклоннических ересей” и вообще придется всякие поклоны отменить не только св. мощам, иконам, кресту, но и людям. Пусть возражают Иоакиму современные “богословы”. Это их дело. Они, несомненно, за ним самим отыщут немало ересей. В одном его знаменитом “Увете” сколько их. Мы же ведем свою линию: лишь указы¬ваем, что по собственному суду архипастырей, богословов и миссионеров господствующей церкви, она и богословие ее преисполнены ересей, заблуждений и всяких грехов. Даже в вопросе о таком таинстве, как Божественная евхаристия, они являются разноверны¬ми и разноязычными.
3. В своих Катехизисах, Служебниках и полеми¬ческих книгах господствующая церковь выражает верование, что таинство причащения есть “Божественныя, бессмертныя и животворящия тайны”, есть “самое пречистое Тело Христа и самая честная Кровь Его”. Это - “огнь попаляяй грехи и очищали от веяния скверны”. Родоначальник богословов гос¬подствующей церкви Никон, бывший патриарх, нахо¬дил невозможным давать причащение ворам и раз¬бойникам даже в самый час смерти их. Он видел в этом унижение Самому Христу. “Я разослал, - за¬являет Никон, - по всем городам грамоты, чтобы разбойники покаялись прежде, нежели будут пойма¬ны и взяты; а о том, чтобы пойманных на разбое исповедывать и причащать, я нигде не нашел правила. Господь сказал: ядый Мою плоть и пияй кровь во Мне пребывает, и Аз в нем. КТО Ж ОСМЕЛИТСЯ УДОСТОИТЬ ЧЕЛОВЕКА ПРИЧАСТИЯ И ПОТОМ КАЗНИТЬ?” “К этому Никон присоединил, - свидетельствует ис¬торик митрополит Макарий, - несколько правил, ко¬торыми убийцам запрещалось причастие на двад¬цать лет и повелевалось преподавать причастие с рас¬суждением только достойным” («История русск. Церкви», Макария, митр. московского, т. ХП, стр. 392-393).
Иначе смотрели на это таинство преосвященные за¬конодатели времен царевны Софии Алексеевны. В из¬вестных драконовских статьях Софьи, продиктованных “святейшим” Иоакимом, патриархом московским, оп¬ределялось: “Которые люди ходили по деревням и лю¬дей, которые в совершенных и малых летах перекре¬щивали и прежнее святое крещение нарицали непра¬вым, а перекрещиванье вменяли в истину и тех воров, которые перекрещивали, хотя они церкви Божьей и покоренье приносят и отца духовнаго и св. Тайн при¬частиться желати будут ИСТИННО и их исповедав И ПРИЧАСТИВ, КАЗНИТЬ СМЕРТИЮ БЕЗ ВСЯКОГО МИЛОСЕРДИЯ” («Новые материалы для истории старообрядчества», собр. Е.В. Барсовым, стр. 27). Отсюда ясно, что патриарх Иоаким и его со¬временники признавали причащение менее спаситель¬ным таинством, чем страшное немилосердное убий¬ство. В самом деле, зачем требовалось непременно каз¬нить смертью тех “воров”, которые “истинно” раскаялись в своих духовных преступлениях и приняли при¬частие? Если не верили их искренности, считали, что они и в душе раскольники и еретики, то достойно ли таких лиц сподоблять причащения? “Еретика и рас¬кольника, - говорится в “Пращице”, - явлена суща и проклята, аще в таковой ереси, или расколе явленном сущь оный еретик, или раскольник стоит, противися святей восточной церкви, и не кается о оном, и от про¬клятия не разрешен и не прощен, таковаго святых Тайн, еже есть Тела и Крови Христовы, причащать ВЕСЬМА НЕ ПОДОБАЕТ: понеже Христос Спаситель рече: Не дадите святая псом. А еретики и раскольники, ху¬лами на святую церковь, яко пси лают весьма, И КТО ТАКОВАГО СВЯТЫХ ТАЙН ПРИЧАСТИТ, И ТАКОВЫЙ ПО НАМЕРЕНИЮ, ЕГОЖЕ РАДИ ПРИЧАЩАЛ, СУД ПРИИМЕТ ОТ АРХИЕРЕЯ ПО СВЯТЫМ ПРАВИЛОМ” («Пращица», отв. на вопр. 214, лис. 349, изд. 1752 г.). Этого суда не могли не знать сами архиереи и во главе их патриарх Иоаким. И если, тем не менее, они давали причастие “псам”, то значит, они низводили это таинство до про¬стого какого-то средства или пластыря, который можно приложить к какому угодно больному и прокаженно¬му. Если же они верили, как сказано в статьях Софьи, что эти “воры” раскаивались “истинно” и принимали таинство по искренней вере, то значит, патриарх Иоаким и тогдашняя иерархия признавали причаще¬ние не вполне достаточным, чтобы им спасти раскаяв¬шихся людей и посредством него ввести их в жизнь вечную. Смертную казнь они сделали дополнитель¬ным таинством к причащению. Только по соверше¬нии этого кровавого таинства они получали уверен¬ность, что удостоившийся его получить непременно войдет в Царство Христа. Веровать, что таинство при¬чащения менее спасительно, чем смертоубийство, - это ли не кощунство? Никон признавал за причащени¬ем столь великую силу, что опасался, как бы посредством причащения не наполнить рай ворами и разбой¬никами. В противоположность этому взгляду Никона, патриарх Иоаким и его единомышленники веровали, что таинство евхаристии столь бессильно, что не в со¬стоянии спасти от ада и самых искренно и истинно раскаявшихся в своих проступках людей. Они опаса¬лись, как бы ад не наполнился верующими людьми, принявшими в себя Самого Христа, и поэтому запове¬дали “казнить их смертию без всякого милосердия”.
4. Архипастыри и богословы господствующей церк¬ви петровского времени стали смотреть на таинство причащения, как на особого вида татуирование или, в большинстве случаев, как на злое орудие мести. Пре¬вращали они это таинство и в орудие полицейского сыска. Синод знал, что многие старообрядцы, боясь же¬стоких, кровавых преследований, подобно древним христианам, таили свою веру, живя среди последовате¬лей Никона. Как открыть принадлежность их к старо¬обрядчеству? Синод ничего иного не мог придумать, как применить в этом деле причастие, отдав его на служе¬ние полицейским целям. “Аще который христианин предписывает синод, - покажется, что он весьма от святого причастия удаляется, тем самым являет себе, что не есть в теле Христове, сиесть, не есть сообщник церкви, но раскольщик. И несть лучшего знамения, - почему познать раскольщика. Сие прилежно по¬добает наблюдать епископам и приказывать, чтоб им священницы приходские по вся годы о своих прихожанах доносили, кто из них не причащался через год, кто же и чрез два, и кто никогда же” («Регламент», стр. 72, изд. 1897 года). Разумеется, раскрытые таким путем старообрядцы отказывались от причастия. В таких случаях их причащали насиль¬но. Синод как бы говорит старообрядцам: “А, вы бои¬тесь нашего причастия как чего-то преступного, позор¬ного. Так вот же вам: мы силою вас опозорим, заклеймим вас нашим “тавром”, на душе вашей положим нашу печать”. Архипастырство господствующего испо¬ведания оказёнило сначала свою церковь, а потом ока¬зёнило и самые таинства. Старообрядцев причащали назло, в насмешку и ради издевательства. “Вем, поис¬тине вем, - сознается автор “Пращицы”, - яко нико¬торый иереи, никоторых еретиков и раскольников не покаявшихся, проклятых, насильно не причащают, КРОМЕ ВАС ТАКОВЫХ СУЩИХ” («Пращица», ответ на вопр. 214, лис. 349 об.). С каким злорадством сказано это старообрядцам! Их считала господствую¬щая церковь хуже всяких еретиков и даже “хуже жи¬дов”. Митрополит Арсений Мациевич заявлял от име¬ни церкви, что “истребление раскольников должно со¬вершаться с большим прилежанием и настойчивостью, чем жидов и других еретиков, живущих в пределах России” («Отношение русск. церковн. власти к расколу», свящ Синайского, стр. 150). Над старообрядцами испробовали все меры самых страшных наказаний и казнений: их резали, пытали, жгли. Но всего этого казалось синоду мало, и он ломал голову над ужасным вопросом, какое бы при¬думать этим людям, “горшим жидов”, наиболее страш¬ное наказание. И придумал: причащать старообрядцев насильно. Синод прекрасно понимал, что все внешние меры преследования не достигали цели - они не кале¬чили и не сквернили душу старообрядцев, она остава¬лась чистой, верующей, от подвигов мученичества ста¬новилась ближе к Христу. А это ли нужно было сино¬ду? Ему хотелось самую душу старообрядцев искале¬чить и осквернить. Именно с этою целью он делал рас¬поряжения насильно причащать старообрядцев. Отсю¬да понятно, каким ужасным средством считал синод таинство евхаристии. Самый ужасный хулитель христианства едва ли мог придумать более атеисти¬ческое и более кощунственное отношение к таинству, чем то, какое практиковал синод и его усердные служители. Один из этих служителей, именно обер-иеромонах Маркел Родышевский, доносил синоду из г. Риги, что его “прилежным тщанием везде зде крывшийся у бородатых раскольников в бородах их гнездившийся пакостный змий с оным гнездом сво¬им, еже есть бородами, истреблен и всегда истребля¬ется, и суеверие всякое от среды изъемлется, правда же насаждается елико мощно”. Средством для ис¬требления раскола М. Родышевский избрал прямое грубое насилие: это видно из того, что он “взял под караул до 500 человек, не бывших у исповеди и свя¬того причастия, и, как овец, загнав их в цитадель, ве¬лел говеть и ВСЕХ СПОДОБИТЬ СВЯТЫХ ТАИН” («Отношение русск. церковн. власти к расколу, Синайского, стр. 265-266).
Обер-иеромонах Родышевский так действовал по указу синода. В 1722 г. агенты синодальные доноси¬ли в синод: “Нецыи, обратившиеся от раскола, аки бы и повинуются по всему, а показуют за собою тяж¬кие грехи, а мнится происходят под видом ковар¬ства, дабы не причаститься святых тайн, понеже учи¬тели их зловерные сего таинства всеми образы лу¬кавства учат происходить. А друзии от благочести¬вых мнимых такожде при исповеди показуют тяж¬кие грехи, и тем отлучают себя многолетне от свято¬го причащения, а мнится и о сих равным же обра¬зом вышеописанных злохитрством себя прикрыва¬ют, подобает ли обоим сим преподаяти святыя тай¬ны?” Вопрос этот предложен был разновременно то¬больским митрополитом Антонием и архимандри¬том Антонием. Синод указом от 28 февраля 1722 г. решил предложенный вопрос следующим образом: “О отрицающихся тяжкими от причастия грехами древния правила были, которыми за некия тяжчайшия беззакония на долгое время запрещено от свя¬того причастия, и то было врачество церковное, дабы знали грешницы тяжесть беззакония своего и Божия от них раздражения; а ныне понеже оное врачество раскольницы обратили себе в отраву и притворно на себе сказуют грехи безместные (т.е. придуманные), дабы тако отбитися от причастия святой евхаристии, имя безбожно хулимой, того ради церковь святая, всегда едину власть имущая издавати правила к ис¬правлению сынов своих, по разсуждению времен и нравов человеческих, прощает исповедующимся древний канон, яко в отраву от злоковарных человек на погибель их употребленный; кающагося же и исповедующаго грехи своя, какие бы ни были, к прича¬стию святых тайн припускает безотложно” («Отношение русской церковной власти к расколу», Синайского, стр. 233).
В этом диком указе синод повелевает от имени церкви причащать таких лиц, о которых он знает, что это - “раскольники”, “безбожные хулители святой евхаристии”, принимающие всякие средства, чтобы “отбиться” от ненужного и противного им причаще¬ния. Могло ли таким людям быть причастие во отпу¬щение грехов, во спасение? Ясно, что синод в своей борьбе с “расколом” пускал в ход причастие как ка¬кую отраву, которой возможно причинить вред своему врагу, сделать его негодным и скверным. Средством осквернения признавал синод таинство евхаристии. Вот чем для него было великое таинство Христа.
В новом указе от 14 октября 1723 г. синод при¬знал, что лица, придумывающие на себя грехи, совер¬шают этим новый грех, который не отпускается на исповеди, и тем не менее снова приказал причащать их. “Подозрительных в расколе людей, - говорит синод, тяжкими от святого причастия грехами уда¬ляющихся, - отцем их духовным увещевать, чтобы они напрасно и ложно таких себе тяжких грехов не притворяли, ибо как за утаение грехов, так и за ложные на себе клеветы равное БЫВАЕТ ГРЕХОВ НЕОТПУЩЕНИЕ, а о причащении их чинить, как объявленный в оной выписке 1722 года февраля 28 числа состоявшийся, указ повелевает” (там же, стр. 233).
В “Истории Выговской пустыни” Филиппова и в “Истории раскола” проф. Смирнова передаются воз¬мутительные случаи насильственного причащения старообрядцев: им вставляли в рот особый, вероятно, синодом изобретенный инструмент, называемый “кляпом”, и при помощи его вливали в горло причас¬тие, заставляя старообрядцев непременно его прогло¬тить. “Овии же, - повествуется в “Истории Выговс¬кой пустыни”, - от такого мучительства и не хотяще, но нуждею приводимы причащахуся, а иным си¬лою причастие и антидор кляпы в уста покладающе вливаху, инии же аще и приимаху, но в устах удерживаху не проглотивше и вышедше из церкви пометающе из уст плеваху на землю” («История Выговской пустыни», Ивана Филиппова, стр. 25 и 37). Можете себе представить, какие страшные драмы происходили около такого “таинства”. Такой взгляд на причастие, как на средство опозорения инакомыслящих людей, синод перенял у древних еретиков. Св. Феодор Сту¬дит свидетельствует, что в его время насильственное причащение практиковали иконоборцы. Он предуп¬реждал православных христиан избегать еретическо¬го причастия, потому что, говорил святой отец, “хотя бы кто предлагал даже все богатства мира, и между тем имел общение с ересью, он не друг Божий, а враг. И что я говорю о приобщении? Кто имеет общение с еретиками и в пище, и в питии, и в дружбе, тот вино¬вен. Это слова Златоуста и всех святых. Как же невольное, а не добровольное дело того, кто кажется православным и, между тем, имеет общение с ересью. Невольное дело бывает тогда, когда кто-нибудь, на¬сильно раскрыв рот православному, вольет ере¬тическое причастие, что делали древние еретики и делают, как я узнал, нынешние христоборцы” (Творения св. Феодора Студита, ч. 2, стр. 97-98). Таким же способом причащали православ¬ных и еретики ариане, вставляя в рот клинья (см. в «Летописи» Барония, лето 351. число 7). На¬сильно вливали в уста мученикам и язычники идоложертвенное (в Четии-Минеи, 16 апреля, житие свв. мучениц: Агапии, Хионии и Ирины).»
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Часть 2: http://procvetitel.livejournal.com/93088.html
Часть 3: http://procvetitel.livejournal.com/93243.html
Часть 4: http://procvetitel.livejournal.com/93882.html
Часть 5: http://procvetitel.livejournal.com/94735.html
Часть 6: http://procvetitel.livejournal.com/95966.html
Часть 7: http://procvetitel.livejournal.com/96934.html
Часть 8: http://procvetitel.livejournal.com/97615.html
Часть 9: http://procvetitel.livejournal.com/98067.html
Часть 10: http://procvetitel.livejournal.com/98872.html
Часть 11: http://procvetitel.livejournal.com/99951.html
«2. Стоит народиться около какого-нибудь богословского вопроса одной ереси, как тотчас же плодятся от нее другие ереси. Раскрыв в богословии никоновской церкви латинскую ересь о времени пресуществления Даров, патриарх московский Иоаким тогда же подметил и изобличил и другую ересь своей церкви. Он называет ее “хлебопоклоннической”. Она заключается в благоговейном поклонении молящихся во время великого выхода на литургии. В этот момент Дары еще не претворились в Тело и Кровь Христовы. Поэтому поклонение здесь относится к простому хлебу и вину. Иоаким приводит суждение по этому предмету какого-то “слагателя слова о благоговейном в храме Божием стоянии”: “Яко поклоняющийся на великом входе хлебу и вину, яко совершенному Телу и Крови Христовой, таковии прельщаются и СМЕРТНО ГРЕШАТ и, хлебу отдающе поклон Божий, хлебопоклонницы бывают, в вечную душу своея погибель” («Остен» патр. Иоакима, стр. 162). Этот “смертный грех” совершается и в другой момент литургии. “И яко на великом входе поклоняющиеся хлебу и вину смертно грешат, тако, - говорит патриарх Иоаким, - и на словесах: “примите, ядите” поклоняющийся хлебу и вину смертно грешат. В обоих временах сих и хлеб, и вино еще тоежде, и хлебопоклонения таяжде: и грех смертный хлебопоклонений тех равен есть и зде и тамо” («Остен», стр. 163).
Свое осуждение “хлебопоклонения” Иоаким подкрепляет следующим рассуждением: “В Божественной убо литургии предложенная, по пресуществлении Святым Духом, самое есть живое и животворящее Тело Христово и Кровь, купно с душею и Божеством, ему же должны вси, яко суще Самому Христу Богу, яко и есть полатрия (т.е. боголепно) покланятися. Прежде же пресуществления тварь есть; хлеб бо еще есть и вино по своему существу. И поклоняющиеся непресуществленному хлебу и вину (яко ныне премнози от неразмысльства и от упорства творят, по латинскому обычаю) САМЫМ ВЕЛИЧАЙШИМ СМЕРТНЫМ ГРЕХОМ ГРЕШАТ - ТВАРИ ПОКЛОНЕНИЕМ”. Для большей убедительности автор “Остена” опирается на им же разоблаченного еретика - книжного справщика Сильвестра Медведева. Он “в покаянном своем писании глаголет: в том смертно согреших хлебу и вину боголепную честь отдавати учах по обычаю латинскому (си есть поклонятися на возглашении от иерея словес: “примите, ядите”). И от нынешняго времени исповедую и обличаю и отвергаю то мое прежднее НЕПРАВОСЛАВНОЕ И ВРЕДОСЛОВНОЕ МУДРОВАНИЕ” («Остен», стр. 164).
Нужно ли говорить, что “хлебопоклонническая ересь” до настоящего времени не уничтожена в господствующей церкви. Зайдите в любой храм ее во время совершения литургии, и вы увидите, как усерд¬но выполняется этот “латинский обычай” поклонения в момент великого выхода и на словах “примите, ядите, сие есть Тело Мое”. То же творится неизменно и в единоверческих храмах. Можно, конечно, возра¬зить, что сам Иоаким слишком далеко заходил в своих обличениях и искоренениях латинских ересей в своей церкви. Еще один шаг - и можно договориться до “дерево и железо-поклоннических ересей” и вообще придется всякие поклоны отменить не только св. мощам, иконам, кресту, но и людям. Пусть возражают Иоакиму современные “богословы”. Это их дело. Они, несомненно, за ним самим отыщут немало ересей. В одном его знаменитом “Увете” сколько их. Мы же ведем свою линию: лишь указы¬ваем, что по собственному суду архипастырей, богословов и миссионеров господствующей церкви, она и богословие ее преисполнены ересей, заблуждений и всяких грехов. Даже в вопросе о таком таинстве, как Божественная евхаристия, они являются разноверны¬ми и разноязычными.
3. В своих Катехизисах, Служебниках и полеми¬ческих книгах господствующая церковь выражает верование, что таинство причащения есть “Божественныя, бессмертныя и животворящия тайны”, есть “самое пречистое Тело Христа и самая честная Кровь Его”. Это - “огнь попаляяй грехи и очищали от веяния скверны”. Родоначальник богословов гос¬подствующей церкви Никон, бывший патриарх, нахо¬дил невозможным давать причащение ворам и раз¬бойникам даже в самый час смерти их. Он видел в этом унижение Самому Христу. “Я разослал, - за¬являет Никон, - по всем городам грамоты, чтобы разбойники покаялись прежде, нежели будут пойма¬ны и взяты; а о том, чтобы пойманных на разбое исповедывать и причащать, я нигде не нашел правила. Господь сказал: ядый Мою плоть и пияй кровь во Мне пребывает, и Аз в нем. КТО Ж ОСМЕЛИТСЯ УДОСТОИТЬ ЧЕЛОВЕКА ПРИЧАСТИЯ И ПОТОМ КАЗНИТЬ?” “К этому Никон присоединил, - свидетельствует ис¬торик митрополит Макарий, - несколько правил, ко¬торыми убийцам запрещалось причастие на двад¬цать лет и повелевалось преподавать причастие с рас¬суждением только достойным” («История русск. Церкви», Макария, митр. московского, т. ХП, стр. 392-393).
Иначе смотрели на это таинство преосвященные за¬конодатели времен царевны Софии Алексеевны. В из¬вестных драконовских статьях Софьи, продиктованных “святейшим” Иоакимом, патриархом московским, оп¬ределялось: “Которые люди ходили по деревням и лю¬дей, которые в совершенных и малых летах перекре¬щивали и прежнее святое крещение нарицали непра¬вым, а перекрещиванье вменяли в истину и тех воров, которые перекрещивали, хотя они церкви Божьей и покоренье приносят и отца духовнаго и св. Тайн при¬частиться желати будут ИСТИННО и их исповедав И ПРИЧАСТИВ, КАЗНИТЬ СМЕРТИЮ БЕЗ ВСЯКОГО МИЛОСЕРДИЯ” («Новые материалы для истории старообрядчества», собр. Е.В. Барсовым, стр. 27). Отсюда ясно, что патриарх Иоаким и его со¬временники признавали причащение менее спаситель¬ным таинством, чем страшное немилосердное убий¬ство. В самом деле, зачем требовалось непременно каз¬нить смертью тех “воров”, которые “истинно” раскаялись в своих духовных преступлениях и приняли при¬частие? Если не верили их искренности, считали, что они и в душе раскольники и еретики, то достойно ли таких лиц сподоблять причащения? “Еретика и рас¬кольника, - говорится в “Пращице”, - явлена суща и проклята, аще в таковой ереси, или расколе явленном сущь оный еретик, или раскольник стоит, противися святей восточной церкви, и не кается о оном, и от про¬клятия не разрешен и не прощен, таковаго святых Тайн, еже есть Тела и Крови Христовы, причащать ВЕСЬМА НЕ ПОДОБАЕТ: понеже Христос Спаситель рече: Не дадите святая псом. А еретики и раскольники, ху¬лами на святую церковь, яко пси лают весьма, И КТО ТАКОВАГО СВЯТЫХ ТАЙН ПРИЧАСТИТ, И ТАКОВЫЙ ПО НАМЕРЕНИЮ, ЕГОЖЕ РАДИ ПРИЧАЩАЛ, СУД ПРИИМЕТ ОТ АРХИЕРЕЯ ПО СВЯТЫМ ПРАВИЛОМ” («Пращица», отв. на вопр. 214, лис. 349, изд. 1752 г.). Этого суда не могли не знать сами архиереи и во главе их патриарх Иоаким. И если, тем не менее, они давали причастие “псам”, то значит, они низводили это таинство до про¬стого какого-то средства или пластыря, который можно приложить к какому угодно больному и прокаженно¬му. Если же они верили, как сказано в статьях Софьи, что эти “воры” раскаивались “истинно” и принимали таинство по искренней вере, то значит, патриарх Иоаким и тогдашняя иерархия признавали причаще¬ние не вполне достаточным, чтобы им спасти раскаяв¬шихся людей и посредством него ввести их в жизнь вечную. Смертную казнь они сделали дополнитель¬ным таинством к причащению. Только по соверше¬нии этого кровавого таинства они получали уверен¬ность, что удостоившийся его получить непременно войдет в Царство Христа. Веровать, что таинство при¬чащения менее спасительно, чем смертоубийство, - это ли не кощунство? Никон признавал за причащени¬ем столь великую силу, что опасался, как бы посредством причащения не наполнить рай ворами и разбой¬никами. В противоположность этому взгляду Никона, патриарх Иоаким и его единомышленники веровали, что таинство евхаристии столь бессильно, что не в со¬стоянии спасти от ада и самых искренно и истинно раскаявшихся в своих проступках людей. Они опаса¬лись, как бы ад не наполнился верующими людьми, принявшими в себя Самого Христа, и поэтому запове¬дали “казнить их смертию без всякого милосердия”.
4. Архипастыри и богословы господствующей церк¬ви петровского времени стали смотреть на таинство причащения, как на особого вида татуирование или, в большинстве случаев, как на злое орудие мести. Пре¬вращали они это таинство и в орудие полицейского сыска. Синод знал, что многие старообрядцы, боясь же¬стоких, кровавых преследований, подобно древним христианам, таили свою веру, живя среди последовате¬лей Никона. Как открыть принадлежность их к старо¬обрядчеству? Синод ничего иного не мог придумать, как применить в этом деле причастие, отдав его на служе¬ние полицейским целям. “Аще который христианин предписывает синод, - покажется, что он весьма от святого причастия удаляется, тем самым являет себе, что не есть в теле Христове, сиесть, не есть сообщник церкви, но раскольщик. И несть лучшего знамения, - почему познать раскольщика. Сие прилежно по¬добает наблюдать епископам и приказывать, чтоб им священницы приходские по вся годы о своих прихожанах доносили, кто из них не причащался через год, кто же и чрез два, и кто никогда же” («Регламент», стр. 72, изд. 1897 года). Разумеется, раскрытые таким путем старообрядцы отказывались от причастия. В таких случаях их причащали насиль¬но. Синод как бы говорит старообрядцам: “А, вы бои¬тесь нашего причастия как чего-то преступного, позор¬ного. Так вот же вам: мы силою вас опозорим, заклеймим вас нашим “тавром”, на душе вашей положим нашу печать”. Архипастырство господствующего испо¬ведания оказёнило сначала свою церковь, а потом ока¬зёнило и самые таинства. Старообрядцев причащали назло, в насмешку и ради издевательства. “Вем, поис¬тине вем, - сознается автор “Пращицы”, - яко нико¬торый иереи, никоторых еретиков и раскольников не покаявшихся, проклятых, насильно не причащают, КРОМЕ ВАС ТАКОВЫХ СУЩИХ” («Пращица», ответ на вопр. 214, лис. 349 об.). С каким злорадством сказано это старообрядцам! Их считала господствую¬щая церковь хуже всяких еретиков и даже “хуже жи¬дов”. Митрополит Арсений Мациевич заявлял от име¬ни церкви, что “истребление раскольников должно со¬вершаться с большим прилежанием и настойчивостью, чем жидов и других еретиков, живущих в пределах России” («Отношение русск. церковн. власти к расколу», свящ Синайского, стр. 150). Над старообрядцами испробовали все меры самых страшных наказаний и казнений: их резали, пытали, жгли. Но всего этого казалось синоду мало, и он ломал голову над ужасным вопросом, какое бы при¬думать этим людям, “горшим жидов”, наиболее страш¬ное наказание. И придумал: причащать старообрядцев насильно. Синод прекрасно понимал, что все внешние меры преследования не достигали цели - они не кале¬чили и не сквернили душу старообрядцев, она остава¬лась чистой, верующей, от подвигов мученичества ста¬новилась ближе к Христу. А это ли нужно было сино¬ду? Ему хотелось самую душу старообрядцев искале¬чить и осквернить. Именно с этою целью он делал рас¬поряжения насильно причащать старообрядцев. Отсю¬да понятно, каким ужасным средством считал синод таинство евхаристии. Самый ужасный хулитель христианства едва ли мог придумать более атеисти¬ческое и более кощунственное отношение к таинству, чем то, какое практиковал синод и его усердные служители. Один из этих служителей, именно обер-иеромонах Маркел Родышевский, доносил синоду из г. Риги, что его “прилежным тщанием везде зде крывшийся у бородатых раскольников в бородах их гнездившийся пакостный змий с оным гнездом сво¬им, еже есть бородами, истреблен и всегда истребля¬ется, и суеверие всякое от среды изъемлется, правда же насаждается елико мощно”. Средством для ис¬требления раскола М. Родышевский избрал прямое грубое насилие: это видно из того, что он “взял под караул до 500 человек, не бывших у исповеди и свя¬того причастия, и, как овец, загнав их в цитадель, ве¬лел говеть и ВСЕХ СПОДОБИТЬ СВЯТЫХ ТАИН” («Отношение русск. церковн. власти к расколу, Синайского, стр. 265-266).
Обер-иеромонах Родышевский так действовал по указу синода. В 1722 г. агенты синодальные доноси¬ли в синод: “Нецыи, обратившиеся от раскола, аки бы и повинуются по всему, а показуют за собою тяж¬кие грехи, а мнится происходят под видом ковар¬ства, дабы не причаститься святых тайн, понеже учи¬тели их зловерные сего таинства всеми образы лу¬кавства учат происходить. А друзии от благочести¬вых мнимых такожде при исповеди показуют тяж¬кие грехи, и тем отлучают себя многолетне от свято¬го причащения, а мнится и о сих равным же обра¬зом вышеописанных злохитрством себя прикрыва¬ют, подобает ли обоим сим преподаяти святыя тай¬ны?” Вопрос этот предложен был разновременно то¬больским митрополитом Антонием и архимандри¬том Антонием. Синод указом от 28 февраля 1722 г. решил предложенный вопрос следующим образом: “О отрицающихся тяжкими от причастия грехами древния правила были, которыми за некия тяжчайшия беззакония на долгое время запрещено от свя¬того причастия, и то было врачество церковное, дабы знали грешницы тяжесть беззакония своего и Божия от них раздражения; а ныне понеже оное врачество раскольницы обратили себе в отраву и притворно на себе сказуют грехи безместные (т.е. придуманные), дабы тако отбитися от причастия святой евхаристии, имя безбожно хулимой, того ради церковь святая, всегда едину власть имущая издавати правила к ис¬правлению сынов своих, по разсуждению времен и нравов человеческих, прощает исповедующимся древний канон, яко в отраву от злоковарных человек на погибель их употребленный; кающагося же и исповедующаго грехи своя, какие бы ни были, к прича¬стию святых тайн припускает безотложно” («Отношение русской церковной власти к расколу», Синайского, стр. 233).
В этом диком указе синод повелевает от имени церкви причащать таких лиц, о которых он знает, что это - “раскольники”, “безбожные хулители святой евхаристии”, принимающие всякие средства, чтобы “отбиться” от ненужного и противного им причаще¬ния. Могло ли таким людям быть причастие во отпу¬щение грехов, во спасение? Ясно, что синод в своей борьбе с “расколом” пускал в ход причастие как ка¬кую отраву, которой возможно причинить вред своему врагу, сделать его негодным и скверным. Средством осквернения признавал синод таинство евхаристии. Вот чем для него было великое таинство Христа.
В новом указе от 14 октября 1723 г. синод при¬знал, что лица, придумывающие на себя грехи, совер¬шают этим новый грех, который не отпускается на исповеди, и тем не менее снова приказал причащать их. “Подозрительных в расколе людей, - говорит синод, тяжкими от святого причастия грехами уда¬ляющихся, - отцем их духовным увещевать, чтобы они напрасно и ложно таких себе тяжких грехов не притворяли, ибо как за утаение грехов, так и за ложные на себе клеветы равное БЫВАЕТ ГРЕХОВ НЕОТПУЩЕНИЕ, а о причащении их чинить, как объявленный в оной выписке 1722 года февраля 28 числа состоявшийся, указ повелевает” (там же, стр. 233).
В “Истории Выговской пустыни” Филиппова и в “Истории раскола” проф. Смирнова передаются воз¬мутительные случаи насильственного причащения старообрядцев: им вставляли в рот особый, вероятно, синодом изобретенный инструмент, называемый “кляпом”, и при помощи его вливали в горло причас¬тие, заставляя старообрядцев непременно его прогло¬тить. “Овии же, - повествуется в “Истории Выговс¬кой пустыни”, - от такого мучительства и не хотяще, но нуждею приводимы причащахуся, а иным си¬лою причастие и антидор кляпы в уста покладающе вливаху, инии же аще и приимаху, но в устах удерживаху не проглотивше и вышедше из церкви пометающе из уст плеваху на землю” («История Выговской пустыни», Ивана Филиппова, стр. 25 и 37). Можете себе представить, какие страшные драмы происходили около такого “таинства”. Такой взгляд на причастие, как на средство опозорения инакомыслящих людей, синод перенял у древних еретиков. Св. Феодор Сту¬дит свидетельствует, что в его время насильственное причащение практиковали иконоборцы. Он предуп¬реждал православных христиан избегать еретическо¬го причастия, потому что, говорил святой отец, “хотя бы кто предлагал даже все богатства мира, и между тем имел общение с ересью, он не друг Божий, а враг. И что я говорю о приобщении? Кто имеет общение с еретиками и в пище, и в питии, и в дружбе, тот вино¬вен. Это слова Златоуста и всех святых. Как же невольное, а не добровольное дело того, кто кажется православным и, между тем, имеет общение с ересью. Невольное дело бывает тогда, когда кто-нибудь, на¬сильно раскрыв рот православному, вольет ере¬тическое причастие, что делали древние еретики и делают, как я узнал, нынешние христоборцы” (Творения св. Феодора Студита, ч. 2, стр. 97-98). Таким же способом причащали православ¬ных и еретики ариане, вставляя в рот клинья (см. в «Летописи» Барония, лето 351. число 7). На¬сильно вливали в уста мученикам и язычники идоложертвенное (в Четии-Минеи, 16 апреля, житие свв. мучениц: Агапии, Хионии и Ирины).»
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ