Петроград, сентябрь 1917
Пишет Николай Пунин (1888-1953), историк и искусствовед, неофициальный муж Анны Ахматовой, всю жизнь после 17-го преследовавшийся и погибший под конец в ГУЛАГе.
Николай Пунин, Петроград, Литейный пр-т, 53, Фонтанный дом.
Хорошо описано. Но всё это еще «буржуазная республика», всё это ничто по сравнению с тем, что наступит… вот уже скоро... через полтора месяца.
Вот он, революционный город в годину бедствий - голодный, развратный, испуганный, выползший, могучий и нелепый. Некоторые (Федор Сологуб) утверждают, что теперь он странно напоминает Париж. Когда идешь, толкаясь между всеми этими буржуа, распоясанными солдатами в желтых полуботинках, бесчисленными торговцами, уставившими лотки на самых панелях, проститутками и маклерами, между всеми этими друг друга обгоняющими и праздношатающимися людьми, мимо «хвостов» у табачных, мясных, хлебных, мимо афиш, наклеенных поверх афиш, идешь, оглушенный гудками автомобилей и грохотом грузовиков, все дальше, вперед со своей идеей и со своей волей - чувствуешь тогда, как невидимо везде, вытягиваясь и сокращаясь, ползет сплетня.
Сплетня о Швеции, о Керенском, о Чернове, о «собачьих депутатах», о Германии, о Риге, об армии, ах, обо всем, что только может прийти на язык в настоящее время толпе. Сплетничают, спекулируют и подхихикивают. Нет класса и нет звания, которое мешало бы заниматься спекуляцией: видишь поручиков, нашептывающих захудалому жиду свои предложения и свои цены, видишь дам в меховых пелеринах, записывающих в карманные книжки под диктовку какого-то нестерпимого жулика цифры и адреса; мальчики услужливо трутся около кучек у входа в кафе, франты вытягивают шеи вдоль улицы; тут же проститутки хохочут и тащат за рукава мужчин, и мужчины изящным жестом за подбородок успокаивают их «апети», удовлетворяя свой и возбуждая себя, - вот он, революционный Невский; столица великого народа в годину бедствий.
///
web counter
Николай Пунин, Петроград, Литейный пр-т, 53, Фонтанный дом.
Хорошо описано. Но всё это еще «буржуазная республика», всё это ничто по сравнению с тем, что наступит… вот уже скоро... через полтора месяца.
Вот он, революционный город в годину бедствий - голодный, развратный, испуганный, выползший, могучий и нелепый. Некоторые (Федор Сологуб) утверждают, что теперь он странно напоминает Париж. Когда идешь, толкаясь между всеми этими буржуа, распоясанными солдатами в желтых полуботинках, бесчисленными торговцами, уставившими лотки на самых панелях, проститутками и маклерами, между всеми этими друг друга обгоняющими и праздношатающимися людьми, мимо «хвостов» у табачных, мясных, хлебных, мимо афиш, наклеенных поверх афиш, идешь, оглушенный гудками автомобилей и грохотом грузовиков, все дальше, вперед со своей идеей и со своей волей - чувствуешь тогда, как невидимо везде, вытягиваясь и сокращаясь, ползет сплетня.
Сплетня о Швеции, о Керенском, о Чернове, о «собачьих депутатах», о Германии, о Риге, об армии, ах, обо всем, что только может прийти на язык в настоящее время толпе. Сплетничают, спекулируют и подхихикивают. Нет класса и нет звания, которое мешало бы заниматься спекуляцией: видишь поручиков, нашептывающих захудалому жиду свои предложения и свои цены, видишь дам в меховых пелеринах, записывающих в карманные книжки под диктовку какого-то нестерпимого жулика цифры и адреса; мальчики услужливо трутся около кучек у входа в кафе, франты вытягивают шеи вдоль улицы; тут же проститутки хохочут и тащат за рукава мужчин, и мужчины изящным жестом за подбородок успокаивают их «апети», удовлетворяя свой и возбуждая себя, - вот он, революционный Невский; столица великого народа в годину бедствий.
///
web counter