Это цитата из книги Маргариты Спаньоло Лобб «Новые формы в гештальт-терапии». Приведенная выдержка - часть статьи «Сексуальность и любовь в терапевтическом сеттинге. От смерти Эдипа к появлению ситуационного поля».
Для меня это продолжение темы ассимиляции гештальтом инструментов психоанализа.
Собственно, тогда как Жан-Мари Робин обращает наш взгляд вглубь поля взаимодействия и призывает к большей внимательности и строгости в отношении понимания феноменов предъявляемых клиентом, Маргарита Спаньоло Лобб предлагает использовать в контексте современного гештальт-подхода часть психоаналитических инструментов.
*() - так я обозначил в тексте свои пояснения.
Милости прошу.
«Любовь клиента.
Нельзя ставить под сомнение любовь клиента: это некоторая форма непреложной данности, преданности, присутствующая в различных терапевтических ситуациях. Клиент дает терапевту доступ к своей интимной истории, с интенциональностью на будущий контакт, что подразумевает завершение открытых «гештальтов» с другим человеком: форму целостного самоудовлетворения с другим. То есть, можно говорить об «институциональном аспекте» «любви» клиента: просто потому что человек является клиентом и отдает себя «в руки» терапевта, что приводит к возникновению потенциальной «любовной» привязанности. Вверение (или нет) себя в терапевтические отношения - а в последствии отказ или отвержение чувства любви и привязанности - могут быть использованы терапевтом как диагностический инструмент: *(это указывает на) чрезмерное доверие или недоверие *(в отношении среды). Это, безусловно, дает терапевту ключ дает терапевту ключ к прочтению привычных паттернов в отношениях клиента. Целью терапевтических отношений является нахождение терапевтом и клиентом способа «бытия», способа оставаться на границе контакта, что задействует упоминаемую нами вначале непреложную данность и, в то же время, сохраняет независимость обоих: встреча между Я и Ты. Из-за интимности контакта с одной стороны и раздельности двух людей с другой стороны, клиент сохраняет свою идентичность и не вовлекается в любовные отношения.
Таким образом, наш гештальт-терапевтический подход не особо отличается от иных психотерапевтических моделей. Единственное, что выделяет нас - это концепт раскрытия self на границе контакта. То есть, каждое испытываемое клиентом к терапевту чувство является не только повторением, переносом, проекцией на терапевта, как на экран, уже испытанных ранее эмоций в предыдущих отношениях, но особой соответствующе выстроенной реакцией для этого терапевта, внутри системы паттернов и отношений, которые клиент хочет изменить.
Предположим, клиент, обладающий привычной избыточной преданностью (которую мы можем идентифицировать, например, с истерическим паттерном отношений) в курсе психотерапии терапии позволяет возникнуть спонтанному критицизму, деконструкции частей среды. Клиент чувствует, какой способ критики терапевтической ситуации может быть принят данным конкретным терапевтом. Например, клиент обладает способностью быть «хорошим клиентом» (типичный паттерн истерических отношений) и будет цепляться к ранее сказанному терапевтом, чтобы избежать возможной злости со стороны терапевта *(в настоящем). Для клиента возникает возможность изменить неудовлетворяющий поведенческий паттерн именно из способности к творческому приспособлению к текущей ситуации с данным терапевтом. Непосредственно из-за того, что новые это отношения, терапевтическая ситуация вызывает гибкое приспособление к новизне: терапия обращается к настоящим (и будущим) отношениям, а не к прошлым.
Любовь в терапии, как явление на границе контакта.
Концепт спонтанности возвращает нас к существованию другого типа «любви», любви, которая возникает в одних ситуациях и не возникает в других, и которая может подразумевать физическое влечение, то есть сексуальные чувства. Особая природа терапевтической ситуации может вызывать сильное желание абсолютной интимности, основанное одновременно на прошлом и настоящем, у обоих - у клиента и терапевта. Я придерживаюсь взгляда, что гештальт-терапия с ее герменевтикой в связи с границей контакта может предложить иную перспективу для мира психотерапии.
Для нас, восприятие, (а, следовательно, еще и эмоция) клиента или терапевта является процессом, возникающим не «внутри» индивида, а как совместное создание *( как продукт совместного творчества) в пространстве «между», где их переживания могут стать осознанными. Влечение, которое может чувствоваться терапевтом и/или клиентом, как и любое другое чувство, имеет какое-то значение для паттерна отношений запускаемого самим клиентом. Например, терапевт, влекомый к конкретному клиенту, может обнаружить, что данный клиент, так сказать, «привык» к родительской любви *(в его привычном опыте есть устойчивые отношения любви, организованные однако недостаточно удовлетворительным образом). Фактически, тем самым клиент «формирует» терапевтическую ситуацию, предлагая терапевту - который должен сенситивно откликнуться - ключ доступа к интимному переживанию, и терапевт создает условия для насыщения интенциональностей контакта, остающегося незавершенным. Влечение, ощущаемое осознающим терапевтом (при присутствии со всеми своими чувствами на границе контакта), является сенситивным, специфическим ответом на ситуационное поле, созданное конкретным клиентом.
Давайте рассмотрим пример. Терапевт пришел ко мне на супервизию, так как чувствовал влечение к молодой, хорошей, интеллигентной клиентке. Я спросила его: «Что тебя привлекает?» - он ответил, - «Ее стиль быть хорошей девочкой», «это похоже на то, как если бы она хотела сделать меня счастливым, заботилась обо мне. Она расслабляет меня». Очевидно, мы все понимаем, что в данном случае нарциссизм терапевта действует заодно с клиентской открытостью навстречу и восхищением реальным или воображаемым отцом. Но эти два аспекта могут быть «фоном» ситуации, где «фигура» - насыщение данного типа контакта, отвечающая на «остановленную» интенциональность со стороны девушки.
Суть в том, что прошлая «любовь» может переживаться клиентом в новой ситуации. Сложная задача для терапевта заключается в обеспечении более ясной и смелой формы «любви» таким образом, чтобы разместить позитивность этой «любви» в не-манипулятивном контексте, и вызвать у клиента переживание спонтанности на фоне ясных отношений. Тогда я спросила терапевта: «Представь себе, если ты открыто скажешь клиентке, то, что ты сейчас сказал мне. Что произойдет?». Он ответил: «Я не знаю. Странно, но я думаю, все ощущаемое мной напряжение пройдет. Возможно, она скажет мне, что всегда хотела услышать подобное от своего отца. Еще я думаю, тогда мое сексуальное влечение спадет, я пойму, что энергия влечения в действительности определяется непроговоренностью этих вещей. И, возможно, клиентка в результате поймет, что она была увидена мной в своей любви ко мне, и ее восхищение достигнет своего объекта. Может быть она станет даже более независимой от меня». Терапевт быстро уловил интенциональность контакта, которая до сих пор оставалась незавершенной и, выразив ясно, что его влечет, он дает клиентке шанс завершить гештальт здесь и сейчас, в новой реальной ситуации. Влечение терапевта к клиенту - как тут отца к дочери - эмоция вне контекста, но тот факт, что это явление возникает, может быть отреагирован упорядочивающим self способом.
Влечение клиентки к терапевту можно понять точно также: целительным фактором будет не положительный ответ терапевта на влечение (что наоборот дезориентирует ее), а тот факт, что клиентка чувствует увиденной и оцененной терапевтом в ее интенциональности контакта. Только это может восстановить спонтанность «любви» клиентки. Например, клиентка рассказывает о приснившемся сне, где занимается любовью с терапевтом. Терапевт слушает, что она ему говорит и как, а затем произносит: «Я поражен усилием, предпринятым тобою для преодоления стеснения и смущения. Я ценю твое доверие ко мне и смелость, с какой ты выходишь в отношения со мной». Данный ответ дает клиентке чувство, что ее увидели в интенциональности контакта, а не только в чувстве влечения, которое таким образом *(не отвечая непосредственно на влечение) ограничил терапевт в контексте терапии: клиентка обладает правом выразить наиболее разрушающие эмоции без того, чтобы изменить терапевтический сеттинг, выбранный ею самой.
С точки зрения переноса *(в психоанализе) терапевтическая ситуация искусственна и служит для анализа внешней реальности, делая бессознательное осознаваемым. В гештальте мы считаем терапевтическую ситуацию реальной, где в поиске новых решений насыщаются привычные паттерны отношений.»