Сумка у входа
Я много думаю о насилии над детьми.
И, кроме всего прочего, сформулировала для себя, что любое насилие - физическое, сексуальное, эмоциональное, психологическое - порождает страх, который блокирует на годы, а кому не повезет, и на всю жизнь, все то, чем обычно живут люди. И это не художественный образ и не обобщенное философствование. Это факт.
Не значит, что человек не живет, почему же - живет, и очень часто процветает, опять же, как кому повезет. Но он живет вот как жили при НКВД люди: жили, детей рожали, на работу ходили, но всегда помнили, что есть черный воронок, и кто знает, по ком ночью зазвонит черный колокол, и кого сорвут с постели и повезут умирать. Никто точно знать не мог, и боялись. Даже сильные, как Жуков, даже успешные, как Ростропович, а сумку у входа с первыми необходимыми вещами на всякий случай держали. И держали ее там годами и целыми жизнями. Иногда даже умирали, а сумка оставалась стоять - уже для детей.
Вот так и страх, рожденный в детстве насилием, он стоит у входа. Ходишь на работу, красишь губы, заливаешь бензин в бак, волосы расчесываешь, собаку выгуливаешь, а страх у порога.
Я как-то у Ахматовой прочитала: "Достоевкий знал много, но не все. Он думал, можно убить человека, и стать Раскольниковым. Но мы-то знаем, что можно утром убить 50, 100, 100 000 человек, а вечером спокойно пойти в театр" (не дословно воспроизвожу).
Так это ж про насилие, точнее, про взрослого-насильника. Можно вечером избить ребенка ремнем, залезть в трусы к дочери, обозвать подростка тупым или жирным, насмеяться над ним, а утром в хорошем костюме при параде пойти на работу - смотрите, хороший человек идет! А нихрена. Идет насильник, и у него на пороге стоит его сумка с его страхом.
Даже обобщать не буду: конкретно во мне живет и раб, и насильник. Раб пресмыкается перед сильнейшим, а насильник утверждается над слабейшим.
Но ведь у каждого раба всегда найдется тот, кто "рабее", а у палача, кто "палачее". Вот и выходит, что раб-насильник всего лишь часть одного целого - покалеченного насилием человека, который вечно живет в страхе. И с разными людьми находит разный способ существовать: у кого-то ноги лизать, а об кого-то те же самые ноги вытирать.
Потому что любое насилие порождает рабов и палачей, а в основе всего - страх.
Страх перед упакованной на всякий случай сумкой у дверей: можно сколько угодно делать вид, что ее нет. Можно даже жизнь прожить, и не воспользоваться ею, но она там.
И, кроме всего прочего, сформулировала для себя, что любое насилие - физическое, сексуальное, эмоциональное, психологическое - порождает страх, который блокирует на годы, а кому не повезет, и на всю жизнь, все то, чем обычно живут люди. И это не художественный образ и не обобщенное философствование. Это факт.
Не значит, что человек не живет, почему же - живет, и очень часто процветает, опять же, как кому повезет. Но он живет вот как жили при НКВД люди: жили, детей рожали, на работу ходили, но всегда помнили, что есть черный воронок, и кто знает, по ком ночью зазвонит черный колокол, и кого сорвут с постели и повезут умирать. Никто точно знать не мог, и боялись. Даже сильные, как Жуков, даже успешные, как Ростропович, а сумку у входа с первыми необходимыми вещами на всякий случай держали. И держали ее там годами и целыми жизнями. Иногда даже умирали, а сумка оставалась стоять - уже для детей.
Вот так и страх, рожденный в детстве насилием, он стоит у входа. Ходишь на работу, красишь губы, заливаешь бензин в бак, волосы расчесываешь, собаку выгуливаешь, а страх у порога.
Я как-то у Ахматовой прочитала: "Достоевкий знал много, но не все. Он думал, можно убить человека, и стать Раскольниковым. Но мы-то знаем, что можно утром убить 50, 100, 100 000 человек, а вечером спокойно пойти в театр" (не дословно воспроизвожу).
Так это ж про насилие, точнее, про взрослого-насильника. Можно вечером избить ребенка ремнем, залезть в трусы к дочери, обозвать подростка тупым или жирным, насмеяться над ним, а утром в хорошем костюме при параде пойти на работу - смотрите, хороший человек идет! А нихрена. Идет насильник, и у него на пороге стоит его сумка с его страхом.
Даже обобщать не буду: конкретно во мне живет и раб, и насильник. Раб пресмыкается перед сильнейшим, а насильник утверждается над слабейшим.
Но ведь у каждого раба всегда найдется тот, кто "рабее", а у палача, кто "палачее". Вот и выходит, что раб-насильник всего лишь часть одного целого - покалеченного насилием человека, который вечно живет в страхе. И с разными людьми находит разный способ существовать: у кого-то ноги лизать, а об кого-то те же самые ноги вытирать.
Потому что любое насилие порождает рабов и палачей, а в основе всего - страх.
Страх перед упакованной на всякий случай сумкой у дверей: можно сколько угодно делать вид, что ее нет. Можно даже жизнь прожить, и не воспользоваться ею, но она там.