День отца
С недавних пор, сегодня, в третье воскресение октября, отмечают День Отца.
Что ж, пусть и этот праздник приживётся в России. Чем чаще мы вспоминаем родителей, тем лучше для нас.
Мой отец - Николай Семёнович Прилепин - прожил 47 лет, я старше его на год, но на какие бы его фотографии я не смотрел, я всегда кажусь себе моложе его, меньше его.
Отец обладал высоким ростом (особенно по тем временам: он родился в 1946 году) - под два метра. Он рисовал, лепил из глины, писал стихи, играл на шестиструнной и семиструнной гитаре, на баяне, на аккордеоне - причем профессионально, мог в одиночку построить дом, запрячь лошадь, вспахать поле.
Вся порода Прилепиных казалась мне несколько, что ли, странной, необычной, даже таинственной. По другой линии у меня были в роду рязанские крестьяне Нисифоровы, и на фоне Прилепиных выглядели Нисифоровы совсем иначе. Как крестьяне они и выглядели.
А Прилепины высоко несли головы, и вид имели для верховьев Дона, откуда происходили (сейчас это Липецкая область) - весьма своеобразный. Рукастые, головастые, плечистые - словом, порода.
И только недавно я узнал, что Прилепины (равно как и Востриковы - род моей бабушки по отцовской линии) - с XVII века жили на одном месте, в моем родовом селе Каликино на притоке Дона, и принадлежали и Прилепины, и Востриковы к сословию однодворцев.
Однодворцы никогда не были крепостными.
К 1917 году мой прадед Захар Петрович Прилепин - владел мельницей, гонял свои баржи по Дону, и жил в двух крепчайших кирпичных домах (построенных в 1914 году) с железными крышами, имея лучших в селе лошадей, ну и работников тоже.
После революции он всё продал и против советской власти не выступал.
И мой дед, Семен Захарович, и мой отец, Николай Семёнович - были членами партии.
Мне однако никто и никогда так и не рассказывал ни разу про однодворческое наше прошлое: память эту запечатали наглухо.
Теперь я читаю про однодворцев у Тургенева и Лескова - где действие очень часто происходят поблизости от тех мест, где, подумать только, 400 лет на одном месте жили и Прилепины, и Востриковы.
400 лет назад сословие однодворцев занималось в случае войны - ратным делом, а в остальное время - вели они крестьянское хозяйство.
После 1861 года, читаю я и у Тургенева, и у Лескова, помещики (не слишком привыкшие к рационально выстроенному хозяйству и конкуренции) начали разоряться, а однодворцы, напротив, резко богатеть, скупая у помещиков всё, что можно было скупить.
Таковы были и мои предки. Они крепко стояли на земле. Они умели работать. Они имели хватку.
Я пытаюсь различить их тени и голоса, оглядываясь назад.
Мечта моя - создать первый в России музей однодворцев: ибо память о них почти утеряна. А то всё дворяне да дворяне…
Отец мой был и остается для меня самым удивительным и непостижимым человеком. Он умер более 30 лет назад, но я до сих пор скучаю по нему и люблю его так, словно всё это случилось позавчера.
Получая награды или очередные воинские звания, или в дни, когда у меня выходит новая книжка - я всякий раз мысленно кошусь на отца: увидел ли он, заметил ли он.
Это всё тебе, папа. Это всё нашей земле. Это всё нашему роду.
Помню, однажды мы дотемна косили с отцом - он больше косил, я больше сгребал. Наступила ночь. Отец развел костёр. Мы сидели вдвоём у костра. За мной приехал дед на мотоцикле. Я уселся в люльку, а отец говорит: езжайте, я тут переночую, и утром приду.
Вокруг был лес и темь. И было очень звездное небо еще.
Помню, я уезжаю, а он стоит у костра и курит, с одной стороны освещенный, а с другой во тьме.
Так о чем ты думал тогда, папа мой?
Что ж, пусть и этот праздник приживётся в России. Чем чаще мы вспоминаем родителей, тем лучше для нас.
Мой отец - Николай Семёнович Прилепин - прожил 47 лет, я старше его на год, но на какие бы его фотографии я не смотрел, я всегда кажусь себе моложе его, меньше его.
Отец обладал высоким ростом (особенно по тем временам: он родился в 1946 году) - под два метра. Он рисовал, лепил из глины, писал стихи, играл на шестиструнной и семиструнной гитаре, на баяне, на аккордеоне - причем профессионально, мог в одиночку построить дом, запрячь лошадь, вспахать поле.
Вся порода Прилепиных казалась мне несколько, что ли, странной, необычной, даже таинственной. По другой линии у меня были в роду рязанские крестьяне Нисифоровы, и на фоне Прилепиных выглядели Нисифоровы совсем иначе. Как крестьяне они и выглядели.
А Прилепины высоко несли головы, и вид имели для верховьев Дона, откуда происходили (сейчас это Липецкая область) - весьма своеобразный. Рукастые, головастые, плечистые - словом, порода.
И только недавно я узнал, что Прилепины (равно как и Востриковы - род моей бабушки по отцовской линии) - с XVII века жили на одном месте, в моем родовом селе Каликино на притоке Дона, и принадлежали и Прилепины, и Востриковы к сословию однодворцев.
Однодворцы никогда не были крепостными.
К 1917 году мой прадед Захар Петрович Прилепин - владел мельницей, гонял свои баржи по Дону, и жил в двух крепчайших кирпичных домах (построенных в 1914 году) с железными крышами, имея лучших в селе лошадей, ну и работников тоже.
После революции он всё продал и против советской власти не выступал.
И мой дед, Семен Захарович, и мой отец, Николай Семёнович - были членами партии.
Мне однако никто и никогда так и не рассказывал ни разу про однодворческое наше прошлое: память эту запечатали наглухо.
Теперь я читаю про однодворцев у Тургенева и Лескова - где действие очень часто происходят поблизости от тех мест, где, подумать только, 400 лет на одном месте жили и Прилепины, и Востриковы.
400 лет назад сословие однодворцев занималось в случае войны - ратным делом, а в остальное время - вели они крестьянское хозяйство.
После 1861 года, читаю я и у Тургенева, и у Лескова, помещики (не слишком привыкшие к рационально выстроенному хозяйству и конкуренции) начали разоряться, а однодворцы, напротив, резко богатеть, скупая у помещиков всё, что можно было скупить.
Таковы были и мои предки. Они крепко стояли на земле. Они умели работать. Они имели хватку.
Я пытаюсь различить их тени и голоса, оглядываясь назад.
Мечта моя - создать первый в России музей однодворцев: ибо память о них почти утеряна. А то всё дворяне да дворяне…
Отец мой был и остается для меня самым удивительным и непостижимым человеком. Он умер более 30 лет назад, но я до сих пор скучаю по нему и люблю его так, словно всё это случилось позавчера.
Получая награды или очередные воинские звания, или в дни, когда у меня выходит новая книжка - я всякий раз мысленно кошусь на отца: увидел ли он, заметил ли он.
Это всё тебе, папа. Это всё нашей земле. Это всё нашему роду.
Помню, однажды мы дотемна косили с отцом - он больше косил, я больше сгребал. Наступила ночь. Отец развел костёр. Мы сидели вдвоём у костра. За мной приехал дед на мотоцикле. Я уселся в люльку, а отец говорит: езжайте, я тут переночую, и утром приду.
Вокруг был лес и темь. И было очень звездное небо еще.
Помню, я уезжаю, а он стоит у костра и курит, с одной стороны освещенный, а с другой во тьме.
Так о чем ты думал тогда, папа мой?