Волошинский конкурс: Оксана Савченко "День Рождения по скайпу"
Действующие лица: Зина (40 лет) - художница;
Ольга (30 лет) - сестра Зины;
Эрик (45 лет) - муж Ольги;
Ваня (5 лет) и Ульрих (7 лет) - дети Ольги и Эрика
Зина сидит за столом, приставленным к глухой стене, курит, пьет шампанское и общается по компьютеру с Ольгой по скайпу. На заднике сцены натянут экран («монитор» ее компа), на котором два детских рта в шоколаде вопят стих.
ВАНЯ И УЛЬРИХ: wir haben Hunger, Hunger, Hunger
haben Durst! (Мы голодные, голодные, голодные. Мы хотим есть!)
ОЛЬГА (по-немецки): Ульрих! Ваня! Эрик, займись, ради бога, детьми!
(На экране - мужские руки оттаскивают детей. Ольга и ее семья появляются только на экране. Ольга все время пьет бренди).
ОЛЬГА (Зине): Иншульдеген. Тьфу ты, извини! Короче… Так о чем это я?
ЗИНА: Едешь после работы, типа.
ОЛЬГА: Едешь, сильно сказано! Тащусь, как подстреленный лось, на пятидесяти, потому как гололед. И тут, прикинь, впереди меня тачка сбивает ворону. Что это ворона, я потом увидела, а вначале показалось, какая-то клякса отлетела. Я торможу. Лежит, она, бедняга, на обочине. И клюв весь в кровищи.
ЗИНА: Не каркала?
ОЛЬГА: Не. Тихо лежала. Такая красивая: черная, аж синяя. Мне ее так жалко стало. Подошла я, в пледик завернула и повезла домой.
ЗИНА: Ты ж у нас сердобольная - вечно в детстве животных домой таскала.
(Зина перещелкивает изображение сестры на поисковик (это отражается на экране). Набирает: «дохлые вороны». Под следующую реплику Ольги просматривает фотографии с мертвыми птицами).
ОЛЬГА: В общем, да… Короче, приношу я ворону домой. Она, как потом выяснилось, вороном оказалась. Мои все в шоке. Мальчишки молока ей принесли, хлеба. Она, то есть, он, не жрет ни фига, а токо срет. От шока, наверное. Эрик в панике: «Тащи, - говорит, - в больницу, она сейчас подохнет - у детей стресс будет». Приношу. Выходит штрих - вылитый Джек Николсон в молодости. Васт ист лос?! - спрашивает. Я ему ворону, то есть, ворона под нос тычу. У него аж профиль перекосился: «Какие жестокие люди!». И побежал ей рентген делать.
(Звонок в дверь Зины. Зина перещелкивает изображения птиц на Ольгу).
ЗИНА: Принесло кого-то. Обожди.
(Зина уходит. Ольга пытается утихомирить беснующихся детей)
ОЛЬГА(по-немецки): Ульрих, прекрати лупить Ваню!.. Дайте матери поговорить! У вашей тети День Рождения!
ЭРИК(по-немецки): Вечно после беседы с ней у тебя начинается невроз.
ОЛЬГА: Она моя сестра!
(Зина возвращается.) ЗИНА: Ку-ку!
ОЛЬГА: Кто приходил? Новый поклонник?
ЗИНА: Шас! Педрилы какие-то за очередного хуя сухой паек предлагали.
ОЛЬГА: А ты чё?
ЗИНА: Ничё. Отказалась.
ОЛЬГА: Взяла бы. У тебя ж вечно бабла нет. Там, может, гречка.
ЗИНА: Художники за гречку не продаются!
ОЛЬГА: Взяла бы папе!
ЗИНА: У папы еще целый мешок с 90-х остался.
ОЛЬГА: Господи, бедный папа. Как он?
ЗИНА: Как обычно. Варит мочу и пишет роман «Период полураспада». Требует найти издателя.
ОЛЬГА: Ничего не меняется.
ЗИНА: Ага… Так что там Николсон, подлечил животное?
ОЛЬГА: Там такой цирк был! Николсон поволок его в реанимацию, вызвал хирурга. Вышел с реальными слезами на глазах. Дескать, птиц не сможет быть полноценным членом общества - сложный перелом лучевой кости. Нужна операция, а ему почти триста лет - фиг восстановишься в такие-то годы! Посему, если я не собираюсь забирать ворона домой, то его, после интенсивной терапии, направят в зоопарк. Я, честно говоря, припухла от такой заботы!
ЗИНА: Я б тоже припухла… Выпьем, чтоб у этого ворона все было клёво!
ОЛЬГА: Давай! Мне, кстати, Николсон еще сто евро пообещал. У немчур тут закон действует, по которому награждают за спасение животных.
ЗИНА: Прикольно! Мне бы так. Я б разжилась. У меня позавчера под дверью котейка жил. Полночи. Соседка под магазином нашла в пакете. Там их двое было. Один дохлый, а этот выкарабкался.
ОЛЬГА: Ужас! И что с ним сейчас?
ЗИНА: Хер знает! Полночи под дверью орал, а потом затих. Я утром выхожу, молока дать. Коробка пустая. И только мой коврик… обосцаный.
ОЛЬГА: Жестокая! Я б не выдержала, взяла котейку. Ты чего не взяла?
ЗИНА: На кой он мне?! У нас денег за тварей не дают… Только гречку.
(Зина чокается бутылкой с монитором.)
ЗИНА: За меня! (поет) Ой ты, ворон, что ж ты вьешься над моею голово-о-о-ой? Ой! (резко обрывает песню) Ну и житуха! Контраст стран, блядь! У нас в метро цыганки с младенчиками, димедролом накачанными, попрошайничают, и всем хоть бы хны, а у вас там, бля, воронам - рентгены делают!
ОЛЬГА (икает): А зачем младенчикам димедрол-то?
ЗИНА: Чтоб не плакали и спали!
ОЛЬГА: Ты откуда знаешь?!
ЗИНА: Интересовалась. Я, пока мастерскую не отобрали, ходила тут мимо одной сучки на Лукьяновке и думала, чего это у нее ребенок всегда спит? ОЛЬГА: Я тебе говорила, из этой страны надо валить!
ЗИНА: Ага! И бросить маму?! Потом, это ж твой крендель вначале выставку в Дюссельдорфе обещал, а потом в отказ ушел!
ОЛЬГА: Потому что не надо было напиваться и орать, что он фашист и его дед нашего деда в Бабьем Яру живьем закопал!
ЗИНА: Так он и есть фашист! Точнее его предок. То есть, потомок!
(орет в скайп) Эрик, фриц! Давай, бухнем на брудершафт!
ОЛЬГА: Не надрывай глотку, он тебя все равно не слышит!..
ЗИНА: Ну Яр, ладно - сын за отца тра-та-та-та… Но маму не прощу! Это нормально, что он нашу маму хотел в богадельню сдать?! Она нам жопы подтирала, а мы ее в богадельню - давай, мама, подыхай, как котейка в пакете!
ОЛЬГА: Какая же ты дура! Какие же вы все придурки там, а! Он ее собирался положить в хороший хоспис! Туда болт попадешь с улицы! Бегал, договаривался. А ты истерить начала!.. В хосписе человеку обеспечивается нормальный уход… к ним священники приходят… психологи.
ЗИНА (ржет): Ой, я не могу! А что там психологи-то делают?! Предлагают изменить свое отношение к обстоятельствам? Вам ампутировали, ноги и руки, у вас провалился нос и выпали зубы, оставшиеся три дня жизни вы будете мочиться в памперсы и хавать через трубку, вставленную в бок! Но все на самом деле заебись! - Вы просто взгляните иначе на эти обстоятельства! Так что ли?! Этого ты хотела для нашей мамы?!
(Зина переключает изображение Ольги на изображение мертвой вороны. Ворона начинает открывать и закрывать рот и говорить Олиным голосом).
ОЛЬГА: Ты передергиваешь! Ты не представляешь, в какой я депрессии! Год к психоаналитику хожу. Сто евро сеанс! Антидепрессанты ем… Помнишь, как наша мама в больничном коридоре загибалась? Мы еще взятку давали, чтобы ее на нормальную, а не панцирную кровать переложили… А тут ворону - рентген… Скотство, скотство…
(Зина переключает комп на пьяную и почти плачущую Ольгу)
ЗИНА(ровно): Ты ж только неделю к ней ходила, ты ворон спасаешь за деньги.
ОЛЬГА: Зина!
ЗИНА: Что Зина?! Ты ж не сидела с ней год. Не мыла. Памперсы не меняла. Не слушала, как она орет от боли. Не видела, как в маразм от таблеток впадает.
ОЛЬГА: Я же тебе объясняла! Если бы я не вернулась вовремя на работу, меня бы уволили!.. Я на такую должность фиг бы еще устроилась ЗДЕСЬ!
ЗИНА: Ну да, санитар в доме престарелых - это писец, как круто!
ОЛЬГА: Ты не понимаешь…
(Ольга плачет. К ней подходит Эрик с нарезкой колбасы на блюде, тычет еду. Рыдающая Ольга бессильно машет рукой - не надо, мол, твоей колбасы.)
ЭРИК (Зине на ломаном русском): Ты тревожить нас двенадцать часов ночи! Ни одна немца так не делать! Дай спать, конец-концов!
ЗИНА (гневно): Когда вы нас в 41-м в четыре утра потревожили, мы тоже спали! Так что пошел в жопу!
Один из сыновей Ольги (орет): Ахтунг!
ОЛЬГА (взрывается по-русски): Эрик, мать твою! Да уложи ж ты их спать!
(Эрик как-то утихомиривает мальчишек. Пауза.)
ЗИНА: Я тебе не рассказывала… Она, знаешь… за три дня до смерти с кровати сама встала. И у нее челюсть вывалилась. На пол!.. Я хотела поднять. Мама меня остановила. Сама схватила, вставила и подмигнула, как Мерлин Монро…
(Ольга рыдает.)
ЗИНА: Не плачь… (заговорщицки) Видишь ли, она ко мне приходить стала… В кубики поиграть. Те, наши, старые, которые папа тебе на пять лет подарил. Говорит: «В детстве не наигралась, а теперь компенсирую».
ОЛЬГА (приходит в себя): Кто к тебе приходит?
ЗИНА: Мама. Она сейчас тоже тут. Смотри.
(Зина поворачивает камеру в глубь комнаты. Там никого нет, только за не зашторенными окнами мигает вывеска бара.)
ОЛЬГА: Никого там нет! Только как будто бликует что-то.
ЗИНА: Это вывеска. Какие-то поцы из общественного туалета бар сделали. Уже месяц… Я туда зашла раз. Стою. Пью коньяк. Вроде все кайфовенько так. Но одна мысль тупо портит мне вечер… Это ж сколько говна подо мной?! Даже добухать не смогла… Эй, санитар, ты еще там?..
(Оля спит, уронив голову на клавиатуру. Зина допивает шампанское из горла, неуверенно встает. Проходит мимо сидящей на полу пожилой женщины, складывающей деревянные кубики. Гладит ее по голове. Подходит к краю сцены. Освещается только голова и шея, тело в тени. Зина трогает рукой горло).
ЗИНА: Душно что-то…
Январь - 2011
Ольга (30 лет) - сестра Зины;
Эрик (45 лет) - муж Ольги;
Ваня (5 лет) и Ульрих (7 лет) - дети Ольги и Эрика
Зина сидит за столом, приставленным к глухой стене, курит, пьет шампанское и общается по компьютеру с Ольгой по скайпу. На заднике сцены натянут экран («монитор» ее компа), на котором два детских рта в шоколаде вопят стих.
ВАНЯ И УЛЬРИХ: wir haben Hunger, Hunger, Hunger
haben Durst! (Мы голодные, голодные, голодные. Мы хотим есть!)
ОЛЬГА (по-немецки): Ульрих! Ваня! Эрик, займись, ради бога, детьми!
(На экране - мужские руки оттаскивают детей. Ольга и ее семья появляются только на экране. Ольга все время пьет бренди).
ОЛЬГА (Зине): Иншульдеген. Тьфу ты, извини! Короче… Так о чем это я?
ЗИНА: Едешь после работы, типа.
ОЛЬГА: Едешь, сильно сказано! Тащусь, как подстреленный лось, на пятидесяти, потому как гололед. И тут, прикинь, впереди меня тачка сбивает ворону. Что это ворона, я потом увидела, а вначале показалось, какая-то клякса отлетела. Я торможу. Лежит, она, бедняга, на обочине. И клюв весь в кровищи.
ЗИНА: Не каркала?
ОЛЬГА: Не. Тихо лежала. Такая красивая: черная, аж синяя. Мне ее так жалко стало. Подошла я, в пледик завернула и повезла домой.
ЗИНА: Ты ж у нас сердобольная - вечно в детстве животных домой таскала.
(Зина перещелкивает изображение сестры на поисковик (это отражается на экране). Набирает: «дохлые вороны». Под следующую реплику Ольги просматривает фотографии с мертвыми птицами).
ОЛЬГА: В общем, да… Короче, приношу я ворону домой. Она, как потом выяснилось, вороном оказалась. Мои все в шоке. Мальчишки молока ей принесли, хлеба. Она, то есть, он, не жрет ни фига, а токо срет. От шока, наверное. Эрик в панике: «Тащи, - говорит, - в больницу, она сейчас подохнет - у детей стресс будет». Приношу. Выходит штрих - вылитый Джек Николсон в молодости. Васт ист лос?! - спрашивает. Я ему ворону, то есть, ворона под нос тычу. У него аж профиль перекосился: «Какие жестокие люди!». И побежал ей рентген делать.
(Звонок в дверь Зины. Зина перещелкивает изображения птиц на Ольгу).
ЗИНА: Принесло кого-то. Обожди.
(Зина уходит. Ольга пытается утихомирить беснующихся детей)
ОЛЬГА(по-немецки): Ульрих, прекрати лупить Ваню!.. Дайте матери поговорить! У вашей тети День Рождения!
ЭРИК(по-немецки): Вечно после беседы с ней у тебя начинается невроз.
ОЛЬГА: Она моя сестра!
(Зина возвращается.) ЗИНА: Ку-ку!
ОЛЬГА: Кто приходил? Новый поклонник?
ЗИНА: Шас! Педрилы какие-то за очередного хуя сухой паек предлагали.
ОЛЬГА: А ты чё?
ЗИНА: Ничё. Отказалась.
ОЛЬГА: Взяла бы. У тебя ж вечно бабла нет. Там, может, гречка.
ЗИНА: Художники за гречку не продаются!
ОЛЬГА: Взяла бы папе!
ЗИНА: У папы еще целый мешок с 90-х остался.
ОЛЬГА: Господи, бедный папа. Как он?
ЗИНА: Как обычно. Варит мочу и пишет роман «Период полураспада». Требует найти издателя.
ОЛЬГА: Ничего не меняется.
ЗИНА: Ага… Так что там Николсон, подлечил животное?
ОЛЬГА: Там такой цирк был! Николсон поволок его в реанимацию, вызвал хирурга. Вышел с реальными слезами на глазах. Дескать, птиц не сможет быть полноценным членом общества - сложный перелом лучевой кости. Нужна операция, а ему почти триста лет - фиг восстановишься в такие-то годы! Посему, если я не собираюсь забирать ворона домой, то его, после интенсивной терапии, направят в зоопарк. Я, честно говоря, припухла от такой заботы!
ЗИНА: Я б тоже припухла… Выпьем, чтоб у этого ворона все было клёво!
ОЛЬГА: Давай! Мне, кстати, Николсон еще сто евро пообещал. У немчур тут закон действует, по которому награждают за спасение животных.
ЗИНА: Прикольно! Мне бы так. Я б разжилась. У меня позавчера под дверью котейка жил. Полночи. Соседка под магазином нашла в пакете. Там их двое было. Один дохлый, а этот выкарабкался.
ОЛЬГА: Ужас! И что с ним сейчас?
ЗИНА: Хер знает! Полночи под дверью орал, а потом затих. Я утром выхожу, молока дать. Коробка пустая. И только мой коврик… обосцаный.
ОЛЬГА: Жестокая! Я б не выдержала, взяла котейку. Ты чего не взяла?
ЗИНА: На кой он мне?! У нас денег за тварей не дают… Только гречку.
(Зина чокается бутылкой с монитором.)
ЗИНА: За меня! (поет) Ой ты, ворон, что ж ты вьешься над моею голово-о-о-ой? Ой! (резко обрывает песню) Ну и житуха! Контраст стран, блядь! У нас в метро цыганки с младенчиками, димедролом накачанными, попрошайничают, и всем хоть бы хны, а у вас там, бля, воронам - рентгены делают!
ОЛЬГА (икает): А зачем младенчикам димедрол-то?
ЗИНА: Чтоб не плакали и спали!
ОЛЬГА: Ты откуда знаешь?!
ЗИНА: Интересовалась. Я, пока мастерскую не отобрали, ходила тут мимо одной сучки на Лукьяновке и думала, чего это у нее ребенок всегда спит? ОЛЬГА: Я тебе говорила, из этой страны надо валить!
ЗИНА: Ага! И бросить маму?! Потом, это ж твой крендель вначале выставку в Дюссельдорфе обещал, а потом в отказ ушел!
ОЛЬГА: Потому что не надо было напиваться и орать, что он фашист и его дед нашего деда в Бабьем Яру живьем закопал!
ЗИНА: Так он и есть фашист! Точнее его предок. То есть, потомок!
(орет в скайп) Эрик, фриц! Давай, бухнем на брудершафт!
ОЛЬГА: Не надрывай глотку, он тебя все равно не слышит!..
ЗИНА: Ну Яр, ладно - сын за отца тра-та-та-та… Но маму не прощу! Это нормально, что он нашу маму хотел в богадельню сдать?! Она нам жопы подтирала, а мы ее в богадельню - давай, мама, подыхай, как котейка в пакете!
ОЛЬГА: Какая же ты дура! Какие же вы все придурки там, а! Он ее собирался положить в хороший хоспис! Туда болт попадешь с улицы! Бегал, договаривался. А ты истерить начала!.. В хосписе человеку обеспечивается нормальный уход… к ним священники приходят… психологи.
ЗИНА (ржет): Ой, я не могу! А что там психологи-то делают?! Предлагают изменить свое отношение к обстоятельствам? Вам ампутировали, ноги и руки, у вас провалился нос и выпали зубы, оставшиеся три дня жизни вы будете мочиться в памперсы и хавать через трубку, вставленную в бок! Но все на самом деле заебись! - Вы просто взгляните иначе на эти обстоятельства! Так что ли?! Этого ты хотела для нашей мамы?!
(Зина переключает изображение Ольги на изображение мертвой вороны. Ворона начинает открывать и закрывать рот и говорить Олиным голосом).
ОЛЬГА: Ты передергиваешь! Ты не представляешь, в какой я депрессии! Год к психоаналитику хожу. Сто евро сеанс! Антидепрессанты ем… Помнишь, как наша мама в больничном коридоре загибалась? Мы еще взятку давали, чтобы ее на нормальную, а не панцирную кровать переложили… А тут ворону - рентген… Скотство, скотство…
(Зина переключает комп на пьяную и почти плачущую Ольгу)
ЗИНА(ровно): Ты ж только неделю к ней ходила, ты ворон спасаешь за деньги.
ОЛЬГА: Зина!
ЗИНА: Что Зина?! Ты ж не сидела с ней год. Не мыла. Памперсы не меняла. Не слушала, как она орет от боли. Не видела, как в маразм от таблеток впадает.
ОЛЬГА: Я же тебе объясняла! Если бы я не вернулась вовремя на работу, меня бы уволили!.. Я на такую должность фиг бы еще устроилась ЗДЕСЬ!
ЗИНА: Ну да, санитар в доме престарелых - это писец, как круто!
ОЛЬГА: Ты не понимаешь…
(Ольга плачет. К ней подходит Эрик с нарезкой колбасы на блюде, тычет еду. Рыдающая Ольга бессильно машет рукой - не надо, мол, твоей колбасы.)
ЭРИК (Зине на ломаном русском): Ты тревожить нас двенадцать часов ночи! Ни одна немца так не делать! Дай спать, конец-концов!
ЗИНА (гневно): Когда вы нас в 41-м в четыре утра потревожили, мы тоже спали! Так что пошел в жопу!
Один из сыновей Ольги (орет): Ахтунг!
ОЛЬГА (взрывается по-русски): Эрик, мать твою! Да уложи ж ты их спать!
(Эрик как-то утихомиривает мальчишек. Пауза.)
ЗИНА: Я тебе не рассказывала… Она, знаешь… за три дня до смерти с кровати сама встала. И у нее челюсть вывалилась. На пол!.. Я хотела поднять. Мама меня остановила. Сама схватила, вставила и подмигнула, как Мерлин Монро…
(Ольга рыдает.)
ЗИНА: Не плачь… (заговорщицки) Видишь ли, она ко мне приходить стала… В кубики поиграть. Те, наши, старые, которые папа тебе на пять лет подарил. Говорит: «В детстве не наигралась, а теперь компенсирую».
ОЛЬГА (приходит в себя): Кто к тебе приходит?
ЗИНА: Мама. Она сейчас тоже тут. Смотри.
(Зина поворачивает камеру в глубь комнаты. Там никого нет, только за не зашторенными окнами мигает вывеска бара.)
ОЛЬГА: Никого там нет! Только как будто бликует что-то.
ЗИНА: Это вывеска. Какие-то поцы из общественного туалета бар сделали. Уже месяц… Я туда зашла раз. Стою. Пью коньяк. Вроде все кайфовенько так. Но одна мысль тупо портит мне вечер… Это ж сколько говна подо мной?! Даже добухать не смогла… Эй, санитар, ты еще там?..
(Оля спит, уронив голову на клавиатуру. Зина допивает шампанское из горла, неуверенно встает. Проходит мимо сидящей на полу пожилой женщины, складывающей деревянные кубики. Гладит ее по голове. Подходит к краю сцены. Освещается только голова и шея, тело в тени. Зина трогает рукой горло).
ЗИНА: Душно что-то…
Январь - 2011