Волошинский конкурс: Ольга Погодина "Сердце Нижинского. Хроники катастрофы"
19 марта, суббота
Горят щеки - значит, кто-то вспоминает. Я вспоминаю умерших людей. Что, если нас тоже вспоминают мертвые? Что теперь будет с нами? Что означает эта череда потрясений? Может, Бог стучится в наши сердца? Может, Бог оставил нас? Опустил вечный мрак и холод, чтобы бесследно истребить? Или он хочет испытать нас? Если думать о том, что происходит, можно сойти с ума. Повернуть время вспять, оживить тени прошлого, чтобы не помнить о настоящем. Радость! Танец - это радость… Я буду записывать свои сны. Сальвадор Дали обещал какому-то музею сфотографировать Бога за 150 тысяч долларов. Жаль, что у меня нет этой фотографии.
22 марта, вторник
Весь день идет снег. Ольга принесла сломанный стул. Дерево горит веселее, чем уголь. Разве не чудо, что в нашей комнате сохранился камин? Ольга сомневается, что когда-нибудь наступит весна. Она считает, что Земля остыла, и снежный покров будет становиться всё толще. Если дверь завалит снегом, Ольге придется выходить через окно. Если сугробы будут плотные, она сможет легко залезть обратно. Она сказала - тогда и другие смогут. Разрушение так же старо и скучно, как строительство. Не знаю, как их назвать. Варвары? Басурманы? Голодные лица, зубастые рты. Клёкот вместо речи. Они не поймут балет, даже если им объяснить.
15 апреля, пятница
На рынке рассказывают про пожар в квартире ресторатора, который поднес мне изумрудные серьги (полмешка мороженой картошки, рыбные консервы, пшённая крупа). Они пришли под видом обыска, завели хозяина в ванную и задушили простыней. Затем подожгли. Говорят, среди них были рабочие, которые когда-то ремонтировали его квартиру. Если бы пять лет назад он мог предвидеть, чем всё закончится, он бы, наверное, заплатил им по справедливости.
Холера. Голод. Тиф. Цинга. Изуверство. Ольга говорит, что мы должны уехать. Нужно двигаться к югу. Может быть, там нет снега. Ужас безумия начинается не тогда, когда принимаешь фантазии за реальность. Наоборот - это реальность становится неуловимой и жуткой, растворяется в воздухе, течет между пальцев. Всё, что происходит с нами сейчас, похоже на галлюцинацию. Бред больной фантазии, морок. Голоса из прошлого внушают мне больше доверия, чем мой собственный голос. Но я должна говорить. Иначе я сойду с ума…
25 апреля, понедельник
Вчера снова приходил тот незнакомец. Оставил охрану на лестнице. Снова принес фрукты и конфеты, два кило гречневой крупы. Говорил - если бы всё шло своим чередом, я бы сегодня танцевала в зале Дворянского собрания, а он, скромный переводчик… Помнит все мои спектакли. Это странно, ведь многое я сама давно забыла. Говорит, что товарищи по партии подсмеиваются над ним за старомодное увлечение балетом. Говорил, что не сочувствует страданиям богатых. Что сам он такая же дрянь, уходящая натура. Он образован, знает четыре языка. Знает, что мир никогда уже не станет прежним, а новый мир скоро забудет смысл таких вещей, как балет, стихи, философия, этика вместе с эстетикой.
26 апреля, вторник
Записывать воспоминания - занятие вроде раскладывания пасьянса. Карты перемешаны на столе, как умершие и живые в твоей памяти. Остается только наблюдать, в какой причудливый рисунок соединятся их судьбы. Жизнь как последовательность случайностей. Успех. Слава. Как это сладко - проснуться знаменитым, в свежих простынях парижского отеля. Комнату перерезывает луч между неплотно задернутых штор. Лежать и думать о том, как хорошо было вчера. Мгновенье полной тишины. Шаг к рампе, в перекрещение лучей из прошлого в будущее… Потом, в гримуборной, шла носом кровь. Вытолкали поздравляющих. Камердинер Василий моет ноги, он всегда рядом, при нем можно не сдерживаться. Вместо слов Сергей Павлович неловко нагнулся, поцеловал ступню… Затем, пьяно пошатываясь под тяжестью букетов, идти по узким коридорам… Авто, сверкающий зеркалами зал ресторана, снова цветы. Пить шампанское, не чувствуя вкуса… Душная ночь, разметавшийся во сне Париж. Кто привез? Как уложили в постель? Поцеловал ногу. От этого можно сойти с ума.
30 апреля, суббота
Ver sacrum, весенняя жертва. Древний ритуал. Во время бедствий давали обет принести в жертву домашний скот, рожденный предстоящей весной. Отголосок первобытного обычая жертвовать богам весенних детей. Ольга сказала, что кошки и собаки давно исчезли с улиц, остались только крысы. Дети перестали рождаться - вечная зима. Человечество погибнет с последним поколением. Пусть, мы это заслужили. Ольга промолчала. У неё странный взгляд. Если задуматься, балет куда подробней и глубже, чем драма и даже трагедия, исследует случаи патологических влечений, странных одержимостей. Примеры жестокости к покинутым возлюбленным, бред любовного очарования, внезапное безумие. Картины психических болезней, соответствующие синдромам, описанным в специальной литературе.
Проснулась - камин остыл, нет угля. В комнате дикий холод. Вспомнила - апокалипсис, вечная мерзлота, конец империи. Боже, прости нашу беспечность. Неужели я больше никогда не увижу цветов?.. Через два-три дня после премьеры Ольга выбрасывала их - охапками, как сено. Отмывала вазы. В квартире стоял тонкий болотистый аромат…
7 мая, суббота
В конце истории человек оказался в мире, которому не может доверять. Искусственный разум, фальшивая красота. Бриллианты из кварца, клубника из формалина, икра из нефти, шиншилла из кролика, кролик из шляпы… Только балет нельзя подделать. Как и предсказывала Ольга, снег в этом году не тает. Сегодня ясный, морозный день, как будто Рождество. Я надену своё любимое платье от Пуаре, свой жемчуг. Выйду в гостиную, как будто на приёме, устроенном в мою честь. Если мне суждено умереть от этого нескончаемого холода, я хочу умереть в своем лучшем платье, с улыбкой на устах. Возможно, мне предстоит тысячелетия лежать в саркофаге своей квартиры, как в морозильной камере, пока скованная льдами Земля будет лететь в ледяном пространстве космоса к своей неизвестной цели. Рано или поздно этот полет окончится ослепительной вспышкой, гигантским взрывом, в котором навеки уничтожится всё, созданное нами… Путь нечестивых погибнет. Мы принимаем гибель мира со смирением, как естественный ход вещей. Видимо, в этом и состоит русская национальная идея.
Май первого года от начала катастрофы
Я была в горячке. Я знала, что больна. Он пришел. Он был в белой одежде. Он принес вино и апельсины. Он сел ко мне на постель. Я боялась его. Я боялась жизни. Я не знала, что мне делать. Я выпила вино. Я плакала и плакала. Я знала, что Ольга тоже боится жизни, и мне передался этот страх. Я не хотела соглашаться. Он сидел на моей постели и требовал. Он внушал страх. Я рыдала, я предчувствовала смерть. Я не могла бежать, ибо вокруг меня была смерть. Я была одна. У меня был жар. Я не понимала, что со мной. Я потеряла сознание. Я боялась его, а не смерти. Я согласилась. Разгорячив, давил, кусал, рвал, высасывал и жадно пожирал…
30 июня, четверг
Две недели я лежала в горячке. Я думала, что умру. Не знаю, что произошло за это время. Ольга не хочет рассказывать. Снег не тает. В нашей квартире тепло. У кровати стоят цветы. Их аромат опьяняет. Я чувствую слабость, как будто заново учусь говорить. Ольга кормит меня бульоном. Ольга сказала, что к нам в дом подвели электричество, а в гостиной установили музыкальное оборудование. Я буду танцевать «Весну священную». Я буду репетировать по восемь часов в день. Я должна подготовиться.
Август первого года от начала катастрофы
Сегодня за мной придут. Осталось мало времени. Я знаю, что больше не вернусь в этот дом. Я должна рассказать тайну, которую храню уже много лет… Нижинский умер в Лондоне в 1950 году. Три года спустя Серж Лифарь перевез останки в Париж, чтобы похоронить на кладбище Sacre Coeur. Втайне, при совершении необходимого обряда он вынул сердце Нижинского. Ровно в полночь в подвале Собора безвестный польский монах приготовил из сердца сыворотку. Поступая в кровь, эта сыворотка навечно наделяет человека огромной мистической властью над душами. Лифарь побоялся ввести себе сыворотку. Но это сделал монах. В 1978 году он стал римским папой. Он был единственным, кого препарат из сердца Нижинского не отравил безумием. Все остальные, кто использовал волшебные ампулы, теряли рассудок и погибали в расцвете лет. Но на краткий срок они становились кумирами миллионов. Воздух, который они выдыхали, приносил состояния. Че Гевара, Элвис Пресли, Мерилин Монро, Курт Кобейн, Майкл Джексон… Не буду продолжать. Не стану рассказывать, каким путем волшебная ампула попала ко мне. В дверь стучат. Вчера я просила, чтобы он позаботился об Ольге, когда меня не станет. «О какой Ольге вы всё время говорите? Ведь это ваше имя… Нужно принимать лекарство. Нужно есть. Нужно спать». Я не помню своего имени. Я должна танцевать. Я буду танцевать «Весну священную». Я умру. Это нужно, чтобы на Земле растаял снег.
Май 2011
Горят щеки - значит, кто-то вспоминает. Я вспоминаю умерших людей. Что, если нас тоже вспоминают мертвые? Что теперь будет с нами? Что означает эта череда потрясений? Может, Бог стучится в наши сердца? Может, Бог оставил нас? Опустил вечный мрак и холод, чтобы бесследно истребить? Или он хочет испытать нас? Если думать о том, что происходит, можно сойти с ума. Повернуть время вспять, оживить тени прошлого, чтобы не помнить о настоящем. Радость! Танец - это радость… Я буду записывать свои сны. Сальвадор Дали обещал какому-то музею сфотографировать Бога за 150 тысяч долларов. Жаль, что у меня нет этой фотографии.
22 марта, вторник
Весь день идет снег. Ольга принесла сломанный стул. Дерево горит веселее, чем уголь. Разве не чудо, что в нашей комнате сохранился камин? Ольга сомневается, что когда-нибудь наступит весна. Она считает, что Земля остыла, и снежный покров будет становиться всё толще. Если дверь завалит снегом, Ольге придется выходить через окно. Если сугробы будут плотные, она сможет легко залезть обратно. Она сказала - тогда и другие смогут. Разрушение так же старо и скучно, как строительство. Не знаю, как их назвать. Варвары? Басурманы? Голодные лица, зубастые рты. Клёкот вместо речи. Они не поймут балет, даже если им объяснить.
15 апреля, пятница
На рынке рассказывают про пожар в квартире ресторатора, который поднес мне изумрудные серьги (полмешка мороженой картошки, рыбные консервы, пшённая крупа). Они пришли под видом обыска, завели хозяина в ванную и задушили простыней. Затем подожгли. Говорят, среди них были рабочие, которые когда-то ремонтировали его квартиру. Если бы пять лет назад он мог предвидеть, чем всё закончится, он бы, наверное, заплатил им по справедливости.
Холера. Голод. Тиф. Цинга. Изуверство. Ольга говорит, что мы должны уехать. Нужно двигаться к югу. Может быть, там нет снега. Ужас безумия начинается не тогда, когда принимаешь фантазии за реальность. Наоборот - это реальность становится неуловимой и жуткой, растворяется в воздухе, течет между пальцев. Всё, что происходит с нами сейчас, похоже на галлюцинацию. Бред больной фантазии, морок. Голоса из прошлого внушают мне больше доверия, чем мой собственный голос. Но я должна говорить. Иначе я сойду с ума…
25 апреля, понедельник
Вчера снова приходил тот незнакомец. Оставил охрану на лестнице. Снова принес фрукты и конфеты, два кило гречневой крупы. Говорил - если бы всё шло своим чередом, я бы сегодня танцевала в зале Дворянского собрания, а он, скромный переводчик… Помнит все мои спектакли. Это странно, ведь многое я сама давно забыла. Говорит, что товарищи по партии подсмеиваются над ним за старомодное увлечение балетом. Говорил, что не сочувствует страданиям богатых. Что сам он такая же дрянь, уходящая натура. Он образован, знает четыре языка. Знает, что мир никогда уже не станет прежним, а новый мир скоро забудет смысл таких вещей, как балет, стихи, философия, этика вместе с эстетикой.
26 апреля, вторник
Записывать воспоминания - занятие вроде раскладывания пасьянса. Карты перемешаны на столе, как умершие и живые в твоей памяти. Остается только наблюдать, в какой причудливый рисунок соединятся их судьбы. Жизнь как последовательность случайностей. Успех. Слава. Как это сладко - проснуться знаменитым, в свежих простынях парижского отеля. Комнату перерезывает луч между неплотно задернутых штор. Лежать и думать о том, как хорошо было вчера. Мгновенье полной тишины. Шаг к рампе, в перекрещение лучей из прошлого в будущее… Потом, в гримуборной, шла носом кровь. Вытолкали поздравляющих. Камердинер Василий моет ноги, он всегда рядом, при нем можно не сдерживаться. Вместо слов Сергей Павлович неловко нагнулся, поцеловал ступню… Затем, пьяно пошатываясь под тяжестью букетов, идти по узким коридорам… Авто, сверкающий зеркалами зал ресторана, снова цветы. Пить шампанское, не чувствуя вкуса… Душная ночь, разметавшийся во сне Париж. Кто привез? Как уложили в постель? Поцеловал ногу. От этого можно сойти с ума.
30 апреля, суббота
Ver sacrum, весенняя жертва. Древний ритуал. Во время бедствий давали обет принести в жертву домашний скот, рожденный предстоящей весной. Отголосок первобытного обычая жертвовать богам весенних детей. Ольга сказала, что кошки и собаки давно исчезли с улиц, остались только крысы. Дети перестали рождаться - вечная зима. Человечество погибнет с последним поколением. Пусть, мы это заслужили. Ольга промолчала. У неё странный взгляд. Если задуматься, балет куда подробней и глубже, чем драма и даже трагедия, исследует случаи патологических влечений, странных одержимостей. Примеры жестокости к покинутым возлюбленным, бред любовного очарования, внезапное безумие. Картины психических болезней, соответствующие синдромам, описанным в специальной литературе.
Проснулась - камин остыл, нет угля. В комнате дикий холод. Вспомнила - апокалипсис, вечная мерзлота, конец империи. Боже, прости нашу беспечность. Неужели я больше никогда не увижу цветов?.. Через два-три дня после премьеры Ольга выбрасывала их - охапками, как сено. Отмывала вазы. В квартире стоял тонкий болотистый аромат…
7 мая, суббота
В конце истории человек оказался в мире, которому не может доверять. Искусственный разум, фальшивая красота. Бриллианты из кварца, клубника из формалина, икра из нефти, шиншилла из кролика, кролик из шляпы… Только балет нельзя подделать. Как и предсказывала Ольга, снег в этом году не тает. Сегодня ясный, морозный день, как будто Рождество. Я надену своё любимое платье от Пуаре, свой жемчуг. Выйду в гостиную, как будто на приёме, устроенном в мою честь. Если мне суждено умереть от этого нескончаемого холода, я хочу умереть в своем лучшем платье, с улыбкой на устах. Возможно, мне предстоит тысячелетия лежать в саркофаге своей квартиры, как в морозильной камере, пока скованная льдами Земля будет лететь в ледяном пространстве космоса к своей неизвестной цели. Рано или поздно этот полет окончится ослепительной вспышкой, гигантским взрывом, в котором навеки уничтожится всё, созданное нами… Путь нечестивых погибнет. Мы принимаем гибель мира со смирением, как естественный ход вещей. Видимо, в этом и состоит русская национальная идея.
Май первого года от начала катастрофы
Я была в горячке. Я знала, что больна. Он пришел. Он был в белой одежде. Он принес вино и апельсины. Он сел ко мне на постель. Я боялась его. Я боялась жизни. Я не знала, что мне делать. Я выпила вино. Я плакала и плакала. Я знала, что Ольга тоже боится жизни, и мне передался этот страх. Я не хотела соглашаться. Он сидел на моей постели и требовал. Он внушал страх. Я рыдала, я предчувствовала смерть. Я не могла бежать, ибо вокруг меня была смерть. Я была одна. У меня был жар. Я не понимала, что со мной. Я потеряла сознание. Я боялась его, а не смерти. Я согласилась. Разгорячив, давил, кусал, рвал, высасывал и жадно пожирал…
30 июня, четверг
Две недели я лежала в горячке. Я думала, что умру. Не знаю, что произошло за это время. Ольга не хочет рассказывать. Снег не тает. В нашей квартире тепло. У кровати стоят цветы. Их аромат опьяняет. Я чувствую слабость, как будто заново учусь говорить. Ольга кормит меня бульоном. Ольга сказала, что к нам в дом подвели электричество, а в гостиной установили музыкальное оборудование. Я буду танцевать «Весну священную». Я буду репетировать по восемь часов в день. Я должна подготовиться.
Август первого года от начала катастрофы
Сегодня за мной придут. Осталось мало времени. Я знаю, что больше не вернусь в этот дом. Я должна рассказать тайну, которую храню уже много лет… Нижинский умер в Лондоне в 1950 году. Три года спустя Серж Лифарь перевез останки в Париж, чтобы похоронить на кладбище Sacre Coeur. Втайне, при совершении необходимого обряда он вынул сердце Нижинского. Ровно в полночь в подвале Собора безвестный польский монах приготовил из сердца сыворотку. Поступая в кровь, эта сыворотка навечно наделяет человека огромной мистической властью над душами. Лифарь побоялся ввести себе сыворотку. Но это сделал монах. В 1978 году он стал римским папой. Он был единственным, кого препарат из сердца Нижинского не отравил безумием. Все остальные, кто использовал волшебные ампулы, теряли рассудок и погибали в расцвете лет. Но на краткий срок они становились кумирами миллионов. Воздух, который они выдыхали, приносил состояния. Че Гевара, Элвис Пресли, Мерилин Монро, Курт Кобейн, Майкл Джексон… Не буду продолжать. Не стану рассказывать, каким путем волшебная ампула попала ко мне. В дверь стучат. Вчера я просила, чтобы он позаботился об Ольге, когда меня не станет. «О какой Ольге вы всё время говорите? Ведь это ваше имя… Нужно принимать лекарство. Нужно есть. Нужно спать». Я не помню своего имени. Я должна танцевать. Я буду танцевать «Весну священную». Я умру. Это нужно, чтобы на Земле растаял снег.
Май 2011