Провинциальная магия, или Только безысходность, только хардкор
В честь прошедшего Дня всех влюблённых я посмотрела аж сразу два отечественных фильма о непростой любви. Оба уже довольно старые (2008-й), но в своё время как-то прошли мимо меня.
А теперь вот я их посмотрела. И хочу сказать по этому поводу много разных слов.
Во-первых, фильм Екатерины Шагаловой "Однажды в провинции".
Выдержка из Википедии: Примечательно, что фильм часто относят к категории "чернуха". Леонид Бичевин и Алексей Полуян уже снимались вместе в фильме "Груз 200", который также относят к современной "чернухе", в то же время как Александр Голубев снимался в фильме "Кремень", который так же относят к этой категории. (орфография первоисточника сохранена)
Откровенно говоря, не усматриваю я в этом ничего такого уж "примечательного". Кто же из актёров в наше время не снимался в фильмах "этой категории"? Наверное, только какой-нибудь Галустян, ну так ведь он и не актёр.
Вместо предисловия: нет, я, конечно, понимаю, что разглядывать и обсасывать ужасы российской глубинки можно долго, счастливо, с чувством, с толком, с расстановкой, во всех возможных ракурсах, со сладострастным придыханием, насквозь и как попало. И, да, я понимаю, что жизнь в глубокой провинции с городообразующими предприятиями отличается от таковой же в столицах или хотя бы городах-миллионниках, и отличается не в лучшую сторону. Я всё это понимаю. Только - разве совсем не надоело?.. Нет?.. Прямо ни капельки не надоело?..
Не надоело и, видимо, не надоест. Потому что сладко рыдать над "избами серыми твоими" - это же одна из самых благодатных наших тем.
Итак, собственно фильм. В анамнезе мы имеем двух сестёр, чьи судьбы когда-то разошлись, а теперь они снова (вынужденно) встретились. Вернее, одна (Настя - Ю.Пересильд) неожиданно приезжает к другой (Вере - Э.Болгова). Вера живёт в той самой страшной глубинке с плебеем-мужем (Колей - А.Голубев), который, напившись, её поколачивает. А Настя сбегает к сестрёнке зализывать раны после бесславного окончания актёрской карьеры в столице. С плебеем Колей у нежной Насти застарелый конфликт, проще говоря, они на дух друг друга не переносят. Затем в действие включается ещё один местный житель со странным для глубинки прозвищем Че (Л.Бичевин) - тоже, в общем, плебей, но симпатичный, у которого с Настей почти мгновенно начинается острая двусторонняя крупозная любовь.
Ничего не напоминает?.. Да, ведь перенесение на отечественную почву классических сюжетов - это ещё одна самая благодатная тема.
Кстати, если вдруг кто не понял, так режиссёр услужливо подбросит "пасхалку": Бланш Дюбуа из "Трамвая Желание" в картине, так сказать, незримо присутствует - в образе умершей (видимо) мамы мальчика Че. "Все говорили, что она шлюха, а она учительница была". (с) А почему говорили, что шлюха?.. А потому, что папа-кубинец обманул - обещал забрать на Кубу, да забыл приехать. Ах, так вот почему "Че". Вот откуда у хлопца испанская грусть.
Вокруг... знаете, я всегда в таких случаях вспоминаю Варвару из "Осеннего марафона", вернее, её кривой перевод, который она зачитывает по телефону Бузыкину: "Земля была беспорядочно замусорена, уродлива: консервные банки, клочья газет, мотки проволоки валялись на ней. Между чёрными покосившимися столбами были протянуты верёвки, на них висело серое бельё..." ; так вот, вокруг, конечно, царят мрак, отчаяние и ужас. Общага барачного типа, общая душевая, грубые нравы, "Ласковый май" из матюгальника, под который несчастные пролетарии обречённо, как в газовую камеру, тащатся по утрам на родной завод. И все мальчики вернулись с войны, и все - в телесных и душевных шрамах, а у Коли-плебея голова, оказывается, напрочь отбита. Что за война - не уточняется, да и смысла нет, ведь в этой реальности всегда где-то идёт какая-то война, на которую угоняют наших мальчиков.
Водку, само собой, хлебают, как лимонад. Не закусывая и прямо из горла, причём бутылка предусмотрительно у каждого своя - правильно, чего два раза бегать. Но героев можно понять, потому что у каждого свой внутренний надлом, надрыв и разрыв. Женаты все почему-то не на тех, кого любят - видать, традиция такая в глубинке-то, - и потому ночью, напившись водки, они все производят эдакую интимную рокировку, а по утрам делают вид, что "ничего не было", но все же знают, знают, что на самом деле "было", знают, граждане дорогие!.. и по этой причине, конечно, в следующий раз водки будет выпито ещё больше, ибо "душа болить, а сердце плачеть", как говаривал один мой знакомый дедушка.
Почему они все не могут просто развестись и пережениться по новой, в фильме не объясняется.
Почему все эти красивые, сильные люди не могут хотя бы немного наладить свой незамысловатый быт, в фильме не объясняется тоже. Хотя... перед моим мысленным взором тут же встаёт некий собирательный кинематографический образ Страдальца из Российской Глубинки, горестно поджимает губы и укоризненно тянет: "Сказанула тоже - нала-а-адить... да где уж тут!.. да куда уж тут!.."
Если обои - то драные и в жирных пятнах. Если штукатурка - то облупившаяся. Если бельё - то (см. выше) обязательно серое. Если кровать - то железная и с панцирной сеткой... Где они только выкопали такие, в заброшенных пионерлагерях, что ли?..
Столбы - покосившиеся, крыша - дырявая, халаты - засаленные, тапочки - стоптанные. Новых не продают. Не завезли.
Дети - заброшенные. Водка - с утра. Деревья - без листьев. Из матюгальника - "Ласковый май". Осень - вечна. Смерть - неизбежна.
Нет, я бы даже дальше пошла. Пусть будет так: если ставится на стол тарелка, то чтобы непременно битая. И не какой-нибудь там краешек отколот, а чтобы прямо полноценно битая. Чтобы кусок от тарелки только остался. Потому что неча. Из целых тарелок, чай, только буржуи едят. А мы и так могём. И чтобы вилки - только алюминиевые, как в школьной столовой, и чтобы три из четырёх зубцов отломаны. И птицы пусть дохнут прямо на лету. И пусть ещё у кого-нибудь из действующих лиц будет открытая форма туберкулёза с кровохарканьем. Чтобы обстоятельства места, времени и образа действия ещё более недвусмысленно указывали на обречённость. Чтобы от этой обречённости просто внутри всё колом стало. Чтобы от ужаса не возникало дурацких вопросов - почему, откуда и зачем.
И чтобы над всем этим в качестве музыкального сопровождения звенел жалостный колокольчик Е.Смольяниновой:
Гарюй, дочка, горя
Гарюй, дочка, горя
А как я гарювала
- чтобы уж прямо навзрыд плакать.
Ибо на все "почему" да "отчего" здесь может быть только один ответ - доля такая. Горькая доля. И действует это безотказно, как гипноз. Здравый смысл, логика, инстинкт самосохранения - разом всё отказывает.
На этом кадре очень хорошо заметны тонкие музыкальные пальцы провинциального пролетария.
Крепостное право отменили в 1861-м, но привычка к Горькой Доле осталась. И тем, кому свойственна эта привычка, свойственно также сильно любить Вольную Волю, которая закономерно рифмуется с Горькой Долей. Отсюда, конечно, песня "Я свободен" группы "Ария", которую хорошо поставленным актёрским голосом исполняет в начале фильма мальчик Че (похожий, откровенно говоря, на провинциального заводского рабочего не больше, чем я - на Кармен). И в этом ракурсе финальный полёт машины с моста (с главными героями внутри) выглядит, в общем-то, таким своеобразным экзистенциальным хеппи-эндом. Потому что только так и можно убежать из Горькой Доли в Вольную Волю.
То есть, понимаете, я вовсе не имею в виду, что так не бывает. По-всякому бывает.
Просто верить как-то не хочется. Вот именно в эту историю - верить не хочется. Почему?..
В исходнике ("Трамвай Желание") всё было логично и закономерно. Там было ярко выраженное столкновение двух миров. Мира живущего и мира умирающего. Крепкой витальности и эфемерной фантазии. Грубого реализма и наивной (местами - почти до пошлости) мечты. Мечта разбилась о реальность, как лёгкая лодка о скалы. Всё, конец. Ничего не поделаешь. И там героям в самом деле некуда деваться. Большинство из них буквально порождены своей реальностью, прочно вплетены в неё, ничего другого не мыслят, и живётся им в ней, в сущности, не так уж плохо. А Бланш Дюбуа - она обречена даже не своей "инородностью", она вообще изначально обречена. Сама она не видит и не верит, но мы-то видим, что там, на нью-орлеанских Елисейских полях, пролегает её последняя черта. Да, ничего не поделаешь. Но жалко.
А здесь - обречённость не присуща персонажам имманентно, но нагнетается искусственно на протяжении всей картины. Израненные мальчики (все - в ослепительно белых рубашечках, как ангелы), празднуя символический день рождения (видимо, годовщина возвращения с той туманной войны), прежде чем поднести водку к юным губам, твердят, как мантру: "Страшный сон кончился, началась новая жизнь". Твердят именно для того, чтобы мы, зрители, поняли, прочувствовали, осознали - не кончился "страшный сон" и во веки веков не кончится. Пока машина не полетит с моста на волю. И наивное заклинание никому не поможет.
Если бы эти персонажи были показаны так, как в быковском "Дураке", они бы не занимались такой дурацкой бытовой магией. Просто калдырили бы - и всё. Но к быковским персонажам и вопросов не возникает - они тоже органично вплетены в свою реальность, и деться им из неё некуда. Ни в какой другой их даже представить себе нельзя.
А здесь - вот, вроде, и фильм не плохой, и актёры играют не фальшиво... Но всё-таки чудится за всем этим какая-то натянутость. Искусственность надрыва. Это как вот некоторым людям по пьяни хочется трагедии, потому что она делает их значительнее в собственных глазах. И совершенно нейтральные события и обстоятельства собственной жизни начинают трактоваться вот в таком трагедийном ключе.
Непонятно, почему нельзя сказать этим мальчикам, ну хоть тому же персонажу Бичевина: "Да очнись ты, на тебе же пахать можно! Ну если здесь всё так плохо - ну уезжай ты отсюда, заводы везде есть. Сними жильё, забери свою нежную Настю, работай, на заочку поступи, в конце концов! Измени свою жизнь - ты ж свободен, словно птица в небесах!"
Почему обязательно надо вот так - на угнанной ментовской машине с моста, имея за плечами теракт с использованием муляжа гранаты, за который обязательно посадят, если поймают? Почему непременно вот такие альтернативы? Почему всё должно быть ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ БЕСПРОСВЕТНО? Если бы фильм был снят как агитка для борьбы с пьянством и алкоголизмом - я бы ещё поняла. Но здесь же явно всё гораздо сложнее и глубже. Так почему?..
А потому что. Доля такая, вот почему. Это ж российская глубинка. Только безысходность, только хардкор. Всё, приплыли. Финальные титры.
P.S. О втором фильме (к которому тоже осталось много вопросов) расскажу в следующий раз. Потому что и так уже длинно получилось:)
А теперь вот я их посмотрела. И хочу сказать по этому поводу много разных слов.
Во-первых, фильм Екатерины Шагаловой "Однажды в провинции".
Выдержка из Википедии: Примечательно, что фильм часто относят к категории "чернуха". Леонид Бичевин и Алексей Полуян уже снимались вместе в фильме "Груз 200", который также относят к современной "чернухе", в то же время как Александр Голубев снимался в фильме "Кремень", который так же относят к этой категории. (орфография первоисточника сохранена)
Откровенно говоря, не усматриваю я в этом ничего такого уж "примечательного". Кто же из актёров в наше время не снимался в фильмах "этой категории"? Наверное, только какой-нибудь Галустян, ну так ведь он и не актёр.
Вместо предисловия: нет, я, конечно, понимаю, что разглядывать и обсасывать ужасы российской глубинки можно долго, счастливо, с чувством, с толком, с расстановкой, во всех возможных ракурсах, со сладострастным придыханием, насквозь и как попало. И, да, я понимаю, что жизнь в глубокой провинции с городообразующими предприятиями отличается от таковой же в столицах или хотя бы городах-миллионниках, и отличается не в лучшую сторону. Я всё это понимаю. Только - разве совсем не надоело?.. Нет?.. Прямо ни капельки не надоело?..
Не надоело и, видимо, не надоест. Потому что сладко рыдать над "избами серыми твоими" - это же одна из самых благодатных наших тем.
Итак, собственно фильм. В анамнезе мы имеем двух сестёр, чьи судьбы когда-то разошлись, а теперь они снова (вынужденно) встретились. Вернее, одна (Настя - Ю.Пересильд) неожиданно приезжает к другой (Вере - Э.Болгова). Вера живёт в той самой страшной глубинке с плебеем-мужем (Колей - А.Голубев), который, напившись, её поколачивает. А Настя сбегает к сестрёнке зализывать раны после бесславного окончания актёрской карьеры в столице. С плебеем Колей у нежной Насти застарелый конфликт, проще говоря, они на дух друг друга не переносят. Затем в действие включается ещё один местный житель со странным для глубинки прозвищем Че (Л.Бичевин) - тоже, в общем, плебей, но симпатичный, у которого с Настей почти мгновенно начинается острая двусторонняя крупозная любовь.
Ничего не напоминает?.. Да, ведь перенесение на отечественную почву классических сюжетов - это ещё одна самая благодатная тема.
Кстати, если вдруг кто не понял, так режиссёр услужливо подбросит "пасхалку": Бланш Дюбуа из "Трамвая Желание" в картине, так сказать, незримо присутствует - в образе умершей (видимо) мамы мальчика Че. "Все говорили, что она шлюха, а она учительница была". (с) А почему говорили, что шлюха?.. А потому, что папа-кубинец обманул - обещал забрать на Кубу, да забыл приехать. Ах, так вот почему "Че". Вот откуда у хлопца испанская грусть.
Вокруг... знаете, я всегда в таких случаях вспоминаю Варвару из "Осеннего марафона", вернее, её кривой перевод, который она зачитывает по телефону Бузыкину: "Земля была беспорядочно замусорена, уродлива: консервные банки, клочья газет, мотки проволоки валялись на ней. Между чёрными покосившимися столбами были протянуты верёвки, на них висело серое бельё..." ; так вот, вокруг, конечно, царят мрак, отчаяние и ужас. Общага барачного типа, общая душевая, грубые нравы, "Ласковый май" из матюгальника, под который несчастные пролетарии обречённо, как в газовую камеру, тащатся по утрам на родной завод. И все мальчики вернулись с войны, и все - в телесных и душевных шрамах, а у Коли-плебея голова, оказывается, напрочь отбита. Что за война - не уточняется, да и смысла нет, ведь в этой реальности всегда где-то идёт какая-то война, на которую угоняют наших мальчиков.
Водку, само собой, хлебают, как лимонад. Не закусывая и прямо из горла, причём бутылка предусмотрительно у каждого своя - правильно, чего два раза бегать. Но героев можно понять, потому что у каждого свой внутренний надлом, надрыв и разрыв. Женаты все почему-то не на тех, кого любят - видать, традиция такая в глубинке-то, - и потому ночью, напившись водки, они все производят эдакую интимную рокировку, а по утрам делают вид, что "ничего не было", но все же знают, знают, что на самом деле "было", знают, граждане дорогие!.. и по этой причине, конечно, в следующий раз водки будет выпито ещё больше, ибо "душа болить, а сердце плачеть", как говаривал один мой знакомый дедушка.
Почему они все не могут просто развестись и пережениться по новой, в фильме не объясняется.
Почему все эти красивые, сильные люди не могут хотя бы немного наладить свой незамысловатый быт, в фильме не объясняется тоже. Хотя... перед моим мысленным взором тут же встаёт некий собирательный кинематографический образ Страдальца из Российской Глубинки, горестно поджимает губы и укоризненно тянет: "Сказанула тоже - нала-а-адить... да где уж тут!.. да куда уж тут!.."
Если обои - то драные и в жирных пятнах. Если штукатурка - то облупившаяся. Если бельё - то (см. выше) обязательно серое. Если кровать - то железная и с панцирной сеткой... Где они только выкопали такие, в заброшенных пионерлагерях, что ли?..
Столбы - покосившиеся, крыша - дырявая, халаты - засаленные, тапочки - стоптанные. Новых не продают. Не завезли.
Дети - заброшенные. Водка - с утра. Деревья - без листьев. Из матюгальника - "Ласковый май". Осень - вечна. Смерть - неизбежна.
Нет, я бы даже дальше пошла. Пусть будет так: если ставится на стол тарелка, то чтобы непременно битая. И не какой-нибудь там краешек отколот, а чтобы прямо полноценно битая. Чтобы кусок от тарелки только остался. Потому что неча. Из целых тарелок, чай, только буржуи едят. А мы и так могём. И чтобы вилки - только алюминиевые, как в школьной столовой, и чтобы три из четырёх зубцов отломаны. И птицы пусть дохнут прямо на лету. И пусть ещё у кого-нибудь из действующих лиц будет открытая форма туберкулёза с кровохарканьем. Чтобы обстоятельства места, времени и образа действия ещё более недвусмысленно указывали на обречённость. Чтобы от этой обречённости просто внутри всё колом стало. Чтобы от ужаса не возникало дурацких вопросов - почему, откуда и зачем.
И чтобы над всем этим в качестве музыкального сопровождения звенел жалостный колокольчик Е.Смольяниновой:
Гарюй, дочка, горя
Гарюй, дочка, горя
А как я гарювала
- чтобы уж прямо навзрыд плакать.
Ибо на все "почему" да "отчего" здесь может быть только один ответ - доля такая. Горькая доля. И действует это безотказно, как гипноз. Здравый смысл, логика, инстинкт самосохранения - разом всё отказывает.
На этом кадре очень хорошо заметны тонкие музыкальные пальцы провинциального пролетария.
Крепостное право отменили в 1861-м, но привычка к Горькой Доле осталась. И тем, кому свойственна эта привычка, свойственно также сильно любить Вольную Волю, которая закономерно рифмуется с Горькой Долей. Отсюда, конечно, песня "Я свободен" группы "Ария", которую хорошо поставленным актёрским голосом исполняет в начале фильма мальчик Че (похожий, откровенно говоря, на провинциального заводского рабочего не больше, чем я - на Кармен). И в этом ракурсе финальный полёт машины с моста (с главными героями внутри) выглядит, в общем-то, таким своеобразным экзистенциальным хеппи-эндом. Потому что только так и можно убежать из Горькой Доли в Вольную Волю.
То есть, понимаете, я вовсе не имею в виду, что так не бывает. По-всякому бывает.
Просто верить как-то не хочется. Вот именно в эту историю - верить не хочется. Почему?..
В исходнике ("Трамвай Желание") всё было логично и закономерно. Там было ярко выраженное столкновение двух миров. Мира живущего и мира умирающего. Крепкой витальности и эфемерной фантазии. Грубого реализма и наивной (местами - почти до пошлости) мечты. Мечта разбилась о реальность, как лёгкая лодка о скалы. Всё, конец. Ничего не поделаешь. И там героям в самом деле некуда деваться. Большинство из них буквально порождены своей реальностью, прочно вплетены в неё, ничего другого не мыслят, и живётся им в ней, в сущности, не так уж плохо. А Бланш Дюбуа - она обречена даже не своей "инородностью", она вообще изначально обречена. Сама она не видит и не верит, но мы-то видим, что там, на нью-орлеанских Елисейских полях, пролегает её последняя черта. Да, ничего не поделаешь. Но жалко.
А здесь - обречённость не присуща персонажам имманентно, но нагнетается искусственно на протяжении всей картины. Израненные мальчики (все - в ослепительно белых рубашечках, как ангелы), празднуя символический день рождения (видимо, годовщина возвращения с той туманной войны), прежде чем поднести водку к юным губам, твердят, как мантру: "Страшный сон кончился, началась новая жизнь". Твердят именно для того, чтобы мы, зрители, поняли, прочувствовали, осознали - не кончился "страшный сон" и во веки веков не кончится. Пока машина не полетит с моста на волю. И наивное заклинание никому не поможет.
Если бы эти персонажи были показаны так, как в быковском "Дураке", они бы не занимались такой дурацкой бытовой магией. Просто калдырили бы - и всё. Но к быковским персонажам и вопросов не возникает - они тоже органично вплетены в свою реальность, и деться им из неё некуда. Ни в какой другой их даже представить себе нельзя.
А здесь - вот, вроде, и фильм не плохой, и актёры играют не фальшиво... Но всё-таки чудится за всем этим какая-то натянутость. Искусственность надрыва. Это как вот некоторым людям по пьяни хочется трагедии, потому что она делает их значительнее в собственных глазах. И совершенно нейтральные события и обстоятельства собственной жизни начинают трактоваться вот в таком трагедийном ключе.
Непонятно, почему нельзя сказать этим мальчикам, ну хоть тому же персонажу Бичевина: "Да очнись ты, на тебе же пахать можно! Ну если здесь всё так плохо - ну уезжай ты отсюда, заводы везде есть. Сними жильё, забери свою нежную Настю, работай, на заочку поступи, в конце концов! Измени свою жизнь - ты ж свободен, словно птица в небесах!"
Почему обязательно надо вот так - на угнанной ментовской машине с моста, имея за плечами теракт с использованием муляжа гранаты, за который обязательно посадят, если поймают? Почему непременно вот такие альтернативы? Почему всё должно быть ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ БЕСПРОСВЕТНО? Если бы фильм был снят как агитка для борьбы с пьянством и алкоголизмом - я бы ещё поняла. Но здесь же явно всё гораздо сложнее и глубже. Так почему?..
А потому что. Доля такая, вот почему. Это ж российская глубинка. Только безысходность, только хардкор. Всё, приплыли. Финальные титры.
P.S. О втором фильме (к которому тоже осталось много вопросов) расскажу в следующий раз. Потому что и так уже длинно получилось:)