«Гюльчатай , открой личико ! » или детство Петрухи
НАЧАЛО
Двадцать третьего ноября 2017 года умер актёр Николай Годовиков. Он не был профессиональным актёром, но в памяти людей остаётся любимым народным артистом.
В кино Годовиковым сыграно около двух десятков ролей. Но самая яркая - одна из первых: красноармеец Петруха в фильме Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни».
* * *Познакомились мы с Николаем Львовичем в день, когда в Кремле Президент России Борис Ельцин вручал создателям этого действительно легендарного фильма Государственную премию России - награда искала героев без малого три десятилетия.
Н.Л.Годовиков в фильме "Белое солнце пустыни". 1968г.
[Дальше...]
Накануне я разговаривал по телефону с главным оператором картины Эдуардом Розовским - с ним мы были хорошо знакомы. Эдуард Александрович сказал, что непонятно почему, но Годовиков в списках лауреатов не значится, и намекнул: «Вы давно хотели с ним познакомиться». Продиктовал номер домашнего телефона Петрухи. (Сразу поясню: за глаза, а иной раз и в глаза Николая Годовикова многие, в том числе и я, называли Петрухой. Он не обижался.)
- Алло! Я вас слушаю, - голос, низкий, с хрипотцой, был явно не Петрухин, и если бы я не видел и не слышал Годовикова на недавнем юбилее Розовского, то наверняка бы решил, что трубку снял кто-то другой. Я представился и сослался на Розовского.
-А, Эдуард Александрович! Уважаю!
Как я потом понял, «уважаю» было у Годовикова лучшей характеристикой человека.
Анатолий Кузнецов (Сухов) и Николай Годовиков (Петруха). Рабочий момент съёмок фильма
Мы не только познакомились, но как-то само собой так получилось, что стали встречаться даже без явной на то причины. Мы почти ровесники. Неожиданно выяснилось, что в детстве жили по соседству. Ходили в один и тот же кинотеатр «Гигант». Физико-механический техникум, в котором Годовиков учился, находился в двух шагах от моего дома. Жена моя родом из тех мест, где Николай летом 1968-го находился на сельхозработах, откуда он уехал на съёмки в «Белом солнце пустыни». В общем, нам было о чём поговорить, что вспомнить и не касаясь роли, которая принесла ему известность. Рассказчик Годовиков оказался обстоятельный.
- Коля, о тебе нужно книгу писать! - однажды воскликнул я.
- А ты бы не хотел её написать? Сейчас, наверное, нет в нашей стране газеты или журнала, где бы я ни засветился. Журналисты специально приезжают из Москвы, из других городов. Но всех интересует, сколько раз я сидел, за что. В лучшем случае просят рассказать забавные истории со съёмочной площадки «Белого солнца».
Все опубликованные интервью - как под копирку. Одной молоденькой журналистке, поинтересовавшейся, «как я дошёл до жизни такой», начал про детство рассказывать - перебила: «Извините, Николай Львович, у меня другое редакционное задание».
Мы стали встречаться уже в обязательном порядке, более или менее регулярно. Годовиков рассказывал - я записывал на диктофон. Но обстановка в стране была такая, что жизнь её честных граждан оказалась на грани выживания - у меня и на расшифровку записей не всегда находилось время. Написание книги откладывалось, а потом и расшифровки основательно легли под сукно - издатели не проявляли интереса...
«Час зачатья я помню не точно...»
- Коля, есть ли в твоей биографии что-то такое, о чём спросить в голову не придёт ни одному журналисту?
- Есть. Если верить документам, я, Николай Львович Годовиков, родился 6 мая 1950 года. А если быть точным и до конца откровенным, то я… 1948 года рождения. Об этом почти никто не знает. Дело в том, что в раннем детстве я был серьёзно болен. Кажется, болезнь эта называется голодная диспепсия. Мой организм не принимал пищу - никакую! Жизнь в крохотном тельце теплилась только благодаря подпитке витаминами. Врачи держали под капельницей, а мать (она не отходила от меня ни на шаг!) закапывала витамины пипеткой через нос. Медики, включая профессора, который «кон-тролировал процесс», на меня махнули рукой: мол, что ни делай, всё бесполезно!
И клятва Гиппократа побоку!.. А я с Божьей помощью всё-таки ухитрился выкарабкаться, можно сказать, с того света.
Где-то через год профессору доложили, что я ещё жив, и ему захотелось взглянуть на странного «долгожителя». Старик склонился над моей кроваткой: «Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете?» Вообще-то я от природы человек не злопамятный, но, говорят, тогда я, несмышлёныш, не слабо хватанул профессора за бородёнку. Тот от неожиданности аж голову отдёрнул. И расплылся в улыбке: «Так, так, хорошо, значит, будем лечить! Обязательно будем лечить! Будем жить!»
Ещё через год по росту и весу я догнал своих сверстников, а вот в отношении интеллекта… В общем, врачи обнаружили задержку интеллектуального развития.
Я учёл их замечания и быстренько наверстал упущенное. Но, чтобы медицинское заключение не испортило мне дальнейшую жизнь, мама выхлопотала повторное, фиктивное «Свидетельство о рождении», согласно которому я стал на два года моложе. В общем, как в песне Высоцкого: «Час зачатья я помню не точно...»
«Мама, ты мне родная?»
- Хотели мы того или не хотели, а разговор наш начался с факта рождения. Напрашивается вопрос: кто родители? Где прошло твоё детство?
- Детские годы мои «чудесные» прошли в рабочем, «семейном» общежитии, что на улочке - улице! - Тарасова на Большой Охте.
- Ты не ленинградец?
- Напротив, коренной ленинградец, а, если глубже копнуть, - петербуржец. Иногда и коренные вынуждены мыкаться по общагам. Охта середины XX века, послевоенная, послеблокадная Охта - самая что ни на есть рабочая, фабрично-заводская окраина. Промышленные гиганты - машиностроительный завод «Арсенал», Станкостроительный завод имени Свердлова, «Красный Выборжец», Металлический завод, а рядышком - крохотный заводик шампанских вин, под боком у него - таинственный «почтовый ящик» с порядковым номером 443.
Вся оборонная промышленность Советского Союза в то время состояла из «почтовых ящиков». Пройдёт немного времени и «почтовым ящикам» станут присваивать благозвучные имена. 443-й станет именоваться «Россия». Несколько изменится и профиль выпускаемой продукции.
В «почтовом ящике №443» трудилась моя многочисленная родня. Тогда это было престижно, существовало даже почётное определение: рабочая династия.
Общежитий, если быть точным, в моём детстве было два: первое - на Свердловской набережной, старенькое, деревянное, рядом с заводом. Там я и родился. Со временем мощности «почтового ящика» выросли, производство расширилось, увеличился штат. Для заводчан построили четырёхэтажное здание на тихой Тарасовой улице, как её называли местные жители. Там я жил.
Электрик с «почтового ящика №443» Лев Годовиков призвался на воинскую службу до рождения первенца, коим я являюсь. Брак с Маргаритой Красильниковой зарегистрирован не был, родители Маргариты Дмитриевны были против, и мать оформила меня на свою фамилию, переселилась в общежитие. Отдельных комнат матерям-одиночкам не предоставляли, пришлось жить в общей, где несколько семей.
Работала мама токарем-револьверщиком... Или револьверщицей? Не знаю, как правильно сказать. Работала в том же самом «ящике». Заниматься воспитанием ребёнка ей было некогда - дай Бог заработать на пропитание. И всё пошло по хорошо накатанной за годы советской власти схеме: до трёх лет - ясли, после - детский сад, группа продлённого дня. То есть с утра до позднего вечера. По будним дням. И по выходным не всегда у матери получалось забрать меня домой. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось соглашаться, напрашиваться на работу сверхурочно и по воскресеньям.
Часто, очень часто в детском саду я оставался один. А значит, и необходимый штат детсадовских работников вынужден был оставаться на рабочих местах. Я привязался к нянечкам, воспитательницам, поварихам, а они ко мне. Стал для них почти родным. Был случай, когда полушутя нянечка с воспитательницей спорили, на кого из них я больше похож.
В обычные дни один воспитатель на 10 - 20 детей (только успевай делать замечания да горшки выносить!), другое дело, когда один воспитатель на одного ребёнка. Можно и поиграть, и позаниматься. В три года я уже научился читать.
Книжки выпускались крупноформатные, красочные, с обилием иллюстраций и текстом большим шрифтом. Держать такую в руках - одно удовольствие! Любимая моя книжка той поры - «Золотой ключик». Читал её запоем - и в садике, и дома. Родители стали от меня «Золотой ключик» прятать, чтобы читал и другие. Но я искал, находил и вновь, и вновь читал сказку о Буратино.
Когда с понедельника по субботу в садике вся группа была в сборе и воспитательнице нужно было ненадолго отлучиться по каким-то делам, ну, скажем, чайку попить, она просила: «Коля Красильников, почитай детям книжку». И я читал - чётко и с выражением. Слушали меня, насколько я знаю, с большим удовольствием.
Одна нянечка была певунья; занимаясь делом, часто, сама того не замечая, она в полголоса затягивала песню. Русские народные пела чаще, чем эстрадные. Я, от природы голосом не обиженный, прислушивался, неосознанно запоминал слова и начинал подпевать. «Что, Коля, мы с тобой сегодня споём? - спрашивала воспитательница. - А эту песню ты знаешь? Нет? Тогда слушай и запоминай». К праздничному концерту воспитательница готовила со мной и песню, и танец. Танцевать она тоже была мастерица. И к стихам, к декламации, приучила. Я стал непременным участником всей детсадовской самодеятельности.
- Отец вернулся из армии... Сколько лет он служил?
- Лев Иванович Годовиков отслужил положенные пять лет и вернулся в Ленинград. Его отец, мой дед, человек на работе и в быту уважаемый - мастер! - с бабушкой жили неподалёку, на той же Свердловской набережной. У них была отличная отдельная, что по тем временам в рабочей среде большая редкость, квартира. В одной из комнат стоял рояль! Не для мебели. Одна из моих тёток, младшая сестра отца, по вечерам музицировала. Но с возращением или, вернее, с появлением отца наши жилищные условия не изменились.
Родители его брак с Маргаритой Красильниковой, теперь уже официально зарегистрированный, не одобряли, и Лев Иванович перешёл жить в общежитие, к своей семье. Но отцовскими чувствами ко мне он как-то не проникся. Родился сын в его отсутствие. На руках он его не нянчил, бессонных ночей не знал. Отец, как и мать, тоже много работал: на двух, на трёх работах, совмещал, подрабатывал. Да и недогулянное хотелось догулять. Лучшие годы отняла флотская служба.
Под конец мужниной службы мать поступила учиться в Физико-механический техникум на вечернее отделение. Так что и материнской любви я тоже недополучил. Большую часть времени был предоставлен сам себе либо находился под присмотром соседей.
Возможно, родители развелись бы, да матери хотелось сохранить для мальчика отца. Чтобы привязать мужа к себе, она бросила техникум. Но отношения между ними не улучшились. И сцен ревности, и «семейных концертов» навидался я в детстве! Видел, как пьяный отец бритвой всю одежду матери, всё, что в шкафу было, порезал. Она осталась в одном платье, в том, что на ней было. Перепуганные, мы с моей младшей сестрёнкой Таней укрылись тогда от разбушевавшегося отца у соседей. Вроде бы мать отцу должна была все костюмы порезать! Но Лев Иванович рассуждал иначе: пять лет, пока я отдавал Родине долг, ты что, жила без мужика?.. Ну да, работала, училась - и всё? «А языки?» Уж злыми языками, наверное, ни одно общежитие не обделено!
В фильме "Белое солнце пустыни". 1968г.
Поначалу отец меня не бил, а потом распоясался. Особенно жестоко стал обходиться после того, как родилась дочь.
Возвращается домой как-то сильно выпивший - с работягами поддали после смены. Завёлся на жену, по причине ли, без причины ли - не знаю. С порога, можно сказать, начал ругаться. Когда полез на мать с кулаками, я бросился заступаться. (Было мне тогда лет восемь.) Отец отшвырнул меня в сторону. А мать к спинке кровати прижалась, вперёд выпихнула Таньку: «На, твой ребёнок, бей!»
Отец уже схватил табуретку, замахнулся и вдруг как грохнет табуреткой об пол! Табуретка рассыпалась! И всё, с того момента он «сел под каблук» жены. А на дочку чуть ли не молиться готов был. Я же так и не стал любимым ребёнком в семье. Я не понимал отношения к себе ни со стороны отца, ни со стороны матери. Восьмилетним пацаном, уставший от всевозможных притеснений, спросил мать: «Мама, ты мне родная?» Она даже не удивилась, не задумалась: а почему ты, сын, меня спросил об этом? Другая бы опомнилась:
«Ё-моё, что я делаю?!» Она: «Конечно, родная». - «Почему я так живу? Почему меня дома никто не любит?» Нет ответа...
Таня рано заметила разницу в обращении родителей к ней и ко мне. Стала спекулировать этим: «Так, ты на меня кричишь, ты меня ударил!.. Вот я вечером папке скажу, что ты меня бил, и папка будет бить тебя!» И Лев Иванович, толком не разобравшись что к чему, брался за ремень: «А ну-ка, сынок, становись в позу!» И кожаный «воспитатель» начинал выписывать в воздухе восьмёрки.
«Воспитанием этого ребенка я больше не занимаюсь»
- Рано или поздно должен был наступить момент, когда ты мог не позволить отцу поднимать на тебя руку.
- Рано. Очень рано. Лев Иванович Годовиков во время флотской службы был чемпионом Северного флота по боксу.
Первая роль Годовикова. Фильм "Республика ШКИД". 1966г.
Понимая, как тяжело в жизни таким, как его сын, -задиристым и не сильным от природы, он сызмальства стал обучать меня боксёрским приёмам. «Погоди, сынок, подрастёшь немного - отведу тебя к корешку своему, мы с ним вместе на флоте служили, он тренером в боксёрской секции. А пока смотри, как бить надо!..» Когда мне исполнилось двенадцать, отец, как обещал, повёл в секцию бокса устраивать, к своему приятелю. «Сын мой, Колька. Спортсмен из него, может, выдающийся и не получится, но сделать из пацана настоящего мужика надо. Чтоб за себя постоять смог!» - сказал он. К тому времени я уже тайно года два занимался в секции самбо. Но, как известно, всё тайное когда-нибудь становится явным.
Имея четыре класса образования и рабоче-крестьянское воспитание, постоянно вращаясь в среде, где мат - неотъемлемая часть разговорной речи, отец никогда не позволял себе выражаться при детях. Я хорошо помню тот день, когда мы с Танькой впервые услышали, как он матерится. Первый и единственный раз в моём детстве. Учился я тогда в шестом классе, но росточком едва ли на четвёртый тянул. Танька - ну сколько ей было, года четыре - вдруг возьми и заяви: «Папа, вот ты ругаешься, значит, ты против Ленина и Сталина!»
С чего она это взяла? Не знаю. Отец давай шлёпать дочь по попке. Я вскочил с раскладушки: «Ты чего, батя?!» Отец отмахнулся от меня, да так, что я отлетел к двери. Но на ноги я вскочил натренированно - и к отцу! Отец - уже серьёзно - замахнулся: ах, ещё ты будешь тут возникать! Но ударить у него не получилось. Я автоматически взял отца на бедро, и он влетел в шкаф! Замок у шкафа барахлил, и дверь постоянно открывалась. Открылась и здесь - будто специально. Лежит Лев Иванович в шкафу и не встаёт, причитает: «Отца родного!.. Убил!..» Услышавшая грохот, в комнату влетела мать: «Что такое, что случилось?» Отец поднимается: «Погоди, мать, без тебя разберёмся, - и мне: - Сынок, скажи честно, это самбо?» Пьяный-пьяный, да сообразил. «Да, папа, я уже два года хожу в секцию борьбы».
В фильме "Республика ШКИД"
Но и после этого был случай, когда он меня избил. Я убежал из дома и несколько дней прожил на чердаке. Где я, знал только один мой друг - Валька. Валька приносил мне кое-какую жратву. Иногда он начинал уговаривать: «Коль, ну чего ты?! Сколько на чердаке можно жить?! Возвращайся домой…» - «Нет, Валь, не пойду я домой». - «А в школу будешь ходить?» - «В школу буду. Вот только синяки сойдут». В школу я ходил, домашние задания выполнял. Однажды во время урока я увидел, что к школе подходит мать, и выпрыгнул в окно - оно было открыто.
Со второго этажа. «Где мой Коля? - спрашивает мать у учительницы. «Да вот… только что был здесь, - удивляется та. - Не пойму, куда девался. Чудеса какие-то!» Валька продолжал уговаривать: «Ну Коль, вернись домой» - «Иди к моему батьке и скажи: Колька вернётся, если вы его не тронете». Отец дал слово, а я знал: его слово - кремень. Вернувшись домой, я сказал отцу: «Папа, если ты ещё меня хоть раз ударишь, будешь ночью спать - я тебя зарежу!» Отец бросил матери: «Воспитанием этого ребёнка я больше не занимаюсь».
В фильме "Республика ШКИД". 1966г.
«Со мной этот номер не пройдет!»
- В таких, скажем, «не парниковых условиях» пай-мальчики не вырастают.
- Опять же Высоцкий вспоминается:
«Я рос, как вся дворовая шпана...» Конечно, в подростковом возрасте я считался «трудным», то есть трудновоспитуемым. Состоял на учёте в родном 22-м отделении милиции. Инспектор по делам несовершеннолетних капитан милиции Тамара Александровна Синева то и дело проводила со мной воспитательные беседы. Она понимала: мальчик я сложный (а кто в таком возрасте простой?!), из неблагополучной (на первый взгляд, вполне благополучной - на фоне многих других) семьи, но ничего серьёзного за мной не числилось. Так, поворовывал по мелочам, как и многие пацаны из моего окружения.
В основном от бедности, что, конечно же, не оправдывает меня. А в каких-то случаях - из озорства, из какой-то романтики. Ну что, скажи, мать не даст 11 копеек на эскимо или 15 - на «сахарную трубочку»? Так ведь нет, мне обязательно нужно в кинотеатре перед сеансом спереть у лотошницы мороженое! Делал я это без проблем! А однажды в пионерлагере совершил «творческую кражу».
В фильме "Республика ШКИД"
- Не понял?.
- Поехали мы в соседний лагерь с концертом, где я по программе должен был читать какие-то стихи, совершенно мне неинтересные. Я же вышел на сцену и стал читать Есенина. И что читал-то?! «Ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немного некрасив…» Вознаграждён я был овациями. «Артистам» принято было дарить полевые цветы - как на настоящих концертах. Несколько букетов вручили мне мои восторженные слушательницы. Я был просто счастлив. И совершенно не задумывался над тем, что будет, когда уйду за кулисы.
После "Белого солнца пустыни", Годовиков появился в эпизоде фильма "В черных песках".1972г.
А за кулисами меня уже чуть ли не с розгами дожидались пионервожатые. Пока я читал, они ломали головы, откуда взялся Есенин. «Годовиков, ты что это своевольничаешь? Кто тебе разрешил читать Есенина? И вообще откуда ты знаешь Есенина?» Не мог же я признаться, что у них же, у пионервожатых, и спёр томик стихов полуопального в те времена поэта. Прихожу как-то в комнату пионервожатой, а она Есенина почитывает. Заглянул во время разговора как бы ненароком в книгу, выхватил взглядом пару строк - понравилось.
«Не дадите книжку почитать?» - «Какую? Есенина? - на секунду задумалась. - Нет, это, пожалуй, тебе ещё рановато читать». Ах, рановато! Ну я и умыкнул Есенина. Доверился я только лучшему другу - в то время им был Толя Червяков. Мы с ним в кустах, покуривая, штудировали Есенина. Стихи я не заучивал. Многое запомнилось с первого прочтения - запало в память, как своё, родное. Ничего подобного раньше я не читал. Да и совпало с первой любовью. С первой ли? Влюбчивый я был страшно!
Николая Годовикова запросто можно было встретить
прогуливающимся в районе улицы Пионерстроя,
где он жил в последние годы
Да, вот ещё нарушения! В деньги играть я был мастер. Как и большинство ребят (опять же!), во дворе и в школе играл и в «трясучку», и в «стеночку», и в «битку». Правда, «битка» - уличное развлечение, так что правильнее будет сказать: за стенами школы.
Повзрослел - стал, как и друзья-товарищи, баловаться спиртным. Когда-то же я должен был попробовать зелье! Не злоупотреблял, но была во мне, в выпившем, какая-то бравада; про таких говорят: выпьет 20 граммов, а выступает на литр! А в основном Тамаре Александровне я нравился. «Добрый, отзывчивый, помочь старушке - всегда пожалуйста, место в трамвае старшим уступить - без напоминаний», - характеризовала меня капитан милиции Синева. Справедливости ради надо сказать: не я один такой был. В трамвае полкласса вскакивали: «Садитесь, пожалуйста, тётенька!» А тётеньке - лет 20 от силы.
Николай Годовиков со своей третьей супругой Людмилой
- Драки?
- Драк в моём детстве было не так много. Толика Крашенинникова, младшего от меня по годам и щупленького по телосложению, когда первоклассников в школе повели в столовую на обед, верзила и переросток Кондрашов (по кличке Кондрат) выдернул из строя, прижал в углу: «Гони 20 копеек!» Сопротивляться было бессмысленно: все в школе знали, что Кондрат трясёт малышню, да и 20 копеек того не стоили. По чистой случайности рядом оказался я. Остановил руку дающего. А Кондрату сказал: «Если ты этого пацана ещё раз тронешь, дело будешь иметь со мной!»
Мать Николая Годовикова. Сын внешне очень похож на свою маму
Но и сам я не раз оказывался в положении Толика Крашенинникова, только вёл себя по-другому. Братья Борисовы числились в отпетых. Они били, терроризировали меня даже тогда, когда я уже учился в техникуме. Пацаны поговаривали, что один из братанов меня в карты проиграл. Иду я как-то по родной Тарасовой улице, в подворотне (потому и не заметил вовремя, обошёл бы стороной!) стоят братаны: «Эй, пацан! Иди-ка сюда! Давай заглянем во двор».
В пустынном дворе говорят: «А теперь становись на колени!» - «Нет, ребята, со мной этот номер не пройдёт!» - «Да ну?!» И удар в челюсть! Ещё удар, в другую челюсть. Бьют спокойно, уверенно, кажется даже, соблюдая очерёдность: один в левую челюсть, другой - в правую. «Всё равно встанешь на колени, сука!» Не встал, свалился, но так получилось, что, прежде чем завалиться на землю, на какое-то мгновение я оказался на коленях. Борисовым этого было достаточно. «Ну вот, дурак, так бы сразу и сделал - «физию» разукрашивать не пришлось бы!»
Случались драки «дом на дом», «улица на улицу». С кондачка такие мероприятия не затевались - к ним готовились обе стороны: договаривались, во сколько и где сходиться, чем драться: камнями, на палках либо только на кулаках. Побоища заканчивались - определялись границы, за которые чужакам ходу нет, иначе будешь пойман и жестоко наказан. Существовали нейтральные зоны, вот на них-то обычно и происходили коллективные драки.
Дрались: «дом на дом» - Тарасова, 9 (адрес моей общаги) на Тарасова, 13. 13-й дом называл «татарским» - в нём жила многодетная семья татар Кутуевых. Дрались у сараев «татарского» дома, с внутренней его стороны, где брандмауэр, глухая, безоконная стена: взрослые не увидят и не поспешат разнимать. В разгар одной из драк Вальке Дивногорскому попало камнем в «шнифт», то есть в нос. Кровищи было! Драка сразу прекратилась. Помощь оказывать, позабыв непонятную вражду, бросились все.
http://www.sovsekretno.ru/
Двадцать третьего ноября 2017 года умер актёр Николай Годовиков. Он не был профессиональным актёром, но в памяти людей остаётся любимым народным артистом.
В кино Годовиковым сыграно около двух десятков ролей. Но самая яркая - одна из первых: красноармеец Петруха в фильме Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни».
* * *Познакомились мы с Николаем Львовичем в день, когда в Кремле Президент России Борис Ельцин вручал создателям этого действительно легендарного фильма Государственную премию России - награда искала героев без малого три десятилетия.
Н.Л.Годовиков в фильме "Белое солнце пустыни". 1968г.
[Дальше...]
Накануне я разговаривал по телефону с главным оператором картины Эдуардом Розовским - с ним мы были хорошо знакомы. Эдуард Александрович сказал, что непонятно почему, но Годовиков в списках лауреатов не значится, и намекнул: «Вы давно хотели с ним познакомиться». Продиктовал номер домашнего телефона Петрухи. (Сразу поясню: за глаза, а иной раз и в глаза Николая Годовикова многие, в том числе и я, называли Петрухой. Он не обижался.)
- Алло! Я вас слушаю, - голос, низкий, с хрипотцой, был явно не Петрухин, и если бы я не видел и не слышал Годовикова на недавнем юбилее Розовского, то наверняка бы решил, что трубку снял кто-то другой. Я представился и сослался на Розовского.
-А, Эдуард Александрович! Уважаю!
Как я потом понял, «уважаю» было у Годовикова лучшей характеристикой человека.
Анатолий Кузнецов (Сухов) и Николай Годовиков (Петруха). Рабочий момент съёмок фильма
Мы не только познакомились, но как-то само собой так получилось, что стали встречаться даже без явной на то причины. Мы почти ровесники. Неожиданно выяснилось, что в детстве жили по соседству. Ходили в один и тот же кинотеатр «Гигант». Физико-механический техникум, в котором Годовиков учился, находился в двух шагах от моего дома. Жена моя родом из тех мест, где Николай летом 1968-го находился на сельхозработах, откуда он уехал на съёмки в «Белом солнце пустыни». В общем, нам было о чём поговорить, что вспомнить и не касаясь роли, которая принесла ему известность. Рассказчик Годовиков оказался обстоятельный.
- Коля, о тебе нужно книгу писать! - однажды воскликнул я.
- А ты бы не хотел её написать? Сейчас, наверное, нет в нашей стране газеты или журнала, где бы я ни засветился. Журналисты специально приезжают из Москвы, из других городов. Но всех интересует, сколько раз я сидел, за что. В лучшем случае просят рассказать забавные истории со съёмочной площадки «Белого солнца».
Все опубликованные интервью - как под копирку. Одной молоденькой журналистке, поинтересовавшейся, «как я дошёл до жизни такой», начал про детство рассказывать - перебила: «Извините, Николай Львович, у меня другое редакционное задание».
Мы стали встречаться уже в обязательном порядке, более или менее регулярно. Годовиков рассказывал - я записывал на диктофон. Но обстановка в стране была такая, что жизнь её честных граждан оказалась на грани выживания - у меня и на расшифровку записей не всегда находилось время. Написание книги откладывалось, а потом и расшифровки основательно легли под сукно - издатели не проявляли интереса...
«Час зачатья я помню не точно...»
- Коля, есть ли в твоей биографии что-то такое, о чём спросить в голову не придёт ни одному журналисту?
- Есть. Если верить документам, я, Николай Львович Годовиков, родился 6 мая 1950 года. А если быть точным и до конца откровенным, то я… 1948 года рождения. Об этом почти никто не знает. Дело в том, что в раннем детстве я был серьёзно болен. Кажется, болезнь эта называется голодная диспепсия. Мой организм не принимал пищу - никакую! Жизнь в крохотном тельце теплилась только благодаря подпитке витаминами. Врачи держали под капельницей, а мать (она не отходила от меня ни на шаг!) закапывала витамины пипеткой через нос. Медики, включая профессора, который «кон-тролировал процесс», на меня махнули рукой: мол, что ни делай, всё бесполезно!
И клятва Гиппократа побоку!.. А я с Божьей помощью всё-таки ухитрился выкарабкаться, можно сказать, с того света.
Где-то через год профессору доложили, что я ещё жив, и ему захотелось взглянуть на странного «долгожителя». Старик склонился над моей кроваткой: «Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете?» Вообще-то я от природы человек не злопамятный, но, говорят, тогда я, несмышлёныш, не слабо хватанул профессора за бородёнку. Тот от неожиданности аж голову отдёрнул. И расплылся в улыбке: «Так, так, хорошо, значит, будем лечить! Обязательно будем лечить! Будем жить!»
Ещё через год по росту и весу я догнал своих сверстников, а вот в отношении интеллекта… В общем, врачи обнаружили задержку интеллектуального развития.
Я учёл их замечания и быстренько наверстал упущенное. Но, чтобы медицинское заключение не испортило мне дальнейшую жизнь, мама выхлопотала повторное, фиктивное «Свидетельство о рождении», согласно которому я стал на два года моложе. В общем, как в песне Высоцкого: «Час зачатья я помню не точно...»
«Мама, ты мне родная?»
- Хотели мы того или не хотели, а разговор наш начался с факта рождения. Напрашивается вопрос: кто родители? Где прошло твоё детство?
- Детские годы мои «чудесные» прошли в рабочем, «семейном» общежитии, что на улочке - улице! - Тарасова на Большой Охте.
- Ты не ленинградец?
- Напротив, коренной ленинградец, а, если глубже копнуть, - петербуржец. Иногда и коренные вынуждены мыкаться по общагам. Охта середины XX века, послевоенная, послеблокадная Охта - самая что ни на есть рабочая, фабрично-заводская окраина. Промышленные гиганты - машиностроительный завод «Арсенал», Станкостроительный завод имени Свердлова, «Красный Выборжец», Металлический завод, а рядышком - крохотный заводик шампанских вин, под боком у него - таинственный «почтовый ящик» с порядковым номером 443.
Вся оборонная промышленность Советского Союза в то время состояла из «почтовых ящиков». Пройдёт немного времени и «почтовым ящикам» станут присваивать благозвучные имена. 443-й станет именоваться «Россия». Несколько изменится и профиль выпускаемой продукции.
В «почтовом ящике №443» трудилась моя многочисленная родня. Тогда это было престижно, существовало даже почётное определение: рабочая династия.
Общежитий, если быть точным, в моём детстве было два: первое - на Свердловской набережной, старенькое, деревянное, рядом с заводом. Там я и родился. Со временем мощности «почтового ящика» выросли, производство расширилось, увеличился штат. Для заводчан построили четырёхэтажное здание на тихой Тарасовой улице, как её называли местные жители. Там я жил.
Электрик с «почтового ящика №443» Лев Годовиков призвался на воинскую службу до рождения первенца, коим я являюсь. Брак с Маргаритой Красильниковой зарегистрирован не был, родители Маргариты Дмитриевны были против, и мать оформила меня на свою фамилию, переселилась в общежитие. Отдельных комнат матерям-одиночкам не предоставляли, пришлось жить в общей, где несколько семей.
Работала мама токарем-револьверщиком... Или револьверщицей? Не знаю, как правильно сказать. Работала в том же самом «ящике». Заниматься воспитанием ребёнка ей было некогда - дай Бог заработать на пропитание. И всё пошло по хорошо накатанной за годы советской власти схеме: до трёх лет - ясли, после - детский сад, группа продлённого дня. То есть с утра до позднего вечера. По будним дням. И по выходным не всегда у матери получалось забрать меня домой. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось соглашаться, напрашиваться на работу сверхурочно и по воскресеньям.
Часто, очень часто в детском саду я оставался один. А значит, и необходимый штат детсадовских работников вынужден был оставаться на рабочих местах. Я привязался к нянечкам, воспитательницам, поварихам, а они ко мне. Стал для них почти родным. Был случай, когда полушутя нянечка с воспитательницей спорили, на кого из них я больше похож.
В обычные дни один воспитатель на 10 - 20 детей (только успевай делать замечания да горшки выносить!), другое дело, когда один воспитатель на одного ребёнка. Можно и поиграть, и позаниматься. В три года я уже научился читать.
Книжки выпускались крупноформатные, красочные, с обилием иллюстраций и текстом большим шрифтом. Держать такую в руках - одно удовольствие! Любимая моя книжка той поры - «Золотой ключик». Читал её запоем - и в садике, и дома. Родители стали от меня «Золотой ключик» прятать, чтобы читал и другие. Но я искал, находил и вновь, и вновь читал сказку о Буратино.
Когда с понедельника по субботу в садике вся группа была в сборе и воспитательнице нужно было ненадолго отлучиться по каким-то делам, ну, скажем, чайку попить, она просила: «Коля Красильников, почитай детям книжку». И я читал - чётко и с выражением. Слушали меня, насколько я знаю, с большим удовольствием.
Одна нянечка была певунья; занимаясь делом, часто, сама того не замечая, она в полголоса затягивала песню. Русские народные пела чаще, чем эстрадные. Я, от природы голосом не обиженный, прислушивался, неосознанно запоминал слова и начинал подпевать. «Что, Коля, мы с тобой сегодня споём? - спрашивала воспитательница. - А эту песню ты знаешь? Нет? Тогда слушай и запоминай». К праздничному концерту воспитательница готовила со мной и песню, и танец. Танцевать она тоже была мастерица. И к стихам, к декламации, приучила. Я стал непременным участником всей детсадовской самодеятельности.
- Отец вернулся из армии... Сколько лет он служил?
- Лев Иванович Годовиков отслужил положенные пять лет и вернулся в Ленинград. Его отец, мой дед, человек на работе и в быту уважаемый - мастер! - с бабушкой жили неподалёку, на той же Свердловской набережной. У них была отличная отдельная, что по тем временам в рабочей среде большая редкость, квартира. В одной из комнат стоял рояль! Не для мебели. Одна из моих тёток, младшая сестра отца, по вечерам музицировала. Но с возращением или, вернее, с появлением отца наши жилищные условия не изменились.
Родители его брак с Маргаритой Красильниковой, теперь уже официально зарегистрированный, не одобряли, и Лев Иванович перешёл жить в общежитие, к своей семье. Но отцовскими чувствами ко мне он как-то не проникся. Родился сын в его отсутствие. На руках он его не нянчил, бессонных ночей не знал. Отец, как и мать, тоже много работал: на двух, на трёх работах, совмещал, подрабатывал. Да и недогулянное хотелось догулять. Лучшие годы отняла флотская служба.
Под конец мужниной службы мать поступила учиться в Физико-механический техникум на вечернее отделение. Так что и материнской любви я тоже недополучил. Большую часть времени был предоставлен сам себе либо находился под присмотром соседей.
Возможно, родители развелись бы, да матери хотелось сохранить для мальчика отца. Чтобы привязать мужа к себе, она бросила техникум. Но отношения между ними не улучшились. И сцен ревности, и «семейных концертов» навидался я в детстве! Видел, как пьяный отец бритвой всю одежду матери, всё, что в шкафу было, порезал. Она осталась в одном платье, в том, что на ней было. Перепуганные, мы с моей младшей сестрёнкой Таней укрылись тогда от разбушевавшегося отца у соседей. Вроде бы мать отцу должна была все костюмы порезать! Но Лев Иванович рассуждал иначе: пять лет, пока я отдавал Родине долг, ты что, жила без мужика?.. Ну да, работала, училась - и всё? «А языки?» Уж злыми языками, наверное, ни одно общежитие не обделено!
В фильме "Белое солнце пустыни". 1968г.
Поначалу отец меня не бил, а потом распоясался. Особенно жестоко стал обходиться после того, как родилась дочь.
Возвращается домой как-то сильно выпивший - с работягами поддали после смены. Завёлся на жену, по причине ли, без причины ли - не знаю. С порога, можно сказать, начал ругаться. Когда полез на мать с кулаками, я бросился заступаться. (Было мне тогда лет восемь.) Отец отшвырнул меня в сторону. А мать к спинке кровати прижалась, вперёд выпихнула Таньку: «На, твой ребёнок, бей!»
Отец уже схватил табуретку, замахнулся и вдруг как грохнет табуреткой об пол! Табуретка рассыпалась! И всё, с того момента он «сел под каблук» жены. А на дочку чуть ли не молиться готов был. Я же так и не стал любимым ребёнком в семье. Я не понимал отношения к себе ни со стороны отца, ни со стороны матери. Восьмилетним пацаном, уставший от всевозможных притеснений, спросил мать: «Мама, ты мне родная?» Она даже не удивилась, не задумалась: а почему ты, сын, меня спросил об этом? Другая бы опомнилась:
«Ё-моё, что я делаю?!» Она: «Конечно, родная». - «Почему я так живу? Почему меня дома никто не любит?» Нет ответа...
Таня рано заметила разницу в обращении родителей к ней и ко мне. Стала спекулировать этим: «Так, ты на меня кричишь, ты меня ударил!.. Вот я вечером папке скажу, что ты меня бил, и папка будет бить тебя!» И Лев Иванович, толком не разобравшись что к чему, брался за ремень: «А ну-ка, сынок, становись в позу!» И кожаный «воспитатель» начинал выписывать в воздухе восьмёрки.
«Воспитанием этого ребенка я больше не занимаюсь»
- Рано или поздно должен был наступить момент, когда ты мог не позволить отцу поднимать на тебя руку.
- Рано. Очень рано. Лев Иванович Годовиков во время флотской службы был чемпионом Северного флота по боксу.
Первая роль Годовикова. Фильм "Республика ШКИД". 1966г.
Понимая, как тяжело в жизни таким, как его сын, -задиристым и не сильным от природы, он сызмальства стал обучать меня боксёрским приёмам. «Погоди, сынок, подрастёшь немного - отведу тебя к корешку своему, мы с ним вместе на флоте служили, он тренером в боксёрской секции. А пока смотри, как бить надо!..» Когда мне исполнилось двенадцать, отец, как обещал, повёл в секцию бокса устраивать, к своему приятелю. «Сын мой, Колька. Спортсмен из него, может, выдающийся и не получится, но сделать из пацана настоящего мужика надо. Чтоб за себя постоять смог!» - сказал он. К тому времени я уже тайно года два занимался в секции самбо. Но, как известно, всё тайное когда-нибудь становится явным.
Имея четыре класса образования и рабоче-крестьянское воспитание, постоянно вращаясь в среде, где мат - неотъемлемая часть разговорной речи, отец никогда не позволял себе выражаться при детях. Я хорошо помню тот день, когда мы с Танькой впервые услышали, как он матерится. Первый и единственный раз в моём детстве. Учился я тогда в шестом классе, но росточком едва ли на четвёртый тянул. Танька - ну сколько ей было, года четыре - вдруг возьми и заяви: «Папа, вот ты ругаешься, значит, ты против Ленина и Сталина!»
С чего она это взяла? Не знаю. Отец давай шлёпать дочь по попке. Я вскочил с раскладушки: «Ты чего, батя?!» Отец отмахнулся от меня, да так, что я отлетел к двери. Но на ноги я вскочил натренированно - и к отцу! Отец - уже серьёзно - замахнулся: ах, ещё ты будешь тут возникать! Но ударить у него не получилось. Я автоматически взял отца на бедро, и он влетел в шкаф! Замок у шкафа барахлил, и дверь постоянно открывалась. Открылась и здесь - будто специально. Лежит Лев Иванович в шкафу и не встаёт, причитает: «Отца родного!.. Убил!..» Услышавшая грохот, в комнату влетела мать: «Что такое, что случилось?» Отец поднимается: «Погоди, мать, без тебя разберёмся, - и мне: - Сынок, скажи честно, это самбо?» Пьяный-пьяный, да сообразил. «Да, папа, я уже два года хожу в секцию борьбы».
В фильме "Республика ШКИД"
Но и после этого был случай, когда он меня избил. Я убежал из дома и несколько дней прожил на чердаке. Где я, знал только один мой друг - Валька. Валька приносил мне кое-какую жратву. Иногда он начинал уговаривать: «Коль, ну чего ты?! Сколько на чердаке можно жить?! Возвращайся домой…» - «Нет, Валь, не пойду я домой». - «А в школу будешь ходить?» - «В школу буду. Вот только синяки сойдут». В школу я ходил, домашние задания выполнял. Однажды во время урока я увидел, что к школе подходит мать, и выпрыгнул в окно - оно было открыто.
Со второго этажа. «Где мой Коля? - спрашивает мать у учительницы. «Да вот… только что был здесь, - удивляется та. - Не пойму, куда девался. Чудеса какие-то!» Валька продолжал уговаривать: «Ну Коль, вернись домой» - «Иди к моему батьке и скажи: Колька вернётся, если вы его не тронете». Отец дал слово, а я знал: его слово - кремень. Вернувшись домой, я сказал отцу: «Папа, если ты ещё меня хоть раз ударишь, будешь ночью спать - я тебя зарежу!» Отец бросил матери: «Воспитанием этого ребёнка я больше не занимаюсь».
В фильме "Республика ШКИД". 1966г.
«Со мной этот номер не пройдет!»
- В таких, скажем, «не парниковых условиях» пай-мальчики не вырастают.
- Опять же Высоцкий вспоминается:
«Я рос, как вся дворовая шпана...» Конечно, в подростковом возрасте я считался «трудным», то есть трудновоспитуемым. Состоял на учёте в родном 22-м отделении милиции. Инспектор по делам несовершеннолетних капитан милиции Тамара Александровна Синева то и дело проводила со мной воспитательные беседы. Она понимала: мальчик я сложный (а кто в таком возрасте простой?!), из неблагополучной (на первый взгляд, вполне благополучной - на фоне многих других) семьи, но ничего серьёзного за мной не числилось. Так, поворовывал по мелочам, как и многие пацаны из моего окружения.
В основном от бедности, что, конечно же, не оправдывает меня. А в каких-то случаях - из озорства, из какой-то романтики. Ну что, скажи, мать не даст 11 копеек на эскимо или 15 - на «сахарную трубочку»? Так ведь нет, мне обязательно нужно в кинотеатре перед сеансом спереть у лотошницы мороженое! Делал я это без проблем! А однажды в пионерлагере совершил «творческую кражу».
В фильме "Республика ШКИД"
- Не понял?.
- Поехали мы в соседний лагерь с концертом, где я по программе должен был читать какие-то стихи, совершенно мне неинтересные. Я же вышел на сцену и стал читать Есенина. И что читал-то?! «Ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немного некрасив…» Вознаграждён я был овациями. «Артистам» принято было дарить полевые цветы - как на настоящих концертах. Несколько букетов вручили мне мои восторженные слушательницы. Я был просто счастлив. И совершенно не задумывался над тем, что будет, когда уйду за кулисы.
После "Белого солнца пустыни", Годовиков появился в эпизоде фильма "В черных песках".1972г.
А за кулисами меня уже чуть ли не с розгами дожидались пионервожатые. Пока я читал, они ломали головы, откуда взялся Есенин. «Годовиков, ты что это своевольничаешь? Кто тебе разрешил читать Есенина? И вообще откуда ты знаешь Есенина?» Не мог же я признаться, что у них же, у пионервожатых, и спёр томик стихов полуопального в те времена поэта. Прихожу как-то в комнату пионервожатой, а она Есенина почитывает. Заглянул во время разговора как бы ненароком в книгу, выхватил взглядом пару строк - понравилось.
«Не дадите книжку почитать?» - «Какую? Есенина? - на секунду задумалась. - Нет, это, пожалуй, тебе ещё рановато читать». Ах, рановато! Ну я и умыкнул Есенина. Доверился я только лучшему другу - в то время им был Толя Червяков. Мы с ним в кустах, покуривая, штудировали Есенина. Стихи я не заучивал. Многое запомнилось с первого прочтения - запало в память, как своё, родное. Ничего подобного раньше я не читал. Да и совпало с первой любовью. С первой ли? Влюбчивый я был страшно!
Николая Годовикова запросто можно было встретить
прогуливающимся в районе улицы Пионерстроя,
где он жил в последние годы
Да, вот ещё нарушения! В деньги играть я был мастер. Как и большинство ребят (опять же!), во дворе и в школе играл и в «трясучку», и в «стеночку», и в «битку». Правда, «битка» - уличное развлечение, так что правильнее будет сказать: за стенами школы.
Повзрослел - стал, как и друзья-товарищи, баловаться спиртным. Когда-то же я должен был попробовать зелье! Не злоупотреблял, но была во мне, в выпившем, какая-то бравада; про таких говорят: выпьет 20 граммов, а выступает на литр! А в основном Тамаре Александровне я нравился. «Добрый, отзывчивый, помочь старушке - всегда пожалуйста, место в трамвае старшим уступить - без напоминаний», - характеризовала меня капитан милиции Синева. Справедливости ради надо сказать: не я один такой был. В трамвае полкласса вскакивали: «Садитесь, пожалуйста, тётенька!» А тётеньке - лет 20 от силы.
Николай Годовиков со своей третьей супругой Людмилой
- Драки?
- Драк в моём детстве было не так много. Толика Крашенинникова, младшего от меня по годам и щупленького по телосложению, когда первоклассников в школе повели в столовую на обед, верзила и переросток Кондрашов (по кличке Кондрат) выдернул из строя, прижал в углу: «Гони 20 копеек!» Сопротивляться было бессмысленно: все в школе знали, что Кондрат трясёт малышню, да и 20 копеек того не стоили. По чистой случайности рядом оказался я. Остановил руку дающего. А Кондрату сказал: «Если ты этого пацана ещё раз тронешь, дело будешь иметь со мной!»
Мать Николая Годовикова. Сын внешне очень похож на свою маму
Но и сам я не раз оказывался в положении Толика Крашенинникова, только вёл себя по-другому. Братья Борисовы числились в отпетых. Они били, терроризировали меня даже тогда, когда я уже учился в техникуме. Пацаны поговаривали, что один из братанов меня в карты проиграл. Иду я как-то по родной Тарасовой улице, в подворотне (потому и не заметил вовремя, обошёл бы стороной!) стоят братаны: «Эй, пацан! Иди-ка сюда! Давай заглянем во двор».
В пустынном дворе говорят: «А теперь становись на колени!» - «Нет, ребята, со мной этот номер не пройдёт!» - «Да ну?!» И удар в челюсть! Ещё удар, в другую челюсть. Бьют спокойно, уверенно, кажется даже, соблюдая очерёдность: один в левую челюсть, другой - в правую. «Всё равно встанешь на колени, сука!» Не встал, свалился, но так получилось, что, прежде чем завалиться на землю, на какое-то мгновение я оказался на коленях. Борисовым этого было достаточно. «Ну вот, дурак, так бы сразу и сделал - «физию» разукрашивать не пришлось бы!»
Случались драки «дом на дом», «улица на улицу». С кондачка такие мероприятия не затевались - к ним готовились обе стороны: договаривались, во сколько и где сходиться, чем драться: камнями, на палках либо только на кулаках. Побоища заканчивались - определялись границы, за которые чужакам ходу нет, иначе будешь пойман и жестоко наказан. Существовали нейтральные зоны, вот на них-то обычно и происходили коллективные драки.
Дрались: «дом на дом» - Тарасова, 9 (адрес моей общаги) на Тарасова, 13. 13-й дом называл «татарским» - в нём жила многодетная семья татар Кутуевых. Дрались у сараев «татарского» дома, с внутренней его стороны, где брандмауэр, глухая, безоконная стена: взрослые не увидят и не поспешат разнимать. В разгар одной из драк Вальке Дивногорскому попало камнем в «шнифт», то есть в нос. Кровищи было! Драка сразу прекратилась. Помощь оказывать, позабыв непонятную вражду, бросились все.
http://www.sovsekretno.ru/