Настоящее небо
Дениска Корольков по утрам поднимался с большим трудом. Еле-еле шевелясь, он умывался, полусонно завтракал, и, кое-как натянув одежду, выходил из избы на улицу.
Зато зимний утренний морозец подбадривал - не стой, а то закоченеешь! - и к школе Дениска добегал уже почти проснувшимся. Втиснувшись в толпу таких же полусонных школяров, он привычно крестился на огромную икону Великомученика Пафнутия, назначенного небесным покровителем их школы. Пафнутий, судя по постному выражению лица, особых возражений против назначения не имел, и уже который год безучастно встречал школяров двумя перстами, поднятыми в благословляющем жесте.
Затем визжащая и вопящая толпа несла Дениску вперёд, в раздевалку, откуда, дробясь на всё меньшие потоки, тащила по коридорам и поднимала по лестницам, занося, наконец, прямо в класс. Там Дениска садился за парту и доставал из портфеля учебники, тетрадки и молитвослов.
- Денька, ты домашку сделал? - спросил Федя, с которым Дениска сидел за одной партой с первого класса.
- Ага. А чего там делать-то - пара пустяков! Задачки - легкота, да и псалмы короткие, легко учить.
- Вот блин горелый, - почему-то огорчился Федька, - ко мне вчера старший брат из монастыря на побывку приехал, мы с ним ходили в храм Акакия Блаженного, к мощам приложиться. А там знаешь, какая очередь! Домой только вечером вернулись, а дома свечки кончились...
- Да ладно, Федь, не переживай. Задачки у меня спишешь, а стихи Фофан не спросит. А если спросит - расскажешь ему про брата, Фофан по такому разу не будет тебе наказание выписывать.
- А ведь верно! - повеселел Федя. - Спасибо, Денчик!
Тут зазвонил школьный колокол, оповещая галдящих школяров о начале занятий. Все тут же уселись по местам, и в воцарившуюся тишину вплыл пузатый отец Феофан, которого школьники меж собой звали не иначе как Фофаном.
Феофан протиснул живот за учительский стол и оглядел класс.
- Доброго утра, отроки - поздоровался он.
- Доброго утра, батюшка! - ответствовали школяры.
- Все ли явились сегодня?
- Все, батюшка! - звонко ответил Мишка-отличник с первой парты, самовольно назначивший себя кем-то вроде старосты.
- Ну и слава Богу! Давайте молиться, отроки, со страницы восемнадцать.
Зашелестели молитвословы, открываясь на обозначенной странице, и вскоре зазвучал в классе хор детских голосов, дирижируемый отцом Феофаном: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, благослови меня на учение, пошли помощь Твою святую, до возмогу достичь желанного...».
После молитвы отец Феофан рассказывал арифметику, и вызывал к доске решать задачки. До псалмов на этот раз не дошло, и Федя, успевший по-тихому скатать домашку, смог вздохнуть с облегчением. Потом был урок словесности, который вела матушка Авдотья. Некоторые родители, конечно, возмущались - как так можно женщине в храме науки преподавать - но священный синод прямо постановил: после пострига в монахини разрешается преподавать, и точка! Так что возмущения не имели под собой никакого повода.
Учёба продолжалась шесть часов, от перезвона к перезвону, с часовым перерывом на обеденную молитву и трапезу. Затем школьников отпускали, и Великомученик Пафнутий снова благословлял толпу, рвущуюся из школы наружу. На улице толпа моментально рассеивалась - кто бежал на озеро, кататься на коньках да бросаться снежками, кто - спускаться с горки на санях (а то и прямо на портфеле или же на собственной заднице), а кто просто шёл домой. В числе последних был и Дениска.
Придя домой, он первым делом проверял зарядку аккумуляторов, спрятанных в шкафу. Вообще-то, запасать электричество воспрещалось, но если не выбиваться из нормы потребления - никто ведь с проверкой не придёт. Убедившись, что батареи успели как следует зарядиться, Дениска выключил их из сети, запер шкаф и отправился на кухню. Там он разжигал печь, а затем, смастерив себе бутерброд из масла с вареньем, принимался за уроки, сев поближе к окну. Как не велик был соблазн пойти сейчас на горку или на озеро, а уроки сделать вечером, при свечах - или, если разрешит отец, при электрической лампочке - Дениска ему не поддавался. На сегодняшний вечер, как и на многие другие вечера до того, у него были совсем другие планы.
Отец пришёл со службы как раз к тому моменту, когда Дениска дописывал последние строки домашнего сочинения на тему «Житиё Сергия Радонежского». Услышав шум в сенях, паренёк вскочил, подбежал и обнял только скинувшего шубу отца.
- Здравствуй, сын! - отец обнял Дениску в ответ. - Ну как там, в школе?
- Да... нормальна!.. - протянул с нарочитым пренебрежением Денис. - Фофан опять умножение велел повторять, хотя мы его уже на той неделе повторяли. Даже Колька-второгодник уже зазубрил.
- Ну, не удивительно, - хмыкнул денискин папа, - если они вам одно и то же рассказывать перестанут, так им рассказывать нечего будет. Я в твоём возрасте уже, почитай, логарифмы считал, а у вас который год - арифметика... Эх!
- Эх! - подражая отцу, вздохнул Дениска, и тут же переключился на другую историю: - А, кстати, Колька-второгодник учудил сегодня - после трапезы сбежал с молитвы. А на молитву сам настоятель пришёл, а у него память - ого! Всех учеников знает! Он и говорит - а где отрок Николай Бубенцов, сын Василия? Дежурные всполошились, стали искать - а он в уборной, табак курит! Ох, и ору было, когда настоятель велел Кольку розгами пороть! На всю школу!
Отец, ничего не говоря, кивая только, прошёл на кухню, достал из холодного подпола кастрюлю со щами, поставил на печку греться и начал нарезать хлеб. Пока он ел, Дениска сидел рядом и молчал, не отвлекая отца от трапезы; но только тот отложил ложку в сторону, снова заговорил:
- Бать... А расскажи мне снова про Гагарина!
- Ты ж уже тыщу раз это слышал!
- Бать, ну расскажи! И про Королёва расскажи! И про Армстронга! Про то, как на Луну летали, и к Марсу!
- Ну что с тобой поделать, слушай...
И отец снова рассказывал сыну о том, как много лет назад люди научились строить большие ракеты, которые поднимали вверх маленькие корабли. И что сначала эти корабли были чуть больше футбольного мяча - но зато оказалось, что нет никакой небесной тверди, и что там, в небе - не ангелы сияют по ночам, а мириады звёзд. А первым, кто построил такую ракету, запустившую маленький космический кораблик, был Сергей Королёв. И как очень быстро, всего за несколько лет, научились не только маленькие кораблики строить, но и побольше. Сначала запустили собак, а когда собаки вернулись, то полетел первый человек, Юрий Алексеевич Гагарин. И что это был великий праздник для всех-всех людей в мире, такой праздник, что и вообразить себе нельзя...
На этом месте рассказа отец обычно заминался, и смахивал со щеки слезинку.
Затем рассказ продолжался. Рассказывал отец о том, как учёные и инженеры Руси, которая тогда называлась, почему-то, непонятным названием «СССР», были лучшими в мире. Они строили и запускали всё новые ракеты и корабли, которые летали к Луне и Венере. И что учёные далёкой страны США тоже строили и запускали ракеты - сначала хуже, чем у нас, а потом они научились и стали делать ракеты не хуже. И что первый человек, прилетевший на Луну, был из США, и это тоже был великий праздник для всего мира.
Рассказывал Дениске он и о том, что первым к Марсу полетел китайский корабль, но это уже было позже, уже когда СССР стал Русью. И что об этом у нас уже не объявляли, после того, как был принят закон о православной правде. Что со временем забыли у нас, как строить ракеты, и забыли, что были мы когда-то первыми в этом чудесном деле. Что имена Гагарина, Титова, Королёва, Глушко - все они вычеркнуты из учебников.
- Но почему? - каждый раз спрашивал Дениска, уже зная, что услышит в ответ.
- Потому что всегда проще игнорировать обстоятельства, чем попытаться что-то сделать. У нас же тоже не сразу от науки отказались. Сначала просто перестали быть лучшими. Потом - скатились к середнячкам, а в конце оказалось, что отстали от других стран так, что уже и не догнать никогда. И вот, с тех пор стараются заткнуть нам разум молитвой - лишь бы народ не видел и не вспоминал, как оно всё на самом деле.
Дениска кивал понимающе, а потом снова спрашивал:
- Пап, а сегодня какая погода будет ночью?
И папа, улыбаясь, отвечал.
Если погода была ясная, и тучи не заволакивали небо, то они вдвоём лезли на чердак, где за старой мебелью, под завалами ветоши прятался старинный телескоп. Дениска ждал, пока отец, повозившись, наведёт его трубу куда-нибудь в небо, а затем примыкал глазом к окуляру и всматривался, пытаясь понять, что же он видит.
- Это, сынок, Сатурн. Видишь, по краям «ушки»? Это у него кольца.
- Ага! - восторженно выдыхал Денис, не в силах оторваться от зрелища.
- Ну, не удивительно, что видишь... Представь, в моём детстве надо было далеко за город ехать, чтобы кольца разглядеть, а то в городах фонари всю ночь горели, мешали очень. А теперь, - отец усмехнулся, - на ночь электричество выключают, смотри - не хочу!
Иногда занятия астрономией продолжались по полночи. Отец рассказывал и рассказывал, про планеты, звёзды, кометы, далёкие галактики и другие чудеса - настоящие, а не те, о которых рассказывают на уроках. А Дениска слушал, впитывая каждое слово.
Но больше всего ему нравилось смотреть на Луну. Если отец позволял, то он мог часами всматриваться в её сероватые кратеры, пытаясь углядеть в них пыльные следы чудесных машин и людей, тревоживших когда-то поверхность спутника. И часто, проснувшись поутру, он обнаруживал себя лежащим в кровати, как будто были эти чудесные ночные наблюдения всего лишь нереальным, невозможным, невообразимым сном.
Отец предупреждал Дениску: «Никому нельзя рассказывать о том, о чём я тебе рассказываю!» И, уж тем более нельзя было говорить про телескоп - уже давно запретил синод смотреть в небо, чтоб не оскорбляли тем самым Бога и ангелов его. Дениска послушно молчал и старался вести себя как все, что было ему совсем не сложно - потому что хотя речи о небесах звучали частенько, небеса эти были вовсе не те, которые интересовали Деньку по-настоящему. А в настоящее небо уже давно не смотрели ни ученики, ни, тем паче, учителя.
Но однажды на уроке богословия отец Феофан объяснял, что Бог - он всё про всех знает, потому как живёт высоко, на небе, откуда всё-всё видно.
- А как же Гагарин летал, а бога не видал? - вдруг вырвалось у Деньки.
Сказал это - и замолчал испуганно, поняв, что сказал что-то не то, что бы лишнее - а уж совсем невозможное. В классе воцарилась тишина.
- Какой такой «гагарен»? - удивился Фофан. - И куда он летал? Это через твердь-то небесную? Не гневи Бога, отрок, глупостью! - и, как ни в чём не бывало, продолжил урок рассказом о подвигах святого Ерёмы.
До конца урока Денис сидел, как на иголках, ожидая каких угодно неприятностей. Ведь угораздило же ляпнуть, а! Ведь именно об этом его предупреждал отец! Но время шло, и ничего не происходило - кажется, Фофан просто не обратил внимания на очередную глупость какого-то школяра.
Денька было совсем успокоился и перестал думать о случившемся. Уже после последнего колокола, когда Дениска переодевался в уличное, в раздевалке его поймал дежурный и повёл прямо к настоятелю в кабинет. Денька, всегда учившийся прилежно, там не бывал до сей поры ни разу, но от сотоварищей, вроде того же Кольки, был наслышан об ужасах, скрывающихся в недрах кабинета. «Хорошо ещё, если просто выпорют - думал он, обречённо шагая рядом со старшаком - а то ведь за ересь и клеймить могут».
К денискиному удивлению внутри кабинета не было ни дыб, ни пеньков для порки, ни даже маломальской розги. Был там стол, стулья, шкафы, заставленные каким-то папками, керосиновая лампа, да образа в углу, под занавесочкой.
Настоятель школы, отец Аристарх, был худ, как оглобля, имел козлиную бородку, и от вечного сидения в керосиновом чаду имел красные, выпученные глаза. И сейчас эти глаза смотрели прямо на Дениса, отчего тот чувствовал себя совершенно не в своей тарелке.
- Садись, юнец, в ногах правды нет - прервал молчание настоятель, указав длинным, костлявым перстом на один из стульев. Денис сел, и настоятель продолжил:
- Верно ли, что сегодня ты сказал, что «Гагарин летал, а Бога не видал?».
Денька кивнул, не имея ни храбрости, ни наглости сопротивляться очевидному, да ещё под этим прожигающим до самого нутра взглядом.
- Эх-х-х, - вдруг как-то не по-настоятельски вздохнул отец Аристарх, - и откуда только эта ересь лезет, юнцы? Ты в четвёртом классе, верно? - Денька кивнул ещё раз - Ну а про ереси, и про то, как их обличать, вам только в пятом расскажут. Что ж тебе ещё годик не обождать было-то? Ну давай я тебе быстренько расскажу, сам всё поймёшь.
И настоятель принялся за разъяснения:
- Во-первых, кто-нибудь видел гагаринова? Никто его не видел! Во-вторых, твердь небесная - она же твердь! Если её продырявить - так воды небесные через дырку литься начнут, и дай-то Бог, чтобы нашёлся на Земле тогда новый Ной! А в-третьих, помнишь ли ты, юнец, притчу о вавилонской башне?
Дениска кивнул уже в третий раз.
- Вот подумай сам: ежели Бог тогда не дозволил башню до неба достроить, а людей за гордыню наказал заслуженно, разве ж он бы дозволил бы какому-то там гагаринову до небес добраться? Ну, отвечай!
- Нет, батюшка Аристарх, не дозволил бы.
- Так, значит, не было никакого гагаринова?
- Выходит, что не было - легко согласился Денис, про себя отмечая, что раз настоятель попутал фамилию, то такое признание сильно правде не навредит.
- Вот и слава Богу! - улыбнулся настоятель. - Видишь, как просто ересь раскусить! Наказывать тебя за глупость твою я не буду, но на исповедь сходи обязательно, и пусть тебе о том в дневник отметку поставят. Иди теперь с Богом!
Денька вскочил, обрадованный тому, что отделался так легко, и уже было вышел из кабинета, как настоятель его окликнул:
- Эй, юнец, запамятовал совсем спросить: а ты о гагаринове-то откуда услыхал?
Застигнутый врасплох Денис ответил первое, что пришло ему в голову:
- Да в книжке читал, уж и не помню где и когда...
- В книжке! Лгут книжки! Только в Библии святой истина! Запомни это! А если увидишь снова где такую ересь - сразу кому из старших говори!
На этом инцидент, казалось, был исчерпан.
Этим днём отец задержался на работе допоздна, пришёл уставшим и грустным, так что Денька не стал ему рассказывать о случившемся, чтобы не волновать лишний раз по пустякам. Астрономии этой ночью тоже не получалось, зато...
Зато после ужина отец подозвал Деньку и показал ему на свёрток, перевязанный крест-накрест бечевой.
- Сын, я принёс тебе учебники. Настоящие, не такие, по каким учат сейчас. Если захочешь - учись дома по ним, я буду тебе помогать, объяснять, что сам помню. Но никто об этом больше знать не должен, иначе - беда будет. Ни друзья, ни учителя, даже на исповеди рассказывать нельзя. Понимаешь? Если не уверен, что сохранишь тайну, или же просто не хочешь учиться - тогда я уберу учебники и никогда мы больше про них вспоминать не будем. Подумай до завтра.
И Денька думал об этом: перед сном, засыпая, и, кажется, даже во время сна. И по дороге в школу он тоже думал - пока кто-то резко не толкнул его в спину. Денька упал на колени.
- А-ха-ха, смотри, как полетел! - раздался смех сзади. Денька повернулся, но увидел только подошвы валенок убегающего забияки. Не придав этому значения, он встал, и, отряхнувшись, потопал к школе, привычно вливаясь в галдящую толпу на крыльце.
Но толпа была сегодня какая-то другая. Денька не мог объяснить это даже самому себе, это ощущалось где-то внутри. Как будто изменился общий тон, из безразлично-весёлого став каким-то неприятным, даже опасным.
На выходе из раздевалки кто-то ослабил Деньке ремешки на портфеле, отчего учебники, тетрадки и карандаши вывалились, тут же рассыпавшись по полу. Десятки ног, спешащих в классы, в один момент разнесли их по всему этажу, и Денька целых десять минут проползал на коленях, собирая вещи обратно. Услышав звон колокола, он вдруг сообразил, что опаздывает, и кинулся бегом вверх по лестнице, так и не отыскав несколько карандашей и резинок.
Отец Феофан уже запирал дверь, когда Денька подбегал к классу.
- Отец Феофан, можно войти?! - сквозь одышку спросил Денис.
- Дважды прочтёшь «Отче наш» после уроков. Входи.
Денис с перекошенным портфелем прошёл к своей парте под молчаливое осуждение одноклассников. Но его место было занято Колькой-второгодником, обычно счастливо сидевшим где-нибудь сзади, подальше от учителя. Федька же сидел на своём месте, уткнувшись в молитвослов.
- Колька, я тут сижу! - полушёпотом произнёс Денис, при этом яростно жестикулируя лицом. Колька сидел, не шелохнувшись, словно не услышав Дениса. Денис положил ему руку на плечо, но Колька отреагировал неожиданно. Он стряхнул денискину руку, а другой толкнул его так, что Денька чуть не упал:
- Лети отсюда... гагарен!
Ошеломлённый Денис под смешки одноклассников поплёлся на заднюю парту.
На этом странности не закончились. Весь день друзья словно не замечали его - даже вечный приятель Федька! - а учителя не спрашивали и не вызывали отвечать, сколько бы Денис не тянул руку. А когда колокол позвал всех на обеденную молитву, Деньку в коридоре подхватили под руки двое старшаков, и, не смотря на сопротивление, затащили в женское крыло школы. Большего стыда себе Денька - да и никто другой, наверное - представить себе не мог. Вдобавок ко всему, в женском крыле его увидала какая-то инокиня, и, отчитав, прямо за космы вытащила на мужскую половину.
На обед Денька уже не пошёл. Он вернулся в класс, и просидел один всё оставшееся от обеда время, сдерживая слёзы обиды да думая о том, как и почему он внезапно оказался изгоем.
Вечером, как только отец вернулся домой, Дениска ринулся к нему:
- Пап, я подумал. Я очень хорошо подумал! Я буду учиться по учебникам!
Отец улыбнулся, и достал из шкафа припрятанный свёрток. Чик - срезали ножницы плотно стянутые бечёвки, развернулась бумага и у Дениса перехватило дух. «Алгебра», «Физика», «Химия»! Два учебника биологии, один с цифрами 7-9, другой с цифрами 10-11. И - «Астрономия», потёртый учебник, на обложке которого был нарисован столь далёкий, и столь знакомый Денису Сатурн.
С той поры жизнь Дениса разделилась на две половины. Днём, в школе, его дразнили «гагареном», «летуном» и другими кличками, на что жаловаться учителям было бесполезно, как и на нередкие теперь тумаки от старшаков.
А после школы Дениска доставал из тайника тот или иной учебник и читал его, забывая обо всём остальном. Читал он обе иллюстрированные «Биологии», пытался понять «Химию», пару раз принимался даже за «Алгебру», но быстро понял, что без помощи отца тут не разобраться. Зато «Астрономия» сразу стала любимой книгой - и уже скоро Дениска сам начал понимать, как на небе искать Марс, почему Венеру зовут «утренней звездой» и отчего на самом деле случаются затмения.
Наступил апрель. Денька ждал его - не столько потому, что соскучился по весеннему теплу, и даже не потому, что близились каникулы - а потому, что в этом году, по его расчётам, сделанным с помощью учебника, должны были наблюдаться апрельские Лириды. Денис никогда не видел настоящего метеорного дождя, и его терзало то нетерпеливое любопытство, какое свойственно только подросткам. Каждую ночь он просиживал на чердаке, водя трубой телескопа по небу - иногда с отцом, но чаще уже один. На сон он оставлял себе два-три часа, предпочитая клевать носом на уроках. Оценки его упали, и учителя только качали головами, назначая ему епитимьи - но самому Денису до этого уже не было никакого дела. По крайней мере, он научился извлекать хоть какую-то пользу из своего положения изгоя.
В ту ночь Лириды, наконец-то, рассыпались во всей красе. Метеоры, сгорая в атмосфере, взрезали тёмное небо белыми росчерками то там, то здесь; Дениска пытался поймать хоть одну вспышку в телескоп - но всё же сдался. Потому он просто лёг у окна и любовался невероятным представлением, доступным теперь, пожалуй, только ему одному.
Отец рассказывал, что раньше метеоры считали падающими звёздами - и загадывали на них желания. В это красивое суеверие Денис, конечно, никак не верил - тем более, что его желание сбывалось прямо в этот момент.
Засмотревшись, он не сразу обратил внимание на шум, раздающийся снизу. Взглянув ещё раз на небо, Денис накрыл телескоп ветошью, и спустился с чердака по лестнице.
Внизу царил разгром. Двери были распахнуты, из комнат доносился шум ломаемой мебели; Дениска застыл в нерешительности, не зная, что ему делать - и тут в плечо ему впились чьи-то костлявые пальцы.
- Эх, юнец, - произнёс настоятель Аристарх, - не захотел ты вести себя благочестиво, и погряз в ереси...
Денис рванулся - но куда там, настоятель держал его мёртвой хваткой.
- Папа! - заорал он тогда - Папа, беги!
- Не убежит уже... - с какой-то грустью констатировал настоятель, и двое монахов в клобуках вывели денискиного отца, заломив ему руки за спину. Третий монашек нёс стопку книг.
- Так... Вот они, ереси! - отец Аристарх взял свободной рукой книжку из стопки. - «Перельман. Занимательная алгебра». Ох, прости Господи, какая мерзость! «Перельман» - сразу видно, из этих, из... неправославных!
Настоятель отдал книгу монашку, и с отвращением обтёр руки об рясу. Денис уже не сдерживаясь рыдал, поняв, что случилось самое плохое.
- А вот раньше надо было думать! - настоятель потащил Дениску к инквизиторскому грузовичку. - Да ты не убивайся особо, скажешь на суде, что мол, это отец тебя заставлял вредные книги читать, и рассказывать о том запретил. А ты, чтобы пятую заповедь не нарушить, его слушался. И всё! Не накажут тебя - отдадут только в монастырь на послушание, делов-то!
«Раньше надо было думать» - звучало эхо в голове Дениса.
Перед тем, как полезть в кузов грузовичка, он в последний раз взглянул на настоящее небо. В этот же момент прямо у него над головой полетел ещё один метеор, оставляя за собой тонкую, белую линию.
Дениска зажмурился, и загадал желание: «Пусть всего этого никогда-никогда не будет на самом деле».
Другу Сергею.
11.02.13