Из воспоминаний владыки Питирима... и моих о нем.... :-)
"В жизни епископа Николая (Доброхотова) была драма, после которой он и пошел в монахи. Его собирались женить. В те времена жених часто видел невесту только в церкви, - все решали родители. В самый день свадьбы случилось несчастье: на паперти храма невесту убили. А жених вместо венца, прямо как был, во фраке с белой манишкой, пошел в Киев, в Лавру. Там он некоторое время был послушником, его заметили и послали в Петербург: «Здесь тебе делать нечего. Езжай туда учиться». Потом он стал епископом Тамбовским.
О нем рассказывали... Однажды, например, подошла к нему дама в лайковых перчатках и, не снимая их, сложила руки, чтобы взять благословение. «Лайку не благословляю», - сказал епископ. Дама очень обиделась, приняв слово «лайка» на свой счет.
Другой раз владыка спросил городского чиновника: «Что же вы, ваше превосходительство, в храм не пожаловали?»
«Храм у меня в сердце». - ответил тот.
- «В сердце у вас, ваше превосходительство, храм, а в голове-то, что же, - колокольня?»
В конце концов он рассорился с властями и ушел в монастырь.
О. Александр Воскресенский из-за тесноты комнатки, в которой жила его многодетная семья, он не мог жить с ними и скитался по частным квартирам. Чаще всего жил где-нибудь в полуподвальном помещении. Однажды туда пришли работники НКВД, и уже готовы были его арестовать, но потом один из них, подумав, посмотрев на его жилище, на отсыревшие, заплесневевшие стены, по которым стекала вода, сказал: «Знаешь, отец, у тебя здесь хуже, чем у нас. Оставайся!»
Патриарх Алексий 1 происходил из дворянского рода Симанских, потомков псковских воевод, свято хранивших традиции древнего благочестия. Жили они в Москве и отношения их с петербургской аристократией были непростыми. Дореволюционное высшее сословие было, конечно, малорелигиозным. Патриарх рассказывал как анекдот, но весьма характерный. Одна барыня говорила (видимо, по-французски): «Службы такие долгие, утомительные! Я всегда приезжаю к «состракoм». Это значит, к возгласу: «Со страхом Божиим и верою приступите...»
Помню, частым гостем Патриарха был старый генерал Алексей Алексеевич Игнатьев. Он рассказывал, что Сталин однажды обратился к нему с вопросом: «У Патриарха скоро юбилей. Что бы подарить ему?» Тогда Игнатьев посоветовал: «Подарите Переделкино».
У самого Патриарха часы были исключительно точные. Носил он их на цепочке - считал, что архиерею носить часы на руке неприлично. Если он видел такое у епископа, говорил: «Преосвященнейший, вы что, носите часы на руке?» И в знак особого расположения мог достать из ящика часы на цепочке и подарить: «Вот вам, пожалуйста. Чтобы этого больше у вас на руке не было!»
Характер у Патриарха был очень контрастный - я бы сказал, огненный. Когда он сердился, весь вспыхивал, приходил в страшный гнев, но потом всегда сам очень от этого расстраивался и жалел о случившемся. Однажды показывает он мне телеграмму от одного архиерея: «Поздравляю Ваше Святейшество Первым мая». Когда я прочитал текст телеграммы, он прокомментировал: «Какая сволочь!»
Действительно, репутация у этого архиерея была весьма дурная. Он считался предателем Церкви, идущим на поводу у властей. Зачем он мог послать такую телеграмму? То ли переусердствовал, рассылая необходимые по протоколу поздравления, то ли хотел продемонстрировать свою лояльность по отношению к тем, кто держал под контролем переписку архиереев.
И тогда через месяц подзывает меня Патриарх и говорит: «Костя, отправьте телеграмму». Подает деньги и текст. Телеграмма адресована тому самому архиерею: «Поздравляю Ваше Высокопреосвященство первым июня».
Как-то, увидев в храме маленького сына преподавателя Академии Константина Скурата, он спросил: «Это кто же? Малютка Скуратов?»
Не любил он, и когда мирские по духу люди искали пострига. По этому поводу у него был один любимый анекдот, который он удивительно изящно и смешно представлял в лицах:
Приходит одна дама к другой. Гостья взволнована, а хозяйка спокойно раскладывает пасьянс. Гостья говорит: «Ах, моя дорогая, у меня такая тайна, такая тайна, что я даже вам ее открыть не могу!» «Ну, полно, - отвечает хозяйка, не отрываясь от пасьянса, - Какая же такая тайна, чтобы даже и от меня?» Еще поупиравшись, гостья признается: «Я вчера приняла тайный постриг!!!» Хозяйка пренебрежительно пожимает плечами: «Нашли, чем удивить! Я уже десять лет в схиме!»
О. Всеволод Шпиллер был человек своеобразный. Так, на вопрос: «Как вы себя чувствуете?» - он обычно отвечал, со своим специфическим акцентом: «Вашими святыми молитвами… - и сделав паузу добавлял: Отвратительно!»
Архиепископ Киприан был человек очень одаренный, блестящий проповедник. Слушать его собирались со всей Москвы. Он даже немного бравировал своей способностью говорить на любую тему. Как-то раз зашел я к нему в храм помолиться. «Не знаю, о чем говорить, - сказал он мне, - Хоть вы дайте мне тему». Мне стало несколько досадно на его браваду, и я, чтобы отвязаться, небрежно бросил: «Откуда мне знать? Вон: за снег идет». А потом, когда я уже собрался уходить, слышу, он с амвона вещает: «Подобно тому, как снег белоснежным покровом покрывает землю...» - и далее о спасении души.
С митрополитом Антонием Сурожским мы в хорошей близкой дружбе уже около пятидесяти лет. Это человек духовно очень одаренный, прекрасно знающий смысл внутренней жизни. Окончив медицинский факультет Сорбонны, молодой врач, он уходит в Сопротивление, во время одной из операций повреждает позвоночник - долгое время ходит в корсете (ему и сейчас трудно двигаться). Потом слушает лекции в Православном Богословском институте, становится священником. Приезжает в Россию, встречается с Патриархом. Тогда мы с ним и познакомились, и вскоре подружились.
Потом его посылают в Англию, чтобы наладить там церковную жизнь. Владыка Антоний ни слова не знал по-английски, хотя прекрасно, как родным языком, владел французским и немецким. Чтобы изучить язык, а заодно подготовиться к своей будущей работе, он стал читать по-английски Библию короля Георга. И вот, приехав в Англию, выйдя в Лондоне из поезда, обратился к первому встречному с вопросом: «Как мне пройти на Гарден-стрит, дом 15?» Прохожий в ужасе шарахнулся в другую сторону - вопрос на устаревшем английском звучал приблизительно как если бы у нас кто-то спросил: «Рцы ми, человече, камо гряду».
-----------------------------------------
И мое мемуарное:
Лет двадцать тому это уже. Был у меня тогда маленький автомобильчик и потому попросили меня отвезти епископа Анатолия, викария владыки Антония, в Волоцкий монастырь. Подъезжаю к условленному месту встречи - такой незаметный, хрупкий - сквозь него просвечивает, - в помятом светлом костюмчике дядечка стоит, в руках - коробка как из под торта. "Вот он, вылдыка" - толкает меня в бок спутник.
Рассаживаемся, едем, дорогой туда молчим больше. Прибыли. Давний семинарский приятель митрополит Питирим, осанистый и видный приглашает нашего владыку послужить. И тут прямо преображение - в той коробке, выходит, митра была - и весь в фиолетовых облачениях наш Анатолий царственность богослужебную, присущую сану обретает. Служат два епископа со вкусом, размеренно, неторопливо, словно смакуя возгласы и купаясь в торжественной гармонии монастырской Всенощной, ну прямо как два призрака прошлого византийского величия оказавшиеся среди едва оправившегося от разрушения собора в скелетах стоительных балок.
Потом отужинали на всю братию в несколько десятков человек. Вина пригубили за заморского гостя. Вежливо о делах осведомились, но не углублялись. Только вот двум приятелям лет десять не видевшимся и поговорить не удалось. И, кажется, для них послужить вместе было куда как значимее, чем предаться задушевно застольному "а помнишь"... Во всем их стиле общения поражала величавая сдержанность, право, как в фильмах о монархах или книгах о монахах.
А расположившись дорогой назад в машине у меня, попробовал я расспросить владыку об Антонии, тогда уже будучи очарованным его жизнью и творениями. Ответом были весьма общие, скупые слова. Спросил еще тогда - а почему владыка Антоний не общается с арх.Софронием (Сахаровым) чья мистическая обитель там же в Англии, где все неподалеку? И услышал в ответ - знаете, Сергей, иногда два гиганта духа просто не могут встретиться, не суждено им понять друг друга и так бывает в нашем Православии.
И еще услышал, что большинство иереев Сурожской епархии работают - врачами, даже бизнесменами, - и владыка это приветствует, что священник в храме лишь по выходным и ничего в этом плохого нет, когда всю седмицу он живет не отделяясь внешне от стиля прихожан и не теряет от этого ни в уважении, ни в призвании. А потом, владыка, прощаясь, поцеловал у меня руку, когдя я испрашивал благословения и скрылся среди коробок московских домов, бережно прижимая к груди свою коробку, словно из под торта... Незабываемо это было...Настоящая православная церковность в ее бережной мощи и несмущающем величии...
О нем рассказывали... Однажды, например, подошла к нему дама в лайковых перчатках и, не снимая их, сложила руки, чтобы взять благословение. «Лайку не благословляю», - сказал епископ. Дама очень обиделась, приняв слово «лайка» на свой счет.
Другой раз владыка спросил городского чиновника: «Что же вы, ваше превосходительство, в храм не пожаловали?»
«Храм у меня в сердце». - ответил тот.
- «В сердце у вас, ваше превосходительство, храм, а в голове-то, что же, - колокольня?»
В конце концов он рассорился с властями и ушел в монастырь.
О. Александр Воскресенский из-за тесноты комнатки, в которой жила его многодетная семья, он не мог жить с ними и скитался по частным квартирам. Чаще всего жил где-нибудь в полуподвальном помещении. Однажды туда пришли работники НКВД, и уже готовы были его арестовать, но потом один из них, подумав, посмотрев на его жилище, на отсыревшие, заплесневевшие стены, по которым стекала вода, сказал: «Знаешь, отец, у тебя здесь хуже, чем у нас. Оставайся!»
Патриарх Алексий 1 происходил из дворянского рода Симанских, потомков псковских воевод, свято хранивших традиции древнего благочестия. Жили они в Москве и отношения их с петербургской аристократией были непростыми. Дореволюционное высшее сословие было, конечно, малорелигиозным. Патриарх рассказывал как анекдот, но весьма характерный. Одна барыня говорила (видимо, по-французски): «Службы такие долгие, утомительные! Я всегда приезжаю к «состракoм». Это значит, к возгласу: «Со страхом Божиим и верою приступите...»
Помню, частым гостем Патриарха был старый генерал Алексей Алексеевич Игнатьев. Он рассказывал, что Сталин однажды обратился к нему с вопросом: «У Патриарха скоро юбилей. Что бы подарить ему?» Тогда Игнатьев посоветовал: «Подарите Переделкино».
У самого Патриарха часы были исключительно точные. Носил он их на цепочке - считал, что архиерею носить часы на руке неприлично. Если он видел такое у епископа, говорил: «Преосвященнейший, вы что, носите часы на руке?» И в знак особого расположения мог достать из ящика часы на цепочке и подарить: «Вот вам, пожалуйста. Чтобы этого больше у вас на руке не было!»
Характер у Патриарха был очень контрастный - я бы сказал, огненный. Когда он сердился, весь вспыхивал, приходил в страшный гнев, но потом всегда сам очень от этого расстраивался и жалел о случившемся. Однажды показывает он мне телеграмму от одного архиерея: «Поздравляю Ваше Святейшество Первым мая». Когда я прочитал текст телеграммы, он прокомментировал: «Какая сволочь!»
Действительно, репутация у этого архиерея была весьма дурная. Он считался предателем Церкви, идущим на поводу у властей. Зачем он мог послать такую телеграмму? То ли переусердствовал, рассылая необходимые по протоколу поздравления, то ли хотел продемонстрировать свою лояльность по отношению к тем, кто держал под контролем переписку архиереев.
И тогда через месяц подзывает меня Патриарх и говорит: «Костя, отправьте телеграмму». Подает деньги и текст. Телеграмма адресована тому самому архиерею: «Поздравляю Ваше Высокопреосвященство первым июня».
Как-то, увидев в храме маленького сына преподавателя Академии Константина Скурата, он спросил: «Это кто же? Малютка Скуратов?»
Не любил он, и когда мирские по духу люди искали пострига. По этому поводу у него был один любимый анекдот, который он удивительно изящно и смешно представлял в лицах:
Приходит одна дама к другой. Гостья взволнована, а хозяйка спокойно раскладывает пасьянс. Гостья говорит: «Ах, моя дорогая, у меня такая тайна, такая тайна, что я даже вам ее открыть не могу!» «Ну, полно, - отвечает хозяйка, не отрываясь от пасьянса, - Какая же такая тайна, чтобы даже и от меня?» Еще поупиравшись, гостья признается: «Я вчера приняла тайный постриг!!!» Хозяйка пренебрежительно пожимает плечами: «Нашли, чем удивить! Я уже десять лет в схиме!»
О. Всеволод Шпиллер был человек своеобразный. Так, на вопрос: «Как вы себя чувствуете?» - он обычно отвечал, со своим специфическим акцентом: «Вашими святыми молитвами… - и сделав паузу добавлял: Отвратительно!»
Архиепископ Киприан был человек очень одаренный, блестящий проповедник. Слушать его собирались со всей Москвы. Он даже немного бравировал своей способностью говорить на любую тему. Как-то раз зашел я к нему в храм помолиться. «Не знаю, о чем говорить, - сказал он мне, - Хоть вы дайте мне тему». Мне стало несколько досадно на его браваду, и я, чтобы отвязаться, небрежно бросил: «Откуда мне знать? Вон: за снег идет». А потом, когда я уже собрался уходить, слышу, он с амвона вещает: «Подобно тому, как снег белоснежным покровом покрывает землю...» - и далее о спасении души.
С митрополитом Антонием Сурожским мы в хорошей близкой дружбе уже около пятидесяти лет. Это человек духовно очень одаренный, прекрасно знающий смысл внутренней жизни. Окончив медицинский факультет Сорбонны, молодой врач, он уходит в Сопротивление, во время одной из операций повреждает позвоночник - долгое время ходит в корсете (ему и сейчас трудно двигаться). Потом слушает лекции в Православном Богословском институте, становится священником. Приезжает в Россию, встречается с Патриархом. Тогда мы с ним и познакомились, и вскоре подружились.
Потом его посылают в Англию, чтобы наладить там церковную жизнь. Владыка Антоний ни слова не знал по-английски, хотя прекрасно, как родным языком, владел французским и немецким. Чтобы изучить язык, а заодно подготовиться к своей будущей работе, он стал читать по-английски Библию короля Георга. И вот, приехав в Англию, выйдя в Лондоне из поезда, обратился к первому встречному с вопросом: «Как мне пройти на Гарден-стрит, дом 15?» Прохожий в ужасе шарахнулся в другую сторону - вопрос на устаревшем английском звучал приблизительно как если бы у нас кто-то спросил: «Рцы ми, человече, камо гряду».
-----------------------------------------
И мое мемуарное:
Лет двадцать тому это уже. Был у меня тогда маленький автомобильчик и потому попросили меня отвезти епископа Анатолия, викария владыки Антония, в Волоцкий монастырь. Подъезжаю к условленному месту встречи - такой незаметный, хрупкий - сквозь него просвечивает, - в помятом светлом костюмчике дядечка стоит, в руках - коробка как из под торта. "Вот он, вылдыка" - толкает меня в бок спутник.
Рассаживаемся, едем, дорогой туда молчим больше. Прибыли. Давний семинарский приятель митрополит Питирим, осанистый и видный приглашает нашего владыку послужить. И тут прямо преображение - в той коробке, выходит, митра была - и весь в фиолетовых облачениях наш Анатолий царственность богослужебную, присущую сану обретает. Служат два епископа со вкусом, размеренно, неторопливо, словно смакуя возгласы и купаясь в торжественной гармонии монастырской Всенощной, ну прямо как два призрака прошлого византийского величия оказавшиеся среди едва оправившегося от разрушения собора в скелетах стоительных балок.
Потом отужинали на всю братию в несколько десятков человек. Вина пригубили за заморского гостя. Вежливо о делах осведомились, но не углублялись. Только вот двум приятелям лет десять не видевшимся и поговорить не удалось. И, кажется, для них послужить вместе было куда как значимее, чем предаться задушевно застольному "а помнишь"... Во всем их стиле общения поражала величавая сдержанность, право, как в фильмах о монархах или книгах о монахах.
А расположившись дорогой назад в машине у меня, попробовал я расспросить владыку об Антонии, тогда уже будучи очарованным его жизнью и творениями. Ответом были весьма общие, скупые слова. Спросил еще тогда - а почему владыка Антоний не общается с арх.Софронием (Сахаровым) чья мистическая обитель там же в Англии, где все неподалеку? И услышал в ответ - знаете, Сергей, иногда два гиганта духа просто не могут встретиться, не суждено им понять друг друга и так бывает в нашем Православии.
И еще услышал, что большинство иереев Сурожской епархии работают - врачами, даже бизнесменами, - и владыка это приветствует, что священник в храме лишь по выходным и ничего в этом плохого нет, когда всю седмицу он живет не отделяясь внешне от стиля прихожан и не теряет от этого ни в уважении, ни в призвании. А потом, владыка, прощаясь, поцеловал у меня руку, когдя я испрашивал благословения и скрылся среди коробок московских домов, бережно прижимая к груди свою коробку, словно из под торта... Незабываемо это было...Настоящая православная церковность в ее бережной мощи и несмущающем величии...