Алексей работал сапожником. Давно, тяжело и, по возможности, творчески. Место в цеху модельной обуви перешло к нему по наследству. Было доходным, но скучным. Алексей купил старенькие Жигули, радовал супругу высокой зарплатой, растил троих детей, домой приходил поздно вечером.
Модельный цех при комбинате бытового обслуживания выполнял индивидуальные заказы, получал премии, вымпелы за перевыполнение плана и гнал левак. Тоже по давно установленному плану. Женские сапожки а-ля рюсс - гофрированные, на шпильке, но пользовавшиеся неизменным спросом у офицерских жен, вызывали у Алексея отвращение. Коллеги - знатоки дамских вкусов, успокаивали - производство и сбыт были отлажены, доходы стабильны. Алексей листал импортные журналы, рисовал что-то в блокноте, иногда мастерил невиданные модели. Коллеги посмеивались, называли Алексея блаженным…
КБО желтым уродливым мовзалеем нависал над городским рынком. Окна сапожной мастерской выходили на базарную площадь. Алексею нравилось наблюдать за пестрым неторопливым движением. В обеденный перерыв он спускался вниз подышать квасным воздухом рынка.
Внезапно, цветочниц, цыган с грибами и ягодами, янтарщиков и прочих любителей народного промысла потеснили крепкие парни из соседней Литвы, плотно завесив периметр яркими спортивными костюмами и трикотажными кофтами - Перестройка от слов перешла к делу. Подтянулись наперсточники и фокусники по ремонту женских колготок. Базар вспенился забытыми эмоциями. Морщинистые латыши вспоминали Ульманиса. Русская интеллигенция цитировала Ильфа и Петрова. Город ожил…
____________
Закон о кооперации легализовал цеховиков. Магазины государственной торговли откликнулись созданием кооперативных отделов с повышенными до "из-под полы" ценами. ОБХСС метался в поисках диалектического компромисса, симпатизируя статьям о хищениях в особо крупных и ежедневно запрашивая инструкции по новой экономической политике. Москва сурово молчала. Низы выжидали.
Черный рынок расцвел, наполовину легализовался, оброс атрибутами периода первичного накопления капитала в виде рэкета, проституток и несметного количества слухов, ожиданий, страхов и первых разочарований.
Сначала через границу хлынули поляки. Капитализм в передовой стране проигравшего социализма, начался с нищеты и углубляющегося чувства неуверенности в завтрашнем дне. Рынки наполнились радужным тряпьем и бэушной бытовой техникой. Милиция, и так ошарашенная скоростью, новизной и разнообразием нагрянувших перемен, ходила мимо импортных коробейников молча, колеблясь между желанием проявить административный ресурс и страхом нарваться на международный скандал - иностранный язык, шумность и количество пришельцев отпугивали неожиданным появлением и, неприсущей прибалтам, наглостью. КГБ, милиция и органы власти были в замешательстве. Все остальные, отбросив предрассудки, азартно отоваривались. Никто не подозревал, что через два года наступит очередь СССР и молох капитализма вспашет в свою очередь благоустроенную социалистическую ниву, запад скупо поделится гнилыми семенами и прикажет жить заново, удобрив землю своими товарами. Простой народ потянется к западным границам с электрочайниками, тюлем, дрелями, люстрами и водкой. Народ посложнее, вопреки многодневным приграничным очередям, сосредоточится на продуктах точного машиностроения - фотоаппаратах, биноклях и часах "Командирские". Самые умные сразу займутся золотом.
Предприимчивые от рождения, комсомольцы и романтики откроют видеосалоны и первые комиссионные магазины. Серьезный бизнес, требующий инвестиций, связей и опыта, возглавят партийные секретари, руководители отделов и их подчиненные. Рабочий класс будет пьянствовать и ошалело слушать радио во время утренних и послеобеденных перерывов, безнадежно подсаживаясь вместе с учителями и пенсионерами на первые сериалы - выступления депутатов Верховного совета. Латышская интеллигенция, отбросив творчество и вспомнив про национальность, наивно и бескорыстно уйдет в политику.
Я был романтиком и, после Геркенса и комсомольского вожака Паршина, открыл третий в городе кооперативный комиссионный магазин. До путча оставалось ровно два года...
_____________
Первую партию товара купили у поляков. Что-то принесли из дому. Развесили по стенам. Дали объявление в газету. И народ повалил.
Желающих избавиться от старого и тут же приобрести новое, было хоть отбавляй. Шедший по госцене импорт плавно перекочевывал на наши полки. Поляки уже не котировались. "Югославские" первопроходцы возвращались с разведки Балкан. Робко предлагали бижутерию из керамики, вино, часы и сигареты. Пошел Donald. За жвачкой с картинкой Мики Мауса ценой в один рубль приходили целыми классами. Бизнес шел в гору...
Под вечер, перед закрытием меня позвали в зал.
- Выйди. Там какой-то сумасшедший.
Алексей, загадочно молчаливый, в широких пирамидах, холщевой длинной куртке, с огромной черной сумкой на плече стоял у прилавка и разглядывал обувные полки.
- Вот это все нужно выкинуть, - наконец, решил он.
- Может быть, что-то оставим, - ответил я, сдерживаясь от смеха.
Алексей посмотрел на меня глазами умной, уставшей от человеческой глупости, собаки и тихо настоял на своем:
- Нет, всё.
Невысокий, с сантиметровой небритостью, длинными с проседью волосами, он был похож на певца Малежика и, в меньшей степени, на сумасшедшего.
- Хорошо, - согласился я, - и что мы туда поставим?
Алексей опустил баул на прилавок, медленно расстегнул молнию и вытянул из сумки длиннющие кожаные ботфорты. Продавщицы упали в обморок...
______________
К своим сорока двум Алексей что-то видел, что-то умел, что-то понял, что-то прочувствовал, но жизнь, кажется, проживал чью-то чужую. Скучную, тесную, неинтересную.
К болтовне по телевизору относился мудро. Смотрел, слушал, от комментариев воздерживался. Страна менялась. Алексей наблюдал, анализировал, делал выводы. И, наконец, решился.
Журнал Penthouse и каталог Otto за 1988 год подсказывали - на смену шпильке и высокому каблуку идет низкий на плоской подошве, наборный каблук, высота голенища стремится к бесконечности.
Алексей купил партию оленьей кожи и несколько дней, по ночам шил в мастерской сапоги. Коллеги с любопытством разглядывали выкройки, обрезки кожи, смеялись, давали негативные прогнозы, но, привычные к чудачествам Алексея, в дела его особо не лезли.
Испытания секретного оружия Алексей решил провести тихо, без помпы в прогрессивных рядах творческой интеллигенции.
Барменша театрального кафе Ева - зрелая, одинокая модница, соперничающая в популярности с примами труппы, всплеснула руками и шумно выдохнула: - Forshi! Сапоги пришлись почти впору. Длинна ее мини-юбки оказалась недостаточно коротка, что еще больше упрочило успех новинки. Денег в кассе бара и кошельке не хватало. Ева сбегала в город и принесла недостающее. Парализованная работа кафе привлекла внимание всего театра. Сбежались гримерши, костюмеры и рабочие сцены.
- Kas tas ir? - звучало вокруг.
- Tas ir ботфорты! - визжала Ева.
Успех был феноменальный. Разлет осколков и поражающая сила - сногсшибающие.
Следующими жертвами стали официантка гостиничного ресторана Эллочка и молодящаяся товаровед дома торговли Алла Георгиевна. Эффект был аналогичен театральному. На остальных сапог не хватило. Пробная партия ушла по 500 руб. за пару. Алексей перестал бриться. В глазах появился волчий блеск. Он начал оглядываться на улице. Работа по ночам продолжалась…
____________
Даже по меркам портово-гарнизонного города презентация нового товара прошла ярко и незабываемо. Число завистниц Евы, Эллочки и Аллы Георгиевны зашкаливало. Количество потенциальных покупателей грозило обвалом местного рынка. Алексей был осторожен, с детства любил детективы и шпионские фильмы. Симпатизировал шахматам и имел далекие украинские корни. Поэтому резонно боялся огласки и приходил в волнение от прибыли в тысячу процентов. Алексей сделал десять пар и повез их в Москву...
Продолжение в
Часть 2