интересное интервью с французом, переехавшем жить и работать в РФ 5 лет назад
Александр Латса, француз, осознанно предпочел жить и работать в России. Он написал удивительную и очень русскую книгу о нашей стране. Своеобразный угол зрения на наш быт, привычки, историю и мысли позволяет по-другому взглянуть на нас самих. Пора перестать заниматься столь любимым самобичеванием и уничижением. После этой смешной, острой и мудрой книги, вы поймете, что жить можно только здесь! Писатель, блогер и предприниматель Александр Латса отвечает на вопросы о своей жизни:
─ Александр, почему вы уехали из Бордо в Москву? Из региона, где мягкий комфортный климат, благоприятная экологическая ситуация, перебрались в задыхающийся от автомобильных пробок мегаполис. Обычно люди, по крайней мере, россияне, стремятся в обратном направлении.
─ Для француза, не знающего русского языка, в России существует выбор только между Москвой и Санкт-Петербургом. В этих городах есть возможность общаться с франкоговорящими людьми, а значит, легче устроиться на работу и обосноваться. Уже пять лет живу в Москве, у меня почти год назад родился сын. И сейчас мы с женой подумываем о том, чтобы перебраться в Подмосковье: туда, где легче дышится. Я знаю, как непросто в российской столице, потому что живу в спальном районе на востоке города, каждый день езжу на маршрутке до метро. В мегаполисах во всем мире тяжело. Я немного работал в Китае, в Шанхае. Там тоже масса неприятных моментов. Кстати, было время, я даже хотел остаться там. С другой стороны, в Москве − очень много возможностей. Практически любой иностранец может найти здесь работу и неплохо устроиться. Россия − это единственная страна в Европе, которая обладает таким потенциалом. Если есть энергия и понимание реалий, здесь возможно почти все.
─ Вы даже призываете людей переезжать в Россию. В то же время всем известно, что экономика нашей страны, к сожалению, сильно зависит от цен на углеводородное сырье. Все может быстро, как говорят финансовые аналитики, схлопнуться. Нет риска для новых россиян, ведь многим их них придется еще тяжелее, чем местным?
─ Основа российского экспорта − нефть и газ. Но экономика страны не только от них зависит. Несколько лет назад цена барреля упала до $50, однако катастрофой это не стало. В мире есть немало стран, Норвегия, например, которые тоже живут за счет экспорта энергоносителей, но Россия отличается тем, что здесь можно развивать что-то другое. Сегодня разве кто-то может утверждать, что через тридцать лет в России не будет сильной промышленности? Может быть, здесь станет не лучше, а хуже, но сегодня мы точно знаем: возможности у страны есть. А у Франции, у Западной Европы их, наверное, нет. Существующая там система сегодня не дает роста, развития. Поэтому, имея во Франции очень хорошую работу (был заместителем директора французского филиала одного из лидеров в сфере производства автоматических шлагбаумов − компании FAAC), я пять лет назад приехал сюда.
История с Россией началась с того, что после натовских бомбардировок Сербии я создал на свои средства гуманитарную организацию и с помощью православной церкви в Бордо собирал лекарства, одежду, игрушки для сербских детских домов. Находясь на Балканах, много слышал о России и посетил немало монастырей, в которых мне приходилось общаться с батюшками. Тогда я решил, что хочу стать православным. В свое время мои родители (отец − атеист, мать − католичка) сказали, что я должен сам решить, когда и какую веру принять.
Вас крестили в Сербии?
─ Нет, в Карелии. Вернувшись во Францию, я читал православную литературу, но получать крещение в Бордо не хотел из-за того, что тамошние батюшки, с которыми мы осуществляли благотворительную деятельность, действовали не очень порядочно.
Когда познакомился с женой, которая была родом из Петрозаводска, но уже 14 лет к тому времени жила во Франции, мы решили уехать жить в Россию. Мне повезло, что это произошло до кризиса 2008 года. Было время немного выучить русский язык и найти работу.
В Карелии, куда я часто езжу, потому что там живут родственники жены, случайно познакомился с батюшкой отцом Николаем. Увидел церковь, зашел, обратился к батюшке по-русски, а оказалось, что тот − француз − потомок белоэмигрантов. Он позвал меня на службу, потом показал свое хозяйство. У этого прихода прекрасная инфраструктура. Например, там есть огромный купленный в США сканер, который сам может сделать копию всей книги.
─ Откуда такое богатство?
─ Божья помощь плюс разговор с Владимиром Путиным во время его визита.
***
─ Наверняка вас спрашивали о том, не пиарщик ли вы ?
─ Когда я начал вести блог «Диссонанс», то делал это для своего друга во Франции, чтобы отвечать на его вопросы. Почему мой ресурс в Интернете стал популярным, не знаю. Сначала все тексты там были только на французском, сегодня их бесплатно переводят читатели на восемь языков. Постепенно разные сайты стали что-то у меня переводить и перепечатывать. В конце 2010 года «РИА Новости» предложили писать для них. Оказалось, что нет другого живущего в России француза, который бы писал о России не короткие сообщения в твиттере, а большие тексты. Сначала я хотел просто объяснить французам то, как я вижу Россию. Теперь я все больше хочу писать для русских о том, как я вижу их страну и Запад. Я довольно много высказывался о выступлениях оппозиции. Находилось немало тех, кто утверждал, что я − «сурковская пропаганда», что вхожу в работающую на Кремль команду. И даже говорили, что я − не француз. Когда появились мои аудио- и видеоинтервью, сомнения рассеялись: человек, который так ставит ударение не может быть русским! Никакой государственной финансовой поддержки у меня нет. Разве что с «РИА Новости» заключен авторский договор. Понимаете, оказалось, есть масса людей, которые думают: так писать про Россию в принципе невозможно. Но, если бы мне за мои взгляды платили специально, то я бы не снимал квартиру в спальном районе, не работал бы по десять часов в день семь дней в неделю.
Один московский корреспондент Le Figaro мне как-то сказал: «Я − зажигалка, которая освещает темные углы». «По-моему, − сказал я ему тогда, − ты должен показывать все, а не только плохое». Если бы я был корреспондентом Le Figaro, Le Monde или «Коммерсанта», то вынужден был бы, как и он, «вытаскивать на свет правду». Будучи аналитиком-блогером, могу писать все, что хочу.
***
─ Пока относительно будущего России можем только что-то предполагать, хотя уже сегодня известно: модернизация, если и идет, то очень медленно…
─ В России масса проблем, не только дороги и дураки. Народ очень консервативен. Например, принято считать, что власть во всем виновата. Но если никто из владельцев квартир не вызывает эксплуатационников поменять перегоревшую лампочку в подъезде, то виновата не власть, а простые люди. Я, иностранец, снимающий квартиру, звоню, и соответствующая служба сразу приходит. В чем тут винить власть? Соседи ждут, когда им сам Путин лампочку поменяет? Из-за такого отношения и размеров страны, модернизация будет идти гораздо медленнее, чем хочется. Хотя я пять лет в России, и очень многое поменялось на моих глазах. В районе, где я живу, улучшилась инфраструктура: появились новые парковки, детские площадки. Состав, следующий в Петрозаводск из Москвы, − теперь современный, в нем отличный вагон-ресторан. Парк культуры им. Горького в столице изменился в лучшую сторону.
─ В своей книге «Мифы о России» вы пишете, что наш креативный класс ничего креативного как раз не предложил. Только скопировать уже отживающую западную модель. А в принципе можно сегодня что-то лучшее, чем нынешние компании-лидеры в области высоких технологий и демократические выборы «скреативить»?
─ Креативный класс в России сегодня способен только восхищаться Apple и Google и может разве что работать в каком-нибудь филиале такой компании. Не видно большого желания придумать, создать что-то свое.
Что касается идеалов демократии, то многие россияне, например, говорят: Путин − не мой президент. А вы думаете Олланд − мой? И Саркози − тоже не мой президент. Выборы между Олландом и Саркози − это что-то вроде выбора между Путиным и Медведевым. То есть это − не выбор. В России демократии даже больше, ведь здесь любая партия, получившая поддержку свыше 5% населения, получает представительство в Госдуме. А во Франции система, при которой на выборах в Национальную ассамблею имеющие 20% голосов избирателей ультраправые из 577 мест в лучшем случае получают, как в прошлом году, два. Перед этим больше четверти века от Национального фронта (НФ) в нижней палате парламента не было ни одного депутата! Это, по-моему, конец французской демократии.
─ Вы называли нашу бюрократию кафкианской?
─ Поскольку у меня кадровое агентство, открывал индивидуальное предприятие (ИП). Федеральная налоговая служба (ФНС), на мой взгляд, работает хорошо. Открыть ИП − это десять дней. Тут, думаю, произошли радикальные изменения. Получал разрешение на временное проживание (на три года) и вид на жительство (на пять лет), и вот Федеральная миграционная служба (ФМС) порадовала гораздо меньше. Длинные очереди, грубое обращение... В России тренд − неофициально платить, чтобы получить документы быстрей. Но я, желая понять, как работает система в России, все оформлял сам, без взяток.
─ Ваше ощущение − коррупции в стране больше, чем на Западе?
─ Во Франции, в США, в других странах коррупция есть, но ее фигуранты ведут себя намного скромнее. Руководитель отделения ФМС у вас ездит на огромном армейском джипе − Hammer. Во Франции такого быть в принципе не может: там такой чиновник сидит за рулем обычной скромной машины. И, конечно, во Франции любой гражданин все, что ему полагается бесплатно, получит без денег. «Ускорять» ничего не потребуется. Хотя лазейки взяточники и там находят. Допустим, кому-то полагается операция. Врач говорит: лучше всего делает хирург такой-то, если хотите попасть именно к нему, то… Моя жена рожала в России. Она сказала: «Я покажу тебе, что можно родить в России». Все было бесплатно, хотя нам намекали, что не плохо бы отблагодарить. Мы принципиально ничего не заплатили. У меня есть критикующая власть знакомая, она, по ее словам, против коррупции. Ей родители подарили машину. Нужны были водительские права, и она их попросту купила. Нашлись «оправдания»: нет времени − муж, работа… Как же так, ведь ты против коррупции! Если бы люди решили: никому и никогда не давать на лапу − это был бы конец коррупции в стране.
***
─ В нашей прессе вашу родину изображают достаточно правдиво?
─ Нет. По статистике, которую я нашел (а такая статистика во Франции нелегко ищется), 60% населения страны получает пособия. Если завтра государство перестанет их выплачивать, будет гражданская война. Франция очень много тратила и продолжает тратить, чтобы купить социальный мир. И без Евросоюза сегодня уже не способна тянуть эту ношу. А российские СМИ «дипломатично» не говорят об этом.
─ Вы рисуете сейчас Францию, находящуюся на грани бедствия, а, между тем, приехав из России, человек там чаще всего бывает приятно удивлен не только отличным состоянием памятников истории и архитектуры, но и, конечно, хорошими дорогами, вообще инфраструктурой...
─ Если бы у РФ был такой внешний долг, как у Франции, российские дороги были бы не хуже. Из-за этого государственного долга, каждый новорожденный француз сегодня уже должен 40-50 тыс. евро. И этот показатель увеличивается. Что будет, скажем, через десять лет?
─ А там, куда туристы заглядывают не часто, все не так замечательно?
─ Я как-то предложил организовать пресс-тур, который бы рассказал о проблемах безопасности во Франции, где существует 1200 мест (районы в разных городах), куда невозможно зайти. Особенно, если вы снимаете на фото- или видеокамеру. Если с вами там что-то случится, и вы позвоните в полицию, она туда попросту не приедет. Государство потеряло контроль над 1,2 тыс. территорий внутри страны! Об этом в российской прессе ничего нет. Неудивительно, ведь и на мою идею никто не откликнулся. Более того, многие даже думали, что я вру. В России люди не верят в то, что во Франции есть кварталы, где криминал может постучаться в дверь к еще оставшимся там нормальным людям с предложением, от которого нельзя отказаться. 30% территории Марселя, по сути, потеряно. Каждый день там случаются перестрелки. Об этом в российской прессе почему-то совсем ничего нет!
─ У нас Марсель знают в основном по забавным фильмам Люка Бессона «Такси». А кто посчитал эти 1200 мест?
─ Я мониторил информацию на эту тему в течение нескольких лет. По моим прикидкам, получилась такая цифра. Когда я говорю здесь об этом, меня, бывает, упрекают: очерняешь родную страну! Но я говорю об этом, потому что надо знать, как все есть на самом деле, и еще потому, что боюсь, что здесь в городах будет то же самое. Некоторые признаки уже имеются. Пять лет назад рядом с моим домом в парке не пьянствовали гастарбайтеры, которым почему-то это никто не запрещает.
─ Также у нас почему-то мало обращают внимание на западноевропейские последствия глобализации, на утрату странами там уникальности, национальной идентичности…
─ Да, в течение многих лет людям говорили примерно в таком духе: французы − это не народ, потому что есть только один народ − европейский; ваша колбаса − ненастоящая, настоящая − из Словакии… Калифорнийское «шампанское» при этом почему-то продолжают называть шампанским. Приезжает в Бордо, город, где я жил, мусульманин. Что он видит? Гей-парады, девушек в мини-юбках, пьянство на улицах… Думаете, он хочет быть таким же? Нет, ему просто надо заработать деньги для своей семьи. Если бы во Франции была сильная национальная идентичность, выходец из Северной или Экваториальной Африки с большим трудом, но все-таки ассимилировался бы. Но никто не заставляет его вести себя, одеваться определенным образом, а потому французами иммигранты не становятся. В принципе везде в ЕС происходят похожие вещи.
─ Недавнее самоубийство в Соборе Парижской Богоматери возмущенного политикой государства писателя Доминика Веннера показывает: в Пятой республике явно что-то не так…
─ Трудно понять, почему во Франции существует такая огромная пропасть между народом и политикой! Акции протеста против принятия закона об однополых браках собирают до миллиона человек на улицах Парижа. По статистике, в стране гомосексуален только один процент всех пар, но во Франции очень влиятельное гомосексуальное лобби. Об этом не говорят, однако представителей нетрадиционной сексуальной ориентации хватает даже в ультраправом НФ! Есть тенденция уничтожать страну и традиционную семью. А это ключевые понятия для любого общества.
***
─ Что вы думаете о поступке Депардье? И вообще − о патриотизме.
─ Депардье получил российское гражданство, но он не будет здесь налоговым резидентом. Уверен, он будет жить больше шести месяцев в году в Бельгии и заплатит основную часть налогов там. Многие французы сегодня так делают. Но при этом Депардье − настоящий француз. Понимаете, после того, как ушел де Голль, очень тяжело быть патриотом Франции. Если вы любите эту страну, то вы против нее такой, какая она сегодня. С начала 70-х и по сей день Франция ежедневно деградировала. Уход де Голля стал концом независимости. Люди, которые пришли после него во главе с новым президентом Жоржем Помпиду, который был генеральным управляющим банка Rothschild Frères, сделали так, что Франция стала все больше и больше брать зарубежных кредитов. В свою очередь французская компартия (ФКП) постепенно скатилась в еврокоммунизм, отказалась от целей, которые ставил перед собой СССР. И стала терять голоса, пока не растеряла почти все (их у ФКП сегодня около 2%). Конечно, всех патриотов во власти, которые были там с де Голлем, постепенно вытеснили.
─ «Красный май» считается довольно удачной попыткой рабочего класса и студенчества отстоять свои права.
─ Мой отец, видел своими глазами, как в 68-м в Париже студенты ночью поджигали машины, а утром приходили домой к богатым родителям и брали у них деньги на развлечения. С какой стати богачи будут ломать систему? Чтобы стать беднее? Я часто говорю что «Красный май» стал первой «цветной революцией», потому что позволил отправить де Голля в отставку и привести во Франции к власти сторонников евроатлантизма − элиту, которая ей до сих пор управляет.
─ А как же 10-миллионная забастовка рабочих? Вы считаете, французский пролетариат использовали против него самого?
─ Народ ничего тогда не понял, как это чаще всего бывает. Профсоюзные боссы обещали рабочим повышение зарплаты, для этого, по их словам, надо было заставить де Голля уйти. Президентом в июне 69-го стал Помпиду, а рабочих-французов постепенно стала вытеснять более дешевая рабсила из Северной Африки. В начале 70-х Франсис Буиг, создавший строительную компанию Bouygues, говорил о том, что надо приглашать больше эмигрантов из арабских стран, так как им можно меньше платить. Сильная компартия не позволила бы этого сделать, она бы защитила французских рабочих. Тот электорат, который голосовал когда-то за ФКП, сегодня отдает свой голос Национальному фронту. В России сегодня в этой сфере мы видим, к сожалению, похожие процессы.
отсюда
─ Александр, почему вы уехали из Бордо в Москву? Из региона, где мягкий комфортный климат, благоприятная экологическая ситуация, перебрались в задыхающийся от автомобильных пробок мегаполис. Обычно люди, по крайней мере, россияне, стремятся в обратном направлении.
─ Для француза, не знающего русского языка, в России существует выбор только между Москвой и Санкт-Петербургом. В этих городах есть возможность общаться с франкоговорящими людьми, а значит, легче устроиться на работу и обосноваться. Уже пять лет живу в Москве, у меня почти год назад родился сын. И сейчас мы с женой подумываем о том, чтобы перебраться в Подмосковье: туда, где легче дышится. Я знаю, как непросто в российской столице, потому что живу в спальном районе на востоке города, каждый день езжу на маршрутке до метро. В мегаполисах во всем мире тяжело. Я немного работал в Китае, в Шанхае. Там тоже масса неприятных моментов. Кстати, было время, я даже хотел остаться там. С другой стороны, в Москве − очень много возможностей. Практически любой иностранец может найти здесь работу и неплохо устроиться. Россия − это единственная страна в Европе, которая обладает таким потенциалом. Если есть энергия и понимание реалий, здесь возможно почти все.
─ Вы даже призываете людей переезжать в Россию. В то же время всем известно, что экономика нашей страны, к сожалению, сильно зависит от цен на углеводородное сырье. Все может быстро, как говорят финансовые аналитики, схлопнуться. Нет риска для новых россиян, ведь многим их них придется еще тяжелее, чем местным?
─ Основа российского экспорта − нефть и газ. Но экономика страны не только от них зависит. Несколько лет назад цена барреля упала до $50, однако катастрофой это не стало. В мире есть немало стран, Норвегия, например, которые тоже живут за счет экспорта энергоносителей, но Россия отличается тем, что здесь можно развивать что-то другое. Сегодня разве кто-то может утверждать, что через тридцать лет в России не будет сильной промышленности? Может быть, здесь станет не лучше, а хуже, но сегодня мы точно знаем: возможности у страны есть. А у Франции, у Западной Европы их, наверное, нет. Существующая там система сегодня не дает роста, развития. Поэтому, имея во Франции очень хорошую работу (был заместителем директора французского филиала одного из лидеров в сфере производства автоматических шлагбаумов − компании FAAC), я пять лет назад приехал сюда.
История с Россией началась с того, что после натовских бомбардировок Сербии я создал на свои средства гуманитарную организацию и с помощью православной церкви в Бордо собирал лекарства, одежду, игрушки для сербских детских домов. Находясь на Балканах, много слышал о России и посетил немало монастырей, в которых мне приходилось общаться с батюшками. Тогда я решил, что хочу стать православным. В свое время мои родители (отец − атеист, мать − католичка) сказали, что я должен сам решить, когда и какую веру принять.
Вас крестили в Сербии?
─ Нет, в Карелии. Вернувшись во Францию, я читал православную литературу, но получать крещение в Бордо не хотел из-за того, что тамошние батюшки, с которыми мы осуществляли благотворительную деятельность, действовали не очень порядочно.
Когда познакомился с женой, которая была родом из Петрозаводска, но уже 14 лет к тому времени жила во Франции, мы решили уехать жить в Россию. Мне повезло, что это произошло до кризиса 2008 года. Было время немного выучить русский язык и найти работу.
В Карелии, куда я часто езжу, потому что там живут родственники жены, случайно познакомился с батюшкой отцом Николаем. Увидел церковь, зашел, обратился к батюшке по-русски, а оказалось, что тот − француз − потомок белоэмигрантов. Он позвал меня на службу, потом показал свое хозяйство. У этого прихода прекрасная инфраструктура. Например, там есть огромный купленный в США сканер, который сам может сделать копию всей книги.
─ Откуда такое богатство?
─ Божья помощь плюс разговор с Владимиром Путиным во время его визита.
***
─ Наверняка вас спрашивали о том, не пиарщик ли вы ?
─ Когда я начал вести блог «Диссонанс», то делал это для своего друга во Франции, чтобы отвечать на его вопросы. Почему мой ресурс в Интернете стал популярным, не знаю. Сначала все тексты там были только на французском, сегодня их бесплатно переводят читатели на восемь языков. Постепенно разные сайты стали что-то у меня переводить и перепечатывать. В конце 2010 года «РИА Новости» предложили писать для них. Оказалось, что нет другого живущего в России француза, который бы писал о России не короткие сообщения в твиттере, а большие тексты. Сначала я хотел просто объяснить французам то, как я вижу Россию. Теперь я все больше хочу писать для русских о том, как я вижу их страну и Запад. Я довольно много высказывался о выступлениях оппозиции. Находилось немало тех, кто утверждал, что я − «сурковская пропаганда», что вхожу в работающую на Кремль команду. И даже говорили, что я − не француз. Когда появились мои аудио- и видеоинтервью, сомнения рассеялись: человек, который так ставит ударение не может быть русским! Никакой государственной финансовой поддержки у меня нет. Разве что с «РИА Новости» заключен авторский договор. Понимаете, оказалось, есть масса людей, которые думают: так писать про Россию в принципе невозможно. Но, если бы мне за мои взгляды платили специально, то я бы не снимал квартиру в спальном районе, не работал бы по десять часов в день семь дней в неделю.
Один московский корреспондент Le Figaro мне как-то сказал: «Я − зажигалка, которая освещает темные углы». «По-моему, − сказал я ему тогда, − ты должен показывать все, а не только плохое». Если бы я был корреспондентом Le Figaro, Le Monde или «Коммерсанта», то вынужден был бы, как и он, «вытаскивать на свет правду». Будучи аналитиком-блогером, могу писать все, что хочу.
***
─ Пока относительно будущего России можем только что-то предполагать, хотя уже сегодня известно: модернизация, если и идет, то очень медленно…
─ В России масса проблем, не только дороги и дураки. Народ очень консервативен. Например, принято считать, что власть во всем виновата. Но если никто из владельцев квартир не вызывает эксплуатационников поменять перегоревшую лампочку в подъезде, то виновата не власть, а простые люди. Я, иностранец, снимающий квартиру, звоню, и соответствующая служба сразу приходит. В чем тут винить власть? Соседи ждут, когда им сам Путин лампочку поменяет? Из-за такого отношения и размеров страны, модернизация будет идти гораздо медленнее, чем хочется. Хотя я пять лет в России, и очень многое поменялось на моих глазах. В районе, где я живу, улучшилась инфраструктура: появились новые парковки, детские площадки. Состав, следующий в Петрозаводск из Москвы, − теперь современный, в нем отличный вагон-ресторан. Парк культуры им. Горького в столице изменился в лучшую сторону.
─ В своей книге «Мифы о России» вы пишете, что наш креативный класс ничего креативного как раз не предложил. Только скопировать уже отживающую западную модель. А в принципе можно сегодня что-то лучшее, чем нынешние компании-лидеры в области высоких технологий и демократические выборы «скреативить»?
─ Креативный класс в России сегодня способен только восхищаться Apple и Google и может разве что работать в каком-нибудь филиале такой компании. Не видно большого желания придумать, создать что-то свое.
Что касается идеалов демократии, то многие россияне, например, говорят: Путин − не мой президент. А вы думаете Олланд − мой? И Саркози − тоже не мой президент. Выборы между Олландом и Саркози − это что-то вроде выбора между Путиным и Медведевым. То есть это − не выбор. В России демократии даже больше, ведь здесь любая партия, получившая поддержку свыше 5% населения, получает представительство в Госдуме. А во Франции система, при которой на выборах в Национальную ассамблею имеющие 20% голосов избирателей ультраправые из 577 мест в лучшем случае получают, как в прошлом году, два. Перед этим больше четверти века от Национального фронта (НФ) в нижней палате парламента не было ни одного депутата! Это, по-моему, конец французской демократии.
─ Вы называли нашу бюрократию кафкианской?
─ Поскольку у меня кадровое агентство, открывал индивидуальное предприятие (ИП). Федеральная налоговая служба (ФНС), на мой взгляд, работает хорошо. Открыть ИП − это десять дней. Тут, думаю, произошли радикальные изменения. Получал разрешение на временное проживание (на три года) и вид на жительство (на пять лет), и вот Федеральная миграционная служба (ФМС) порадовала гораздо меньше. Длинные очереди, грубое обращение... В России тренд − неофициально платить, чтобы получить документы быстрей. Но я, желая понять, как работает система в России, все оформлял сам, без взяток.
─ Ваше ощущение − коррупции в стране больше, чем на Западе?
─ Во Франции, в США, в других странах коррупция есть, но ее фигуранты ведут себя намного скромнее. Руководитель отделения ФМС у вас ездит на огромном армейском джипе − Hammer. Во Франции такого быть в принципе не может: там такой чиновник сидит за рулем обычной скромной машины. И, конечно, во Франции любой гражданин все, что ему полагается бесплатно, получит без денег. «Ускорять» ничего не потребуется. Хотя лазейки взяточники и там находят. Допустим, кому-то полагается операция. Врач говорит: лучше всего делает хирург такой-то, если хотите попасть именно к нему, то… Моя жена рожала в России. Она сказала: «Я покажу тебе, что можно родить в России». Все было бесплатно, хотя нам намекали, что не плохо бы отблагодарить. Мы принципиально ничего не заплатили. У меня есть критикующая власть знакомая, она, по ее словам, против коррупции. Ей родители подарили машину. Нужны были водительские права, и она их попросту купила. Нашлись «оправдания»: нет времени − муж, работа… Как же так, ведь ты против коррупции! Если бы люди решили: никому и никогда не давать на лапу − это был бы конец коррупции в стране.
***
─ В нашей прессе вашу родину изображают достаточно правдиво?
─ Нет. По статистике, которую я нашел (а такая статистика во Франции нелегко ищется), 60% населения страны получает пособия. Если завтра государство перестанет их выплачивать, будет гражданская война. Франция очень много тратила и продолжает тратить, чтобы купить социальный мир. И без Евросоюза сегодня уже не способна тянуть эту ношу. А российские СМИ «дипломатично» не говорят об этом.
─ Вы рисуете сейчас Францию, находящуюся на грани бедствия, а, между тем, приехав из России, человек там чаще всего бывает приятно удивлен не только отличным состоянием памятников истории и архитектуры, но и, конечно, хорошими дорогами, вообще инфраструктурой...
─ Если бы у РФ был такой внешний долг, как у Франции, российские дороги были бы не хуже. Из-за этого государственного долга, каждый новорожденный француз сегодня уже должен 40-50 тыс. евро. И этот показатель увеличивается. Что будет, скажем, через десять лет?
─ А там, куда туристы заглядывают не часто, все не так замечательно?
─ Я как-то предложил организовать пресс-тур, который бы рассказал о проблемах безопасности во Франции, где существует 1200 мест (районы в разных городах), куда невозможно зайти. Особенно, если вы снимаете на фото- или видеокамеру. Если с вами там что-то случится, и вы позвоните в полицию, она туда попросту не приедет. Государство потеряло контроль над 1,2 тыс. территорий внутри страны! Об этом в российской прессе ничего нет. Неудивительно, ведь и на мою идею никто не откликнулся. Более того, многие даже думали, что я вру. В России люди не верят в то, что во Франции есть кварталы, где криминал может постучаться в дверь к еще оставшимся там нормальным людям с предложением, от которого нельзя отказаться. 30% территории Марселя, по сути, потеряно. Каждый день там случаются перестрелки. Об этом в российской прессе почему-то совсем ничего нет!
─ У нас Марсель знают в основном по забавным фильмам Люка Бессона «Такси». А кто посчитал эти 1200 мест?
─ Я мониторил информацию на эту тему в течение нескольких лет. По моим прикидкам, получилась такая цифра. Когда я говорю здесь об этом, меня, бывает, упрекают: очерняешь родную страну! Но я говорю об этом, потому что надо знать, как все есть на самом деле, и еще потому, что боюсь, что здесь в городах будет то же самое. Некоторые признаки уже имеются. Пять лет назад рядом с моим домом в парке не пьянствовали гастарбайтеры, которым почему-то это никто не запрещает.
─ Также у нас почему-то мало обращают внимание на западноевропейские последствия глобализации, на утрату странами там уникальности, национальной идентичности…
─ Да, в течение многих лет людям говорили примерно в таком духе: французы − это не народ, потому что есть только один народ − европейский; ваша колбаса − ненастоящая, настоящая − из Словакии… Калифорнийское «шампанское» при этом почему-то продолжают называть шампанским. Приезжает в Бордо, город, где я жил, мусульманин. Что он видит? Гей-парады, девушек в мини-юбках, пьянство на улицах… Думаете, он хочет быть таким же? Нет, ему просто надо заработать деньги для своей семьи. Если бы во Франции была сильная национальная идентичность, выходец из Северной или Экваториальной Африки с большим трудом, но все-таки ассимилировался бы. Но никто не заставляет его вести себя, одеваться определенным образом, а потому французами иммигранты не становятся. В принципе везде в ЕС происходят похожие вещи.
─ Недавнее самоубийство в Соборе Парижской Богоматери возмущенного политикой государства писателя Доминика Веннера показывает: в Пятой республике явно что-то не так…
─ Трудно понять, почему во Франции существует такая огромная пропасть между народом и политикой! Акции протеста против принятия закона об однополых браках собирают до миллиона человек на улицах Парижа. По статистике, в стране гомосексуален только один процент всех пар, но во Франции очень влиятельное гомосексуальное лобби. Об этом не говорят, однако представителей нетрадиционной сексуальной ориентации хватает даже в ультраправом НФ! Есть тенденция уничтожать страну и традиционную семью. А это ключевые понятия для любого общества.
***
─ Что вы думаете о поступке Депардье? И вообще − о патриотизме.
─ Депардье получил российское гражданство, но он не будет здесь налоговым резидентом. Уверен, он будет жить больше шести месяцев в году в Бельгии и заплатит основную часть налогов там. Многие французы сегодня так делают. Но при этом Депардье − настоящий француз. Понимаете, после того, как ушел де Голль, очень тяжело быть патриотом Франции. Если вы любите эту страну, то вы против нее такой, какая она сегодня. С начала 70-х и по сей день Франция ежедневно деградировала. Уход де Голля стал концом независимости. Люди, которые пришли после него во главе с новым президентом Жоржем Помпиду, который был генеральным управляющим банка Rothschild Frères, сделали так, что Франция стала все больше и больше брать зарубежных кредитов. В свою очередь французская компартия (ФКП) постепенно скатилась в еврокоммунизм, отказалась от целей, которые ставил перед собой СССР. И стала терять голоса, пока не растеряла почти все (их у ФКП сегодня около 2%). Конечно, всех патриотов во власти, которые были там с де Голлем, постепенно вытеснили.
─ «Красный май» считается довольно удачной попыткой рабочего класса и студенчества отстоять свои права.
─ Мой отец, видел своими глазами, как в 68-м в Париже студенты ночью поджигали машины, а утром приходили домой к богатым родителям и брали у них деньги на развлечения. С какой стати богачи будут ломать систему? Чтобы стать беднее? Я часто говорю что «Красный май» стал первой «цветной революцией», потому что позволил отправить де Голля в отставку и привести во Франции к власти сторонников евроатлантизма − элиту, которая ей до сих пор управляет.
─ А как же 10-миллионная забастовка рабочих? Вы считаете, французский пролетариат использовали против него самого?
─ Народ ничего тогда не понял, как это чаще всего бывает. Профсоюзные боссы обещали рабочим повышение зарплаты, для этого, по их словам, надо было заставить де Голля уйти. Президентом в июне 69-го стал Помпиду, а рабочих-французов постепенно стала вытеснять более дешевая рабсила из Северной Африки. В начале 70-х Франсис Буиг, создавший строительную компанию Bouygues, говорил о том, что надо приглашать больше эмигрантов из арабских стран, так как им можно меньше платить. Сильная компартия не позволила бы этого сделать, она бы защитила французских рабочих. Тот электорат, который голосовал когда-то за ФКП, сегодня отдает свой голос Национальному фронту. В России сегодня в этой сфере мы видим, к сожалению, похожие процессы.
отсюда