Швеция. Ольга Класковская. Тюремные дневники.
Стокгольмская пленница
Часть первая
30 марта 2013 года. Первая ночь на нарах. Привезли в полицейский участок Хандена. Прилюдно в присутствии мужчин полицейских, заставили раздеться, то что не сняла сама, стянули силой. Провели досмотр, выдали тюремную одежду. Бросили в камеру предварительного заключения. Холодные нары без постельного белья. Сутки не кормили, практически не давали спать и не выводили в туалет и на воздух. Часам к 9 вечера следующего дня зашли двое в штатском: - «Вы обвиняетесь в попытке совершения убийства! Адвокат, переводчик, нужны»? Молча киваю и сердитые дядьки уходят. Через час уже другие полицейские забирают меня на допрос. Без адвоката. Помимо прочего приезжает дежурная социальная служба, допытывает меня, где моя старшая дочь, я уверяю их что, Мира в надежном месте, в безопасности и искать ее не имеет смысла.
Через пару дней меня из КПЗ везут в суд Sødertørns Tingsrått (Сёдернтёрнс Тингсрод) - заседание по поводу меры пресечения. Выделяют дежурного адвоката, она же бывший прокурор Ingela Helesious (Ингела Хелесиоус). Ханденовские полицейские так перестарались с наручниками, в замке что-то заклинило, что они не смогли их открыть в суде, пришлось вызывать пожарных, те просто их распилили. Спасибо хоть не вместе с рукой!
На прощание полицейский турок, пугает пожизненным сроком.
С ностальгией и добрыми словами, вспоминаю белорусских ментов….У нас подобного нет…Суд еще не начинался, а полицейские уже знают приговор! (Прим. В Швеции нет пожизненного срока для женщин)
Суд постановил оставить меня под стражей и наложить режим строгой изоляции. Прокурор Martina Winslow (Мартина Винслов) утверждает, брызжа слюной, что если меня отпустить на свободу, то я буду «продолжать свою преступную деятельность». Интересно, а на шведском юрфаке вообще изучают такое принципиальное понятие, как «презумпция невиновности»? Но поскольку в Швеции прокурор всегда прав, то меня прямо из зала суда, (уже в новеньких наручниках с кандалами и связанными меж собой цепью) везут в тюрьму Østeråker (ОЁстерокер), в пригороде Стокгольма, это следственный изолятор и зона повышенной секретности с особо строгим режимом содержания, для особо опасных преступников и рецидивистов, в том числе и для террористов.
Меня определяют в камеру для суицидников, голые нары, бетонный пол, металлический, ржавый умывальник, грязная вонючая параша, замурованное окно, на потолке и стенах капли крови. Прямо под дверью конвой 24 часа в сутки. Правда, сводили на перекур и покормили.
Через пару дней перевели в другую, более уютную камеру. Выдали зеленую робу, носки, нижнее белье, шлепанцы. Постельное белье так и не дали - мол, пока нельзя, т.к. бывали случаи, когда зеки - новички вешались на простынях.
Здесь хоть приличный умывальник, но туалет в коридоре, а туда только под конвоем, дверь в туалетную кабинку не закрывается, надзиратели мужчины выходят в коридор, а женщины - тюремщицы - стоят, прям над душой, хоть обделайся. Сидишь на «толчке», а на тебя смотрит баба с равнодушными глазами.
В камере есть окно, оттуда романтический вид - высоченный забор и колючая проволока под напряжением.
А вместо дубинок - ножи.
Питание в тюрьме трехразовое. Завтрак в 8-00, обед в 11-00, ужин в 16-00. Очень часто дают мясо с вареньем и картошку в «мундире» с повидлом. Я сначала думала, что это какая-то тюремная пытка. Оказывается, просто особенности национальной кухни.
Прогулка раз в день с 9-00 до 10-00, в клетке-одиночке, это же единственная возможность вздохнуть свежего воздуха, в камерах и в здании невыносимая духота и вонь. Остальное время 23 часа сижу в камере - одна, в режиме строжайшего заключения, в «закрытке» как называют ее зеки. Ни в коем случае нельзя пересекаться с другими зеками. Ни во время прогулки, ни во время посещения туалета.
Платят тюремное пособие (Håktetbidrag) 90 крон в неделю, по вторникам и четвергам приезжает киоск, что-то вроде автолавки.
В начале апреля ко мне в тюрьму с трудом прорывается мой адвокат Ханс Бредберг, говорит, что полиция с ним вообще не связывалась, и о моем аресте он узнал от белорусского посольства в Риге. Ханс пытается успокоить и подбодрить меня, но получается у него это плохо, я стараюсь не впасть в истерику. Ситуация серьезная, статья тяжелая и срок мне грозит нешуточный. Какое уж тут успокоение????
Во второй декаде апреля меня переводят в третью по счету камеру. Наконец-то выдают постельное белье, подушку, полотенца, элементарные мыло-рыльные дела. Камера смахивает на занюханную комнату в сверх-дешевом хостеле. Есть письменный стол, ТВ и даже свой тюремный канал, пластиковый стул, настольная лампа, книжная полочка, умывальник и даже некое подобие зеркала. Какая-то его расплывчатая пластмассовая имитация. Лицо! Боже мой! Ведь я практически забыла, как оно выглядит!
А еще, я совсем не ориентируюсь во времени и пространстве - нет ни часов, ни календаря. Время будто бы остановилось… Такое ощущение, что попала в какую-то озоновую дыру или бермудский треугольник. Ведь я как бы есть, но в тоже время, но меня как бы нет…
Кстати, тюремные надзиратели называют нас, заключенных «клиентами». Я поначалу подумала, что это какая-то шутка, кстати, еще один момент в Швеции тюрьму Østeråker охраняют ни военные, ни полиция, а гражданские и что меня еще поразило, что у многих охранников за поясом нет дубинок, зато есть ….ножи!
Минск, такой близкий и далекий
Следует заметить, что с большинством надзирателей у меня сложились, хорошие и даже дружеские отношения, о многих из них до сих пор вспоминаю с теплотой.
Омбудсмен по правам ребенка Управления Исполнения Наказаний (Kriminal Vårgen) Катарина Лустинг по-прежнему делает все возможное и невозможное для моей встречи с сыном в тюрьме, но служба опеки молчит как мыла съевши.
В конце апреля Катарина принесла в камеру радио с часами и синие шторы. Вскоре я получила возможность работать, убирать все отделение плюс туалеты и душевые за 11 крон в час. Ну и плевать что «шнырь», всякая работа заслуживает уважения, но главное не это, а то что появилась возможность, звонить домой, заработанных денег как раз хватает на телефонные звонки, а еще есть хоть какая-то возможность выйти из камеры, развеяться, отвлечься. По субботам устраиваю себе праздник, покупаю настоящий крепкий кофе в автомате, а растворимый кофе в тюремном киоске дерьмовый, хотя другого нет, когда нет кипяченой воды, заливаю его обыкновенной горячей водой из-под крана.
С сигаретами в первое время вообще была катастрофа, когда меня арестовали, мои деньги, документы и сигареты остались в дамской сумочке, а ее судьба до сих пор неизвестна. Надзиратели поначалу выдавали мне сигареты из так называемой «дежурной пачки», потом угощали своими, а иногда приходилось и…бычки собирать, но апрельский снег превратил большинство окурков в мокрый мусор.
Как-то во время прогулки, на тюремном дворике глаза неожиданно наткнулись на пустую, скомканную пачку сигарет «Минск». Сердце сразу сжалось от радости, начало усиленно биться, Захотелось поднять и расцеловать эту пачку, крепко прижать ее к сердцу. Минск…Какой же ты теперь близкий и далекий!!!
«Здрафствуйте, девачка»!
Недавно возили в полицейский участок Хандена для регистрации меня в криминальной картотеке Швеции. В тюрьму приехали трое в цивильном, как женихи на свадьбу, одеты одинаково у каждого за поясом комплект наручников и по пистолету. В участке сняли отпечатки пальцев, сфотографировали, измерили рост, переписали все татуировки, шрамы, зубы.
Уже конец апреля, а мне еще ни одного письма не пришло, ни от мамы, ни от друзей. Хотя я написала им уже с десяток. Надзиратели, по-дружески объяснили мне, что поскольку у меня режим строгой изоляции. То все входящие и исходящие письма сначала идут на читку в полицию и прокуратуру. Для этого специально даже нанимается русскоязычный переводчик и только потом уже, после прохождения цензуры, письма отправляются адресату или не отправляются….
Звонить по- прежнему не разрешают. Передачи с воли запрещены. Свидания тоже.
Наконец-то приезжает тюремная библиотека. Миловидная пожилая шведка, бодро хлопает меня по плечу: - «Здрафствуйте девачка»! И незамедлительно начинает мне совать дешевые российские детективы. Я вежливо отказываюсь, ссылаясь на то, что мне детективы читать не надо, поскольку моя жизнь - это сплошная детективная история. Откуда-то с верхней полки милая библиотекарша достает Льва Толстого, Сергея Долматова, Викторию Токареву. Ну это совсем другое дело! В одном из рассказов Токаревой моментально въедается в глаза фраза - «дни тянутся медленно, а проходят быстро». Это про меня!
Пару раз в течение месяца ко мне с допросами приезжает полиция Хандена, теплой беседы у нас никак не получается.
В тюрьме в мои обязанности входит также уборка пустых камер. Я всегда внимательно читаю надписи на мебели и стенах, это как настольная книга, тюремный фольклор. Ба, да тут и наши отметились! - «Мусора - козлы»! «Питер - молитесь, не сдавайтесь»! «Сергей - Таллинн», и так далее.
В срочном порядке злобно отбрасываю швабру и пишу на стене, сильно давя на ручку: - «В Швеции две беды, дураки и ювенальная юстиция». Ну вот, день прожит не зря! Ура!
Транзитом через ад!
Известный российский шансонье Иван Кучин в одной из своих песен задается извечным для всех зеков вопросом: - «Что страшнее все же, смерть или тюрьма»?
Этот вопрос мучает каждого заключенного, мучает потому, что на него нет ответа. Мучает, потому что страшна сама постановка вопроса, его формулировка. По сути, тюрьму это и есть смерть! Маленькая, но все же смерть! Каждый день жаришься на тюремной адской сковородке. О смерти в такие минуты задумываешься гораздо чаще, чем обычно. Интересно, если я умру, то смогу ли я с небес видеть своих детей, маму? Помогать им, каким - то образом принимать участие в их судьбе? Есть все-таки жизнь после смерти? Если нет, то тогда я не согласна умирать! Из тюрьмы, я рано или поздно выйду, а вот с того света уже не вернусь. Поэтому надо жить! И надо держаться! Я не могу заставить своих родных и близких страдать еще больше!
В тюрьме также очень часто думаешь о Боге. И молишься Ему и просишь Его и злишься и предъявляешь Ему претензии. Куда Он вообще смотрит? Почему допускает такое? Но все равно я Его люблю! И он меня тоже.
И еще одна наболевшая проблема всех зеков, это мать. Не зря во всех популярных зоновских песнях воспеваются мама и церковь. Это все на самом деле списано с тюремной жизни. Я часто слышу, как заключенные из соседних камер кричат: - «Мама»! По-шведски и по-русски это звучит одинаково!
Я никогда не писала стихов, но в тюрьме начала и свое первое стихотворение я посвятила свое маме Людмиле.
А еще в тюрьме постоянно хочется постоянно просить прощения у мамы….
В тюрьме плачешь не по себе и свое разбитой судьбе, а по родным и близким, коришь себя за то, что сейчас они из-за тебя мучаются. Потому что знают, что мне сейчас плохо. Потому им и плохо, вдвойне.
Как же я жалею, что на свободе я мало времени уделяла своим родным и близким. На воле очень многое не ценишь, не замечаешь…Воспринимаешь, как само собой разумеющееся. Когда попадаешь в тюрьму, начинаешь смотреть на все по-другому, происходит переоценка ценностей и приоритетов, и понимаешь - как они для вас дороги. Кашу маслом не испортить - любви много не бывает! Цените и любите каждый день своей жизни, каждый день благодарите своих любимых людей зав то, что они есть в вашей жизни. Потому что в один прекрасный момент все неожиданно может оборваться.
Я даже злейшему врагу е пожелаю попасть в тюрьму. Пусть всех вас Бог хранит от этого ада на земле!...
Владимирский централ - ветер северный! Или наша «Jail mail».
Однажды, во время уборки тюремного коридора, мое уставшее ухо уловило звуки знакомой мелодии, Михаил Круг пел свой «Владимирский Централ»! Не может быть! Откуда в шведской тюрьме Круг? Поначалу, я грешным делом подумала, что у меня от тотальной изоляции начались «глюки». Но Круг пел все настойчивее и настойчивее, все громче и громче. Нет, не галлюцинации, в тюрьме есть русские!
Через несколько дней на стене в туалете появилась надпись: - «Есть здесь русские или русскоязычные»? Радостно пишу? - «Есть»! - «В какой камере сидишь»? Читаю я во время следующего посещения туалета, я пишу номер камеры и в тоже время быстро осознаю, что в таком формате наша переписка с «мистером Икс» долго продолжаться не может. И тут меня осеняет мысль! Я пишу ему письмо и оставляю на дне мусорного ведра, под пакетом, а на стене пишу ему ручкой (или все-таки ей?), инструктаж, мол, забери записку там-то и там-то. Поскольку я единственная уборщица в отделении и только в мои обязанности входит выброс мусора из туалета, а понимаю, что у охраны шансы засечь или пресечь нашу переписку, практически равны нулю.
Через несколько часов в мусорном ведре уже лежит ответ: «Привет Ольга! Меня зовут Игорь, мне 34 года и я из Литвы…» Дальше пошли рассказы о семье, о детях, за что сидит и так далее. Так началась наша активная переписка, которую мы окрестили, «Наш Jail Mail».
Мы переписывались с неизвестным мне Игорем каждый день, в течение двух месяцев. Спасибо ему, так я хоть немного отвлеклась и не сошла с ума. Это продолжалось до тех пор, пока с меня не сняли режим строгой изоляции и 11 июня 2013 года не перевели в другое отделение. За это время Игорь стал самым близким для меня человеком в тюрьме. Трудно переоценить его роль в этом отрезке моей тюремной жизни, его поддержку и его помощь мне. К началу июня Игорь знал обо мне практически все, и я знала все о нем.
От Игоря я узнала о других заключенных нашего отделения, кое с кем мой тюремный товарищ переписывался на той же стене тюремного туалета, кое с кем перекрикивался через форточку. Как выяснилось на этаже было еще трое русскоязычных, азербайджанец - запросили пожизненное за убийство, литовец - сидит за наркотрафик и латыш, тоже наркоторговец.
Но вдруг, от Игоря не стало поступать ни одной записки! Сразу так тревожно стало на душе. Меня охватила паника, моментально одинокой себя почувствовала, брошенной, осиротевшей. Как будто я одна осталась на белом свете.
Неужели охранники засекли нашу переписку?
Заветная записка от моего тюремного друга появилась в мусорном ведре через пару дней, оказывается, в течение этого времени, конвой водил Игоря в другой туалет, в отделении их два, в «наш» туалет он попал только на третий день.
11 июня с меня снимают режим строгой изоляции и одиночного заключения и переводят в отделении G-1, по дороге я прошу надзирателей заглянуть напоследок в туалет и оставляю Игрою записку, последнюю, прощальную…
«Лиллемор» и русская мафия
Новое отделение поразило меня относительной свободой, здесь содержались женщины, с которых был снят режим строгой изоляции, моя камера открыта 6,5 часов в сутки, с 8-00 до 11-00 и с 13-00 до 16-30, по выходным камера закрыта, но можно на несколько часов пригласить другого зека или самой сходить « в гости». Моя камера номер 77, практически ничем не отличается от предыдущей только стул не пластмассовый, а деревянный.
Мама прислала фотографии детей и иконы в виде открыток и календарей, фотоснимки Минска. Я все это повесила на стену, используя вместо клея зубную пасту. Прогулка по-прежнему раз в день, как и в «закрытке», но сейчас гуляем все вместе по тюремному дворику. Есть лавочки, цветы и даже помидоры. Кушаем тоже вместе - здесь же в тюремном дворике или в общей гостиной. Столов поскольку вес в тюрьме постоянно прыгает и очень важно следить за своей физической формой, в здоровом теле, здоровый дух!
Душ и туалет в G-1 в свободном доступе, без расписания до 16-30, вечером, ночью и на выходных, тоже только под конвоем.
Письма уже не читаются полицией и прокурором, идут значительно быстрее, регулярно звоню домой. Наконец-то поговорила с дочерью по телефону! Как же я по ней соскучилась!!!
Последние недели в «закрытке» были крайне тяжелыми. Я начала разговаривать с мебелью. Но…в этих разговорах были и свои плюсы… мебель всегда терпеливо выслушивала и никогда не перебивала…Ингода я сворачивала в кулек полотенце и, качая его, представляла, что это мой сын Адам….
Тюремное отделение G-1 - относительный островок свободы в океане несвободы. И все равно 17,5 часов, быть закрытым в камере-одиночке, это не сахар…
Я снова получила работу уборщицы, иногда подрабатываю на кухне, работаем посменно, вернее эстафетно, из-за большого количества желающих.
Заключенные приняли меня хорошо. У меня тяжелая статья, выше только убийство, поэтому в тюрьме у меня авторитет и меня никто не трогает. Здесь своя субкультура и субординация. Помимо прочего, моя национальность тоже играет большую роль, всех русскоязычных тут приравнивают к «русским». Все в шведской тюрьме знают, что с «русскими» шутить опасно, об этом мне много говорила 75-летняя «VIP-заключенная» Лиллемор Ёстлин (Lillemor Østlin).
Эта необыкновенная женщина, писательница и художница, а также крупный наркоделец, провела в общей сложности в шведских тюрьмах более 25 лет. Три раза успешно совершала побег. Когда-то очень давно, социальные службы забрали у нее маленьких дочерей. Впоследствии она их выследила и выкрала из приемной семьи. Лиллемор сидит в соседней камере номер 78. За последние месяцы мы с ней стали очень близки. Она постоянно похлопывает меня по плечу и приговаривает: - «My Russian mafia friend»!
Стереотип «русской мафии» очень силен в шведских тюрьмах и об этом (и не только) я буду подробно писать в своей книге - которую надеюсь издать в скором времени после освобождения (которое, надеюсь, тоже наступит скоро).
Контингент среди зеков очень разный. Русскоязычные попадаются редко (в основном за мелкие кражи) и не задерживаются тут надолго. Максимум на 2 - 3 недели. Очень много румынок, цыганок. Кстати, к последним я сначала с опаской относилась. А потом полюбила. Они веселые, доброжелательные, не жадные и если они тебя полюбят, то последнюю рубаху отдадут. Испаноязычные кстати тоже, выделяются среди остальных зеков, они всегда держаться вместе и всегда очень доброжелательны. Большинство из них сидят за перевоз наркотиков в прямой кишке.
Шведок среди заключенных меньше половины, процентов 40. Значительная их часть сидит по той же статье, что и я. Сюжет классический, арестованы по обвинению мужей.
В камере 75, сидит 30 летняя шведка Нина, получившая 5 лет за «попытку» убийства своего экс-супруга. Примечательно то, что у супруга нет ни одной царапины, но суд посчитал, что это не важно, а важно, то что у Нины, по их мнению, все же в душе было намерение убить….
4 и 5 июля 2013 года прошел мой суд и прокурор Винслов запросила для меня 8 лет лишения свободы, за что, так до сих пор и не могу понять, все дело шито белыми нитками. У полиции нет никаких доказательств против меня, даже моих отпечатков на изъятых ножах. Суд принимает решение отправить меня на судебно-психиатрическую экспертизу в клинику Главного Управления судебной медицины в Худдинге. Дежурный психиатр, которая беседовала со мной сразу после ареста, сделала пометку о том, что «совершение данного преступления не характерно для моей личности», поэтому рекомендуется более обширное обследование.
15 июля 2013 года меня увезли в психиатрическую клинику.
«Где у вас прокурор?! В шестой палате, там же, где и Наполеон»!
Честно говоря, когда я ехала в дурдом, картина перед глазами рисовалась достаточно мрачная. Мерещились здоровенные санитары с большими мясистыми руками, гоняющиеся с огромными шприцами за пациентами. Конвоиры меня успокаивали по дороге, мол, не переживай, в сумасшедшем доме тебе понравится. И действительно, дурдом для уголовников оказался более чем приличным заведением. Практически «Гранд-отель» по сравнению с предыдущей тюрьмой. Мне выделили отдельную просторную комнату, (так и хочется назвать ее «номером», и уж никак язык не поворачивается назвать ее «камерой»). Красивая новая мебель, плазменный телевизор на полстены, собственные душ и туалет, (вся сантехника новая, на сенсорных кнопках) и о чудо, дверь в комнату не запирают. На ней вообще отсутствует, какой либо засов.
После длительного дефицита общения в тюрьме незапертая дверь кажется каким-то миражем. Помимо прочего, в клинике 5-ти разовое питание. Чай, кофе, соки, свежие фрукты в неограниченном доступе в течение всего дня. Прогулка 2 раза в день, перекур 5 раз в день в больничном дворике и на балконе. За каждый день пребывания в клинике пациентам платят 40 шведских крон, есть киоск, раз в неделю можно звонить домой за счет клиники. Мужчины и женщины в одном отделении. Больничное питание - абсолютно несравнимое с тюремным, есть лосось, креветки, клубника с мороженым. Такое ощущение, что попадаешь из ада в рай.
В клинике я пробыла всего 9 дней из запланированных судом 28-ми. Думаю, в первую очередь связано с дороговизной пребывания - один день нахождения в судебно-психиатрической клинике Главного Управления судебной медицины Huddinge обходится шведской казне в 8 тысяч крон. Помимо прочего, после тщательных собеседований и психологических тестов, экспертная комиссия не выявила у меня каких-либо психических нарушений, и оставаться в клинике далее не имело никакого смысла.
Компания в дурдоме подобралась достаточно веселая. Я - попытка убийства, 32 - летняя немка Элиза, которая убила свою 3 летнюю дочь, об этом впоследствии писала шведская пресса. Элизу, признали психически больной и отправили на принудительное психиатрическое лечение. 35-летний швед Джимми, убийство при отягчающих обстоятельствах - запросили пожизненное. 38-ми летний Рахматулла из Узбекистана - убийство при отягчающих, запросили 18 лет заключения, 30-ти летний Бари из Ирака, нанесение тяжких телесных повреждений, запросили 5лет, и так далее.
Мои подельнички по несчастью, узнав, что у меня в Швеции проблемы с получением вида на жительство, без колебаний предложили мне сочетаться узами законного брака. Я на это шутила, - «А что я своей маме скажу? Что я со своим третьим мужем в дурдоме для уголовников познакомилась»?
Некоторые о своих преступлениях рассказывали охотно, в подробностях, некоторые предпочитали эту тему вообще не затрагивать. Элиза несколько раз пыталась покончить с собой и вскрывала вены. Часто показывал мне фотографию своей покойной дочери Изольды, плакала и говорила, что хочет к ней на небо. Я не знала в этим минуты, какие слова утешения я могу найти для матери-детоубийцы… Элиза была очень мила со мной, приглашала в гости в Германию, много рассказывала о своей неудачной попытке семейной жизни с мужем шведом. Но с каждым днем общаться с ней становилось все тяжелее и тяжелее, каждый новый диалог отягощал и опустошал меня и я признаться, рада, что наши пути с Элизой разошлись…
Недавно о ней была большая статья в крупном издании Aftonbladet, отец убитой девочки сообщил журналистам, что несколько раз обращался в социальную службу, бил тревогу по поводу психического состояния Элизы. По его словам, женщина не единожды грозилась убить себя и дочь. Социальные службы не предприняли ни одной попытки для спасения ребенка, то, что Элиза больна, ее беда, а не вина, но трагедию можно было предотвратить. Все больше убеждаюсь в том, что социальные службы заняты отбиранием детей у любящих, заботливых, адекватный родителей и полностью закрывают глаза на реально опасные ситуации. Элизина ситуация - лишнее тому подтверждение и это страшно.
А любящим матерям - по 4 года тюрьмы!
И вот я снова в тюрьме. Сотрудники сохранили для меня мою камеру, никого туда не заселяли, специально «держали» для меня. В отделении много новеньких. 35 летняя Сильвия и 43-х летняя Дженнифер сидят за «похищение» собственных детей. Сильвия забрала двухлетнего сына из социального приюта. Дженнифер «увела» своего 12 летнего сына из приемной семьи, после того как мальчик выслала ей смс о том, что собирается покончить жизни самоубийством. Обе женщины по заявлению социальных служб были объявлены международный розыск. Сейчас ни одна, ни вторая не знают, где их сыновья, у обеих на носу суды и грозит до четырех лет лишения свободы.
Элиза, хладнокровно убившая свою трехлетнюю дочку, избежала тюремного заключения, полиция и суд на угрозы со стороны социальных работников и полиции. Обе арестованные по запросу Интерпола, даже в момент ареста, мертвой хваткой вцепись в своих сыновей, пытаюсь не отдать их полиции….За это их теперь и судят…
Как все же верны утверждения Сергея Довлатова о том, что Мир охвачен безумием и что ненормальное возводится в ранг нормы, а нормальное, становится редкостью и воспринимается как ненормальное т противоестественное….
В конце июня меня вызвали в службу безопасности тюрьмы, оказывается, во время обыска в моей камере, нашли бумажку одной из сотрудниц тюрьмы. Тюремный «особист» стал допытываться, что и как, как ко мне эта бумажка попала, кто мне ее дал? Я прикинулась «шлангом», мол, ничего не знаю, мне просто не хотелось подставить молодую и неопытную сотрудницу, которая по простоте душевной, оставила мне свой адрес.
23 августа 2013 года, районный суд Стокгольма (Sødertorns Tingswratt) приговорил меня к восьми годам лишения свободы. Судебное слушание называлось «Прокурор против Ольги Класковской». Уже одной фразой все сказано.
Андерс Брейвик, убивший 77 человек, получил 21 год тюрьмы….В моей ситуации даже никто не пострадал и кто на самом деле жертва этой истории - более чем очевидно. Срок дикий и все происходящее никак не укладывается в голове.
Впереди апелляционный суд и полная неизвестность. Когда и где шведская Фемида поставит наконец точку во фразе - «Казнить нельзя помиловать»?...
В тюрьме учишься такому полезному качеству, как терпение. В тюрьме вообще много чему учишься. Более слабые, безусловно, ломаются. Более сильные становятся еще сильнее. Я не могу сказать, что все мои тюремные воспоминания связаны только с плохими и негативными вещами. Как это ни странно прозвучит, но тюрьма оставила в моей памяти и много хороших, полезных воспоминаний и я этим очень дорожу. Тюрьма учит человека не смотреть на Мир искаженно, тюремный мир на самом деле очень многогранный мир с очень сильным кодексом морали и чести и солидарностью - которых, увы, практически нет на свободе. Я ни в коем случае не романтизирую тюремную жизнь и уголовное сообщество. Никакой романтики там нет и лучше сюда вообще не попадать, тем более женщине и матери, ведь у тюрьмы не женское лицо!
Но пожалуй, самое главное качество которому учишься в тюрьме, - не судить других людей, не навешивать на них ярлыки. И это приобретение дорогого стоит!
Не судите, да не судимы будете!...
Продолжение следует….
Ольга Класковская, апрель-август 2013
Нашел здесь.