Мы как раз делали смешное упражнение - встав в хоровод и взявшись за руки в воде, закинули на них правые ноги и на левых поскакали («Быстрей! Еще быстрей!») против часовой стрелки.
И тут кто-то закричал: «Человек в море! Люди! Машут руками!» И - будто хрустальная ваза упала с полки и стало ясно, что она никогда не станет прежней - хоровод рассыпался, аква-аэробика закончилась, все уставились в горизонт.
Да. Кажется, да. Кажется, что там, далеко, кто-то махал руками - так, как машут в фильмах - «SOS!». Кажется? Или правда? Сердце подскочило куда-то к горлу.
Инструктор Хамид - подтянутый арабский скакун - даже смотреть на него одно наслажденье, неслучайно йога и аква-аэробика под его руководством собирали аншлаги - метнулся на берег, заскочил на ближайший прогулочный катер, вместе с командой выбежал на нос, вперился взглядом вдаль.
***
Той осенью навигация на Неве закончилась рано - в середине сентября. Мы с коллегой Танькой размышляли, где бы нам отдохнуть. Горящие путевки в Египет (10 дней / 9 ночей) стоили около 300 долларов (доллар - 30 рублей или что-то около того). Альтернативой было Черное море - Танькина мама жила в Дагомысе, сдавала фанерный домик отдыхающим, и сейчас, когда сезон почти закончился, домик пустовал.
Мы поехали в Дагомыс. Я сразу нашла в этом смысл - отдохну пару недель, а оттуда - в Таганрог, бабушке требовался курс лечения в больнице, паззлы складывались правильно.
Октябрьское Черное море было разным. То оно нежило согретой за летние месяцы галькой и качало на волнах, то штормило - по нескольку дней. Когда шторм заканчивался, на берег выходил все аборигены поселка - с металлоискателями, лопатками, граблями - море выкидывало горстями золотые кольца, серебряные цепочки, сережки с потускневшими камешками, монеты. Монеты ценились, понятно, меньше всего.
Мы с Танькой сидели в такие дни на берегу, пили домашнее вино производства Танькиной мамы и выдыхали летнюю усталость. Дуэт из вина и моря насыщал какой-то новой жизнью - но когда хотелось встать и жить эту новую жизнь, вдруг начинало клонить в сон, и мы возвращались в свой фанерный домик у железной дороги. Я открывала книгу «Романовы», и, споткнувшись о кровавые строки, засыпала. Снились мне великие книжны - Татьяна, Ольга, Мария, Анастасия. Они путешествовали на поезде, уезжая из опасного Алапаевска, выходили на безымянной станции, где их никто не знал, и тоже, как я - после вина и моря - начинали новую жизнь.
Утро будило гудком очередного поезда и солнечными лучами, я просыпалась, видела книгу рядом с кроватью, сердилась на Радзинского (вот бы все было не так, как было, а как у меня во сне), будила Таньку, и, позавтракав инжиром с дерева около нашего домика, мы шли на пляж.
Тем утром штормило сильнее обычного. Да что там! - штормило так, как может штормить настоящее море, когда сезон окончен, и море живет по своим правилам, а не играет в игры с мячом и надувными кругами, которые навязывают ему отпускники. Волны не накатывались на берег, они обрушивались всей своей тяжестью, что тащили на себе откуда-то из-за горизонта, из Турции, может быть. Они разбивались на миллионы брызг-осколков, и была в этом всем такая мощь, такая сила, такая стихия, что не верилось, будто пройдет день-другой, и море станет прежним. Ласкающим и умиротворенным. В это не верилось вообще.
Мы шли с Танькой от нашего домика на пляж, надев купальники - мало ли? - и неся в руке пледы - холодно же. У нас было с собой вино и хурма, и столько дней и ночей на море впереди, сколько нам было нужно - Танькина мама не задавала нам вопросов, мы не искали на них ответов.
У самой воды сидела компания из трех мужиков. Немолодых, но еще и не старых. Когда на берег прибывала очередная волна и разбивалась навсегда, её брызги попадали мужикам на лица, волосы, рубашки. Мужики не отсаживались подальше. Я понимала, как оно бодрит - ощущать совсем рядом с собой стихию. А может, мужики уже были прилично пьяны - рядом с ними валялась пустая бутылка от портвейна, вторая бутылка (один из мужиков придерживал её рукой, чтоб порыв ветра не вмешался в её судьбу), была наполнена примерно на треть.
Мы с Танькой прошли мимо мужиков. Один из них с развязной интонацией что-то сказал нам - ветер унёс его слова вдаль. Танька зло огрызнулась: «Отвали!» Так зло, что меня передернуло.
Я боялась Таньку в моменты, когда у неё переключалось настроение. Казалось, у неё внутри находится очень шаткий механизм - и порой какая-то ерунда, мелочь запускали этот механизм в обратную сторону, и из смешливой Таньки она превращалась в брызжущую слюной агрессивную тигрицу. Это было страшно.
Я не хотела участвовать в том, что могло сейчас произойти, и разжигать этот огонь не хотела тоже. Я не спросила, что сказали мужики. Какая разница? - «Девчонки, может выпьем вместе, вы же не с пустыми руками на пляж?» или «Купальники хороши, а под ними, наверное, все еще лучше?»
Мы с Танькой отошли от мужиков метров десять. Расстелили плед недалеко от воды - но и не близко - море рычало, шумело, гудело, впрочем, брызги до нас не долетали.
Мы молча смотрели на воду и зябко ежились. Одеваться или кутаться в пледы не хотелось. Но сидеть в купальниках было чересчур свежо. Оставалось открыть вино. Полдень - самое время для терпкого домашнего молодого вина. Оно даже не пьянило, оно разбавляло кровь и вытравливало из неё питерскую усталость, снобизм, улицы-линии. Оно сводило разведенные (опять не успела!) мосты и делало неважным все, что казалось важным там. Глоток - и забывались какие-то глупые ссоры, какие-то незаработанные деньги, какие-то неудачные дни.
***
По берегу прошла волна: «Люди в море!» - и берег оцепенел.
Все понимали, что надо что-то делать. Никто не понимал, что.
Про аква-аэробику все давно забыли.
Я выскочила на берег, ощутила внутри себя робота - никаких эмоций, никаких мыслей, никаких предположений и паники. Робот огляделся по сторонам, увидел молодого мужчину (новенький, вчера заселился, наверное) с намечающимся пузцом, держащего подмышкой огромный надутый круг.
Робот протянул руку за кругом, ничего не объясняя. Не спрашивая объяснений мужчина протянул круг и растворился под одним из пляжных зонтиков. Вдох - гребок вперед - выдох - гребок вперед - вдох - гребок вперед - выдох -…
Я толкала круг чуть впереди себя, и быстро поравнявшись с носом теплохода, увидела на нем Скакуна-Хамида с биноклем. Глянув на меня, Хамид покачал головой, крикнул: «Nobody!»
От этого «Nobody!» кому угодно стало бы зябко. Только не роботу. Робот внутри меня двигался, как двигается техника, которую любят, ценят и вовремя заряжают или меняют батарейки. Гребок вперед - выдох - гребок вперед - вдох - гребок вперед.
Я неотрывно смотрела вдаль - Солнце слепило, белые буйки вдали (они обозначали место якорения местных катеров) сбивали с толку, но…
…но время от времени вдали показывалось что-то темное. Что-то темное, круглое. Чья-то голова. Без сомнения, это была чья-то голова. И она махала руками. «SOS!»
***
Танька уже успокоилась после инцидента с мужиками, вино отпустило её. Море по-прежнему безумствовало, но это безумство уже казалось нам, пообвыкшимся на берегу, нормой. И мы сидели и размышляли, не пойти ли искупаться. Мы обсуждали это будто шутя. Но внутри были серьезны и взвешенны.
Собственно, сложных моментов было два: зайти в море - не быть сбитой волнами, разбивающимися о берег и успеть поднырнуть в волну, что повыше. Получилось - ты в дамках. Второй момент - сделать все это в обратном порядке, выйти. Но «выйти» было так далеко, а перспектива ободрать спину, будучи опрокинутой волной и выкинутой на берег казалась такой… банальной и необидной - рядом с бурлящим адреналином «покорить море», что о «выйти» не думалось. Об опасности не думалось тоже - я с детства отлично плавала. А Танька… Танька выросла у воды. Она умела договариваться с морем.
Я подошла к воде первой. Постаралась дышать с морем в такт. Раз-два-три - волна. Раз-два-три - еще одна. Теперь нужно было не спешить. Подождать, когда волна разобьется рядом, сделать шаг вперед, когда она откатывается, и резко занырнуть.
Я - Господи, помоги! - сделала шаг вперед, закрыла глаза, нырнула в самую стихию. Море думало иначе - что не я нырнула, а оно меня накрыло. Под водой закрутил водоворот - я выдыхала остатки воздуха из легких, чтоб прокрасться по дну туда, где волны не так сильны, проплыла, сколько смогла, вынырнула, и…
…и оказалась в счастье.
Здесь было совсем не так, как представлялось с берега. Солнце сияло, сверкало, искрилось. Волны качали, но не зло, а будто развлекая своим аттракционом. Я огляделась вокруг - и совсем рядом увидела Таньку. Танька отфыркивалась и смеялась. Старше меня лет на семь, сейчас, в воде, она выглядела почти школьницей. Сговорившись только глазами, мы поплыли туда, к горизонту, к Турции, откуда ветер гнал волны - просто потому, что мы были молоды, свободны, сильны.
***
Я плыла вперед уже минут десять. Я быстро плыла вперед минут десять. Но я не приближалась к своей цели. Наоборот. Чем дольше я плыла, тем, казалось, больше удаляется от меня то появляющаяся, то исчезающая голова. Я недоумевала - что это? Уносит в море? Как так? Смогу ли я помочь? Успею ли? Хватит ли сил?
Я смотрела вперед, на удаляющуюся к горизонту голову и руки опускались. Несколько минут я еще плыла вперед по инерции. Но, наконец, договорившись с собой, поняла -лучше вернуться. И звать спасательный катер. Если у того человека (или людей?) нет паники (а судя по тому, как он давно он в воде, паники нет), он не утонет. В Красном море утонуть трудно, вода держит.
Я развернулась и поплыла на берег. Положила круг на песок - примерно в том месте, где взяла его у мужчины. Поспешила к Максиму - его лежак был в другой части пляжа. Выдохнула: «Срочно спасателя. У меня нет сил бежать. Там люди в море».
Максим медлил и взвешивал каждое мое слово. Ему не хотелось выглядеть смешным. Но для меня он был готов на все. Мы дошли до кафе - слишком медленно, как мне казалось, но бежать я не могла - дыхание еще не выровнялось, а Максим не хотел.
«Люди в море, - обратился Максим к главному по полотенцам. - Есть спасатель?»
Полотенечник покачал головой: русский он знал на уровне «привет», «полотенце, «пока». Ну, еще «ром» и «кола». Но «ром» и «кола» - это уже не чисто русский, это интернациональный.
Зато оживился официант, сидящий рядом: «О, не волнуйтесь. Спасатель не нужен. Это Ахмед. Он тут живет рядом, я его сегодня утром видел. Он иногда приходит на наш пляж, берет девчонок с пляжа и они вместе плывут на риф. Тут есть коралловый риф. Snorkling. Все в порядке».
Это Ахмед. Официант видел. Сердце опустилось из горла на свое привычное место. Максим посмотрел на меня: «Ну вот. Все хорошо. А ты волновалась! Не надо паники!»
Я направилась к теплоходу, где в носу все еще стоял с биноклем Хамид.
«Все нормално, - крикнул он мне, не отрываясь от бинокля. - Один малчик. Два девочка. В масках. Ныряют».
Пляж выдохнул. И сразу все занялись своими делами - кто-то закурил, кто-то занырнул, кто-то стал втирать в себя тройную порцию солцнезащитного крема.
«Зачем же они так махали?» - спросила больше себя, чем меня женщина на берегу.
«Пошутили, наверное», - в тон ей ответила соседка.
Я вернулась к Максиму.
«Ну они же махали так, как нельзя махать на берег, если все ОК!» - робот внутри меня ушел и уступил место маленькой обиженной девочке.
«Это была шутка, - сказал Максим. - Пойду, искупаюсь. И в номер. Да?»
***
Мы наплавались с Танькой на много дней вперед. Подплыли к берегу. И то, что на берегу казалось требующим каких-то сложных вычислений и расчетов, оказалось совсем простым - набраться смелости, поднырнуть под волну, быстро встать на ноги и убежать (или уползти, или откатиться) от тех волн, что будут догонять.
Берег меж тем оживился - к трем мужикам со всего пляжа (казавшегося еще полчаса назад почти безлюдным) бежали люди. Я подумала о своем фотоаппарате, оставшемся без присмотра, и - раз-два-три - быстро поднырнула под волну, вынырнула, сбитая с ног следующей волной, не смогла встать на ноги, поползла вперед, и…
…спину я все-таки ободрала о гальку. Не сильно, но ощутимо. Отфыркалась от воды, огляделась - фотоаппарат был на месте.
Посмотрела на море - Танька уже выходила из воды - она отделалась легче, чем я - никаких царапин. Теперь, когда мы победили море, оно казалось почти дружелюбным. Казалось. Потому что стоило посмотреть направо, и мы увидели, что на месте, где сидели трое мужиков, столпилось человек десять - и кто-то стоял, кто-то звал на помощь, а один человек лежал.
Я все поняла в долю секунды - они сидели у моря. Пьяные. ОН решил помыть руки или умыться. Волна сбила с ног. А дальше…
«Тань, Тань, ты же умеешь делать искусственное дыхание», - уговаривала я подругу, заранее зная ответ.
«Ну и что, - сказала Танька. - Умею. И сделала бы. Если бы они вот так к нам не обратились».
Вокруг утонувшего было человек десять. Кто-то жал ему на грудь, кто-то тряс за руку и пытался нащупать пульс, внутри у утопленника булькало, - это был такой громкий и страшный звук, два растерянных собутыльника бессильно плакали.
Не верилось, что Смерть приходит вот так. Вот так глупо.
***
Максим ушел купаться, а я смотрела на море, на трубку Максима, торчащую из воды и на головы вдалеке. В далеком далеке. Да. Теперь я видела, что там, далеко-далеко, из воды появляется то одна голова, то две. То - надо же! - три.
Пошутили.
Плакать уже не хотелось. Я дошла до бара и взяла ром. Ром обжигал горло и доставал до души. То, что надо.
***
Я уехала их Дагомыса в Таганрог назавтра, утренним поездом. Мои дни и ночи на море вдруг закончились. Дальше мне было не нужно. Этот уровень я прошла (или не прошла), надо было идти дальше.
Бабушка меня, кажется, не узнала. Вместо «Здравствуй» она сказала: «Петушки уменьшаются под кроватью». Потом мы разговорились (мне было так больно, что я не могла дышать. Я говорила «Я Ира», бабушка кивала, соглашалась: «Помню, Викуля, что я, не помню?»), бабушка иногда выныривала из своего мира в мой и, едва я начинала верить в то, что жизнь налаживается, уходила снова - туда, к петушкам.
Психолог, к которому я пошла, чтобы устоять перед этим всем, советовал не паниковать. И давать бабушке выговариваться. Выяснить, что петушки делают под кроватью, почему они уменьшаются и не хотят ли уйти под какую-то другую кровать. В больнице бабушке стало лучше.
С Танькой мы больше не виделись. То есть виделись один раз случайно, на набережной, где я работала на теплоходах. В город пришел французский фрегат, и Танька спешила посмотреть на него. Она так сказала. Но я-то знала, что больше фрегата ей интересны матросики в смешной форме с красными помпонами на белых беретах.