Pro memoria. Запись первая.
ОТЕЦ.
Наталья Попова, гадала по звёздам и своему внуку Михаилу, моему отцу, нагадала:
"Пройдёт огонь и воду, доживёт до глубокой старости". Так оно и вышло.
"Огонь" - Курская битва. "Вода" - форсирование Днепра под Киевом в 1943 году. Отец был награждён тремя орденами "Отечественной войны", орденом Красной Звезды, медалью "За боевые заслуги", которой награждались за личную храбрость. С июня 41-го по апрель 45-го был на передовой. Ходил в рукопашную. Будучи командиром разведчиков полка, не раз был в расположение врага, брал "языка". Командовал полковыми сапёрами. Назначенный инженером полка и не имея специального образования, успешно справлялся со своими обязанностями: наводил мосты. Закончил войну в звании капитана. Дважды был тяжело ранен, контужен, но выжил. Дожил до 87 лет.
* * *
Отец мой - Попов Михаил Савельевич, родился 14 ноября 1918 года в станице Бесскорбной, на Кубани.
Деды отца, мои прадеды, были пришлыми: Иван Яковлевич Попов со своей женой Натальей Бовкуновой был родом с Ярославщины, а дед со стороны матери, Михаил Посютин, в честь которого и был назван мой отец, был рождён на Орловщине.
Савелий Попов, мой дед, слева в первом ряду. 1915 год.
Родители Посютина Михаила были зажиточными, "имели большое подворье" по словам папы, но пожар уничтожил всё, вплоть до лаптей, которые сушились в печи. И тогда Михаил ушёл на заработки. Сменил десяток занятий, был грузчиком на пристани. А когда на Орловщине стало совсем плохо, то Михаил, имея к тому времени уже троих детей: мою бабку Василису и двух сыновей, Фёдора и Владимира, - увёз семью на Кубань, где он не раз бывал в своих странствиях за заработками: "Повезу вас в благодатный край". Так, где-то в начале 20 века Посютины оказались на Кубани. Но и здесь Михаилу не пришлось работать на своей земле. Казаком он не был, а значит землицы ему не полагалось. Стал он гонять скот, сначала как наёмный, а потом и в компаньоны попал. Деньги у него водились. Но вот беда: если жена во время не отберёт, он их все без остатка пропивал, собрав ораву нищих и других бедолаг. Однажды он пропил всё, даже штаны. Домой пришёл в подштанниках. Василиса плакала, приговаривая, что отец её, девушку, позорит, никто и замуж не возьмёт. Было и такое: пропил холсты, которые только что соткали. Но всё же надо сказать, что семья была сыта и одета: Михаил был мужик хваткий.
Отец мой рассказывал, что сильнее всего врезалось в его детскую память такая картина. Дед пришёл с заработков, всех выгнал из хаты, велел, чтобы пришёл внук. Усадил за стол, а на столе стоят красные сапожки - подарок внуку (остальные были все внучки). Стал угощать салом, тоненько отрезая. Когда отец, будучи уже старым человеком, рассказывал мне об этом, в его глазах стояли слёзы. Он сказал, что это был редкий случай ласки от деда Михаила: "Больше ласки я видел от Поповых".
Поповы имели немного земли, но в очень неудобном месте, и земля была плохая, ничего не росло, кроме проса. Просо собирали, а из волотков, обмолоченных верхних частей стебля, дед вязал веники и продавал. Продаст, купит литр молока. А ещё оплетал валенки верёвками. Так и жили. Жили очень бедно, но дружно: "Люди были незлобивые, очень добрые. Таким, по рассказам, был и мой отец - Савелий".
Василиса была своенравной и вышла замуж не по любви, а лишь по уговору своих родителей. Савелия не любила, говорила: "Губы толстые". У моего отца верхняя губа была тоже пышная, как видно от деда. Папа шутил: "Целоваться сподручно!" Сама Василиса была красавица. Я помню фотографию её в молодости. Куда потом пропала эта фотография? Моя старшая сестра Валя на бабку Василису внешне очень похожа. В гости к родителям Василисы они с Савелием ходили разными улицами: она даже рядом не хотела идти. А когда её родители спрашивали "а где Савелий?", она говорила: "А с мужиками говорит". Савелий же всё скрывал, не жаловался. Мягкий был человек.
Между прочим, это его качество и доброта его родителей сыграли решающую роль в судьбе моего отца.
Василиса была беременна сыном, когда в 18 году Савелий Попов ушёл в красные партизаны. Власть же в станице была в руках белых и на сходе надумали казаки семьи большевиков порешить. Василиса жила тогда со стариками Поповыми. Соседи казаки пришли к Поповым, сказали, что надо Васютке спрятаться, да она никуда не пошла. И вот вечером бабка Наталья, выйдя на двор, слышит голоса у плетня. Двое казаков уговаривают третьего не рубить Васютку: "Семья хорошая. Савелий ненароком в большевики попал: больно незлобивый хлопец". У калитки росла молодая акация: ствол толщиной с хороший мужской кулак. Это третий с досады рубанул его и срубил, как тростинку. Повернулись и пошли прочь. Несколько семей красных, и дети и женщины, были зарублены. На следующую ночь Василису спрятали в гумне соседи, казаки, кстати. Так осталась жить моя бабка и вскорости родила она моего отца, названного Михаилом.
Савелий же к тому времени уже сложил свою голову. Подробности смерти мужа Василиса узнала от его сотоварища, когда стала хлопотать о пенсии на своего сына. Искали даже его могилу, да не смогли найти: берег реки Уруп, где погиб и был захоронен Савелий, весь был изрыт снарядами.
Со старой фотографии смотрит на меня дед Савелий - солдат Первой Мировой, взглядом чистым и требовательным, а потому, с точки зрения нашего времени, определённо наивным.
Крестины моего отца - готовый кинематографический сюжет.
Когда родился мой отец, его никак не могли окрестить. Крёстной вызвалась подруга моей бабки - эсерка, а вот крёстного найти не могли. Никто из станишников не шёл в кумовья. Говорили: "Большевик родился, пусть большевики и крестят". В станице была кутузка, где сидели пленные красные партизаны. Бабка моя умолила, чтобы отпустили одного из них в церковь на крестины. Любопытно, что при всей дикой жестокости того времени, пленного отпустили, вероятно, полагая, что негоже младенцу, хоть и большевистскому, быть некрещеному. Пленный под конвоем окрестил моего отца. После крестин Василиса, конвоир и крёстные отобедали. Эта картина у меня стоит перед глазами: казак в папахе с оружием, красный партизан, эсерка и Василиса с младенцем, новокрещённым рабом Божием Михаилом.
Отец говорил, что хорошо помнит своего крёстного: его не расстреляли и позже папа встречал его в Армавире.
Наша семья. Армавир, Краснодарского края. 1955 год.
Отец - Михаил Савельевич Попов.
Мама - Мария Ефимовна Попова.
Старшая сестра - Валентина Попова (в замужестве - Горюнова).
Я - Любовь Попова.
Наталья Попова, гадала по звёздам и своему внуку Михаилу, моему отцу, нагадала:
"Пройдёт огонь и воду, доживёт до глубокой старости". Так оно и вышло.
"Огонь" - Курская битва. "Вода" - форсирование Днепра под Киевом в 1943 году. Отец был награждён тремя орденами "Отечественной войны", орденом Красной Звезды, медалью "За боевые заслуги", которой награждались за личную храбрость. С июня 41-го по апрель 45-го был на передовой. Ходил в рукопашную. Будучи командиром разведчиков полка, не раз был в расположение врага, брал "языка". Командовал полковыми сапёрами. Назначенный инженером полка и не имея специального образования, успешно справлялся со своими обязанностями: наводил мосты. Закончил войну в звании капитана. Дважды был тяжело ранен, контужен, но выжил. Дожил до 87 лет.
* * *
Отец мой - Попов Михаил Савельевич, родился 14 ноября 1918 года в станице Бесскорбной, на Кубани.
Деды отца, мои прадеды, были пришлыми: Иван Яковлевич Попов со своей женой Натальей Бовкуновой был родом с Ярославщины, а дед со стороны матери, Михаил Посютин, в честь которого и был назван мой отец, был рождён на Орловщине.
Савелий Попов, мой дед, слева в первом ряду. 1915 год.
Родители Посютина Михаила были зажиточными, "имели большое подворье" по словам папы, но пожар уничтожил всё, вплоть до лаптей, которые сушились в печи. И тогда Михаил ушёл на заработки. Сменил десяток занятий, был грузчиком на пристани. А когда на Орловщине стало совсем плохо, то Михаил, имея к тому времени уже троих детей: мою бабку Василису и двух сыновей, Фёдора и Владимира, - увёз семью на Кубань, где он не раз бывал в своих странствиях за заработками: "Повезу вас в благодатный край". Так, где-то в начале 20 века Посютины оказались на Кубани. Но и здесь Михаилу не пришлось работать на своей земле. Казаком он не был, а значит землицы ему не полагалось. Стал он гонять скот, сначала как наёмный, а потом и в компаньоны попал. Деньги у него водились. Но вот беда: если жена во время не отберёт, он их все без остатка пропивал, собрав ораву нищих и других бедолаг. Однажды он пропил всё, даже штаны. Домой пришёл в подштанниках. Василиса плакала, приговаривая, что отец её, девушку, позорит, никто и замуж не возьмёт. Было и такое: пропил холсты, которые только что соткали. Но всё же надо сказать, что семья была сыта и одета: Михаил был мужик хваткий.
Отец мой рассказывал, что сильнее всего врезалось в его детскую память такая картина. Дед пришёл с заработков, всех выгнал из хаты, велел, чтобы пришёл внук. Усадил за стол, а на столе стоят красные сапожки - подарок внуку (остальные были все внучки). Стал угощать салом, тоненько отрезая. Когда отец, будучи уже старым человеком, рассказывал мне об этом, в его глазах стояли слёзы. Он сказал, что это был редкий случай ласки от деда Михаила: "Больше ласки я видел от Поповых".
Поповы имели немного земли, но в очень неудобном месте, и земля была плохая, ничего не росло, кроме проса. Просо собирали, а из волотков, обмолоченных верхних частей стебля, дед вязал веники и продавал. Продаст, купит литр молока. А ещё оплетал валенки верёвками. Так и жили. Жили очень бедно, но дружно: "Люди были незлобивые, очень добрые. Таким, по рассказам, был и мой отец - Савелий".
Василиса была своенравной и вышла замуж не по любви, а лишь по уговору своих родителей. Савелия не любила, говорила: "Губы толстые". У моего отца верхняя губа была тоже пышная, как видно от деда. Папа шутил: "Целоваться сподручно!" Сама Василиса была красавица. Я помню фотографию её в молодости. Куда потом пропала эта фотография? Моя старшая сестра Валя на бабку Василису внешне очень похожа. В гости к родителям Василисы они с Савелием ходили разными улицами: она даже рядом не хотела идти. А когда её родители спрашивали "а где Савелий?", она говорила: "А с мужиками говорит". Савелий же всё скрывал, не жаловался. Мягкий был человек.
Между прочим, это его качество и доброта его родителей сыграли решающую роль в судьбе моего отца.
Василиса была беременна сыном, когда в 18 году Савелий Попов ушёл в красные партизаны. Власть же в станице была в руках белых и на сходе надумали казаки семьи большевиков порешить. Василиса жила тогда со стариками Поповыми. Соседи казаки пришли к Поповым, сказали, что надо Васютке спрятаться, да она никуда не пошла. И вот вечером бабка Наталья, выйдя на двор, слышит голоса у плетня. Двое казаков уговаривают третьего не рубить Васютку: "Семья хорошая. Савелий ненароком в большевики попал: больно незлобивый хлопец". У калитки росла молодая акация: ствол толщиной с хороший мужской кулак. Это третий с досады рубанул его и срубил, как тростинку. Повернулись и пошли прочь. Несколько семей красных, и дети и женщины, были зарублены. На следующую ночь Василису спрятали в гумне соседи, казаки, кстати. Так осталась жить моя бабка и вскорости родила она моего отца, названного Михаилом.
Савелий же к тому времени уже сложил свою голову. Подробности смерти мужа Василиса узнала от его сотоварища, когда стала хлопотать о пенсии на своего сына. Искали даже его могилу, да не смогли найти: берег реки Уруп, где погиб и был захоронен Савелий, весь был изрыт снарядами.
Со старой фотографии смотрит на меня дед Савелий - солдат Первой Мировой, взглядом чистым и требовательным, а потому, с точки зрения нашего времени, определённо наивным.
Крестины моего отца - готовый кинематографический сюжет.
Когда родился мой отец, его никак не могли окрестить. Крёстной вызвалась подруга моей бабки - эсерка, а вот крёстного найти не могли. Никто из станишников не шёл в кумовья. Говорили: "Большевик родился, пусть большевики и крестят". В станице была кутузка, где сидели пленные красные партизаны. Бабка моя умолила, чтобы отпустили одного из них в церковь на крестины. Любопытно, что при всей дикой жестокости того времени, пленного отпустили, вероятно, полагая, что негоже младенцу, хоть и большевистскому, быть некрещеному. Пленный под конвоем окрестил моего отца. После крестин Василиса, конвоир и крёстные отобедали. Эта картина у меня стоит перед глазами: казак в папахе с оружием, красный партизан, эсерка и Василиса с младенцем, новокрещённым рабом Божием Михаилом.
Отец говорил, что хорошо помнит своего крёстного: его не расстреляли и позже папа встречал его в Армавире.
Наша семья. Армавир, Краснодарского края. 1955 год.
Отец - Михаил Савельевич Попов.
Мама - Мария Ефимовна Попова.
Старшая сестра - Валентина Попова (в замужестве - Горюнова).
Я - Любовь Попова.