15 октября 1970 года. Рейс Батуми - Краснодар. Рассказывает пассажир того рейса Владимир Меренков: «У нас с женой были билеты в третьем ряду. Я сидел у иллюминатора. В это время на нас направили ружья».
Бортпроводница Надежда Курченко - первая, кто встал на пути террористов. Она успела добежать до кабины пилотов и крикнуть: «Нападение!». «Она встала в дверях и не пускала их в кабину, - вспоминает командир экипажа Георгий Чахракия. - Как она могла преградить вход озверевшим бандитам? Они убили ее».
Преступники ворвались в кабину пилотов и начали стрелять. Ранили штурмана, бортинженера и командира. И лишь потом потребовали изменить курс и лететь в Турцию. Иначе угрожали взорвать самолет. Пилотам удалось незаметно для угонщиков включить сигнал SOS. Командир надеялся, что наземные службы ПВО успеют отреагировать и пришлют на помощь истребители. Но время работало против экипажа. До турецкой границы было слишком близко.
В разговоре со своими товарищами командир корабля как-то признался, что, осознав безвыходность своего положения, хотел направить самолет прямо на скалы, погибнуть самому и уничтожить террористов. Но в салоне были пассажиры - 44 человека, включая 17 женщин и одного ребенка. «Я был вынужден изменить курс и пересечь государственную границу и по требованию бандитов посадить самолет», - говорит Чахракия.
«Мы оказались на аэродроме, где я наблюдал, что аэродром уже был оцеплен войсками, солдатами вокруг», - вспоминает Владимир Меренков. Солдаты были турецкие. Сначала из самолета вывели угонщиков и увезли их. Всем членам экипажа оказали медицинскую помощь. Пассажиров отвели в здание аэропорта. Желающим даже предложили остаться в Турции, но ни один из 49-ти советских граждан не согласился.
Москва в это время была в состоянии шока. Обсуждалась идея направить на турецкий аэродром военный Ан-12 со взводом десантников и захватить террористов. Но от этого отказались. Через несколько часов все было закончено. За пассажирами прилетел новый самолет. На нем в Советский Союз доставили и раненых летчиков. Погибшую в схватке с террористами бортпроводницу отправили другим самолетом. В московском аэропорту его встречала мама Надежды - Генриетта Курченко. «Был фильм "Зоя" про Зою Космодемьянскую, - вспоминает Генриетта. - Она посмотрела этот фильм, пришла домой и такая расстроенная вся: "Ой, мама, я такой, как Зоя, никогда не буду". Я говорю: "А что ты хочешь, зачем как Зоя быть?". "Так она же герой", - говорит. Я говорю: "Знаешь, Надюша, даже в мирное время совершают подвиги". Она рассмеялась, такая довольная осталась.
Память живет. Но память не прощает и не может простить. Голос памяти звучит вот в этих телеграммах. Советские люди требуют: нет прощения убийцам, которых пригрели в Америке. Это первый случай в мировой практике воздушного терроризма, когда был убит член экипажа и не были выданы преступники. Советские власти обращались к Турции, но в годы холодной войны это было бесполезно. Турецкий суд приговорил террористов к небольшим срокам лишения свободы, а уже через шесть лет Бразинскасы перебрались в США. Мама Надежды Курченко несколько лет подряд обращалась к американским властям с просьбой наказать преступников, но каждый раз получала вежливый отказ.
Надежде Курченко
Закат, как знак Аэрофлота...
Из черной "Волги" вышел кто-то,
в глазах - печаль призывной нотой...
Стоит, дыханье затая...
Летать? - Работа, как работа:
внизу ковер - цветное фото,
а под крылом у самолёта
еще советская земля...
Как больно, мамочка...
Так рано...
В упор, как в первый ряд с экрана,
наган в полнеба, крупным планом...
Мишенью став, не пропустить...
Как больно...
Пелена тумана
и Солнце - стрелянная рана...
Как больно...
Губы сжав, упрямо:
"Любимый, я должна... Прости..."
Как больно, милая, как странно -
с тобою рядом одиноко,
печаль, как дальняя дорога,
цветы - за тридевять земель...
И, руки глубоко в карманы,
ушел, смахнув скупые слёзы...
А на плите остались розы
невосполнимостью потерь...