"Я это видел!" январь 1942 г. Илья Сельвинский.
К ноябрю 1941 года войска нацистской Германии и ее союзников оккупировали весь Крым, кроме Севастополя. Илье Сельвинскому, который воевал на Керченском полуострове осенью 1941 года, было суждено вернуться в Керчь в начале января 1942 года во время Керченско-Феодосийской десантной операции. В результате этой операции Керчь была освобождена к 1 января 1942 года.
Во время второй недели января 1942 г. Сельвинский записывает в дневнике: "О себе и о том как жил, что видел - после. Важно то потрясающее впечатление, которое производит Керчь после немцев. Попал я в нее с десантом 2-го эшелона. Город полуразрушен. Бог с ним - восстановим. Но вот у с. Багерово в противотанковом рву - 7000 расстрелянных женщин, детей, стариков и др. И я их видел. Сейчас об этом писать в прозе не в силах. Нервы уже не реагируют. Что мог - выразил в стихах».
Багеровский противотанковый ров близ Керчи. Местные жители оплакивают убитых немцами людей - мирных жителей: женщин, детей, стариков.
Сельвинский пишет о массовом расстреле евреев под Керчью, содеянном нацистами и их пособниками в течение нескольких дней в начале декабря 1941 г., а также о расстрелах, которые продолжались у Багеровского рва до конца первой оккупации Керченского полуострова.
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел! Своими глазами!
Понимаете? Видел. Сам.
Вот тут - дорога. А там вон - взгорье.
Меж нами - вот этот ров.
Из этого рва поднимается горе,
Горе без берегов.
Нет! Об этом нельзя словами -
Тут надо кричать! Рыдать!
Семь тысяч расстрелянных в волчьей яме,
Заржавленной, как руда.
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько!
Может быть, партизаны? Нет.
Вот лежит лопоухий Колька -
Ему одиннадцать лет.
Тут вся родня его... Хутор «Весёлый»...
Весь «самострой» - сто двадцать дворов...
Милые... Страшные... Как новосёлы,
Их тела заселили ров.
Лежат. Сидят. сползают на бруствер.
У каждого жест. Удивительно свой!
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С которым смерть принимал живой,
И трупы бредят, грозят, ненавидят...
Как митинг, шумит мёртвая тишь!
В каком бы их ни свалило виде -
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»
Парень. Вернее, не парень, а лапти,
Да нижняя челюсть. Но зубы -во!
Он ухмыляется: ладно, грабьте,
Расстреливайте - ничего!
Сами себя вызволяли из дыр ведь -
Переживём и вашу грозу...
Всё пропадёт - но клыков не вырвать:
Перегрызу!
Рядом - истерзанная еврейка.
При ней - детёныш. Совсем, как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне!
О материнская древняя сила!
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы -
Мать от простуды спасала дитя...
Но даже и смерть для них не разлука!
Не властны теперь над ними враги -
И рыжая струйка из детского уха
Стекает в горсть материнской руки.
Как больно об этом писать!..
Как жутко!..
Но надо. Надо! Пиши!
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ты вымерил низость фашистской души!
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность немецких грёз" -
Так пусть же сквозь их голубые вальсы
Горит материнская эта горсть!
Заклейми! Ты стоял над бойней!
Ты за руку их поймал - уличи!
Ты видишь, как пулей бронебойной
Дробили нас палачи -
Так загреми же, как Дант! как Овидий!
Если всё это сам ты видел -
И не сошёл с ума!
Но молча стою я над мрачной могилой.
Что слова? Истлели слова.
Было время - писал я о милой,
О чмоканьи соловья...
Казалось бы, что в этой теме такого!
Правда? А между тем,
Попробуй, найди настоящее слово
Даже для этих тем.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки!
Но струны... глуше варёных вязиг.
Нет! Для этой чудовищной муки
Ещё не создан язык.
Для этого надо созвать бы вече
Из всех племён от древка до древка
И взять от каждого всё человечье,
Всё, оплаканное за века.
И если бы каждое в этом хоре
Дало бы по слову близкому всем, -
То уж великое русское горе
Добавило целых семь!
Да нет такого ещё языка...
Но верьте, трупы, в живых и здоровых!
Пусть окровавленный ваш закат
Не смог я оплакать в неслыханных строфах,
Но есть у нас и такая речь,
Которая всяких слов горячее:
Картавая сыплет её картечь,
Гаркает ею гортань батареи.
Вы слышите грохот на рубежах?
Она отомстит! Бледнеют громилы!
Но некуда будет им убежать
От своей кровавой могилы.
Ров... Поэмой ли скажешь о нём?
Семь тысяч трупов!.. Евреи... Славяне...
Да! Об этом - нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
До войны в Крыму жили более 65 000 евреев. В годы войны и оккупации в Крыму были уничтожены от 30 000 до 40 000 евреев; из 6500 крымчаков, живших в Крыму до войны, погибли более 5500. Среди жертв геноцида в Крыму были не только евреи Крыма, но и евреи, эвакуировавшиеся в Крым из Украины, а также еврейско-польские беженцы. Самая крупная нацистская акция по уничтожению евреев в Крыму была проведена в Симферополе, столице Автономной Республики Крым, где в декабре 1941-го были расстреляны от 12 000 до 14 000 евреев.
Уничтожение евреев в Керчи было проведено в ноябре - декабре 1941-го в рамках массовых расстрелов в предместьях и окрестностях других крымских городов, среди которых были Симферополь, Феодосия, Евпатория и Ялта, а также в сельской местности и еврейских сельскохозяйственных районах Крыма. Принципиальное отличие заключается в том, что Керчь была временно освобождена советскими войсками, и злодеяния, учиненные нацистами и их пособниками, были задокументированы в январе - феврале 1942-го. На Керченском полуострове советские солдаты и офицеры, журналисты и писатели, фотографы и кинодокументалисты, историки-архивисты и представители следственных органов оказались перед ошеломляющими, исчерпывающими доказательствами недавних преступлений оккупационного режима. Фотографии, кинохроника и зарисовки Багеровского противотанкового рва словесно и визуально передавали то, что нацисты делали повсеместно с еврейским населением.
Сельвинский пишет о массовых расстрелах евреев под Керчью в течение нескольких дней в начале декабря 1941 года, а также о расстрелах, которые продолжались у Багеровского рва до конца первой оккупации. (Большинство керченских крымчаков были убиты летом 1942-го, во время второй оккупации.) Судя по всему, предполагаемое количество жертв керченских расстрелов было впервые обнародовано в западной прессе 5 января 1942 года со ссылкой на корреспонденции ТАСС, а также в газете «Правда»: «Всего в Керчи фашистскими мерзавцами, по предварительным данным, было убито до 7000 человек». Информация в «Правде» была опубликована за день до выпуска и за два дня до публикации так называемой ноты Молотова от 6 января 1942 года, в которой Народный комиссар иностранных дел указал на преступления нацистов в Керчи и привел цифру в 7000 жертв. Это была единственная нота советского правительства за все годы войны, в которой говорилось не только об убийстве мирных советских жителей, но и конкретно о еврейских жертвах.
Сельвинский знал, что 28 ноября 1941 года «немецкая полиция безопасности» выпустила в Керчи и распространила приказ № 4:«Все евреи (невзирая на возраст) с детьми должны явиться в субботу 29 ноября с 8 утра до 12 часов дня на Сенную площадь (базар), имея при себе питание на три дня».
С Сенной площади многотысячную колонну евреев, среди которых в основном были женщины, дети и старики, прогнали вдоль набережной в городскую тюрьму. Из тюрьмы группы евреев вывозились грузовиками к противотанковому рву, расположенному в нескольких километрах к западу от Керчи. Так называемый Багеровский противотанковый ров получил свое название от поселка городского типа Багерово, известного после войны засекреченным военным аэродромом. Ров, шириной 4 метра, глубиной 2 метра и протяженностью 1,5 километра, был прорыт с юга на север перпендикулярно путям железнодорожной ветки «Джанкой - Керчь» и Вокзальному шоссе. Деревня Октябрьское в настоящее время прилегает ко рву с южной стороны. Километровый отрезок рва, где в декабре 1941-го происходило уничтожение, тянется от шоссе и железнодорожных путей на север к Катерлезской гряде.
В течение первых дней декабря 1941 года тысячи евреев были расстреляны членами зондеркоммандо 10Б (айнзатцгруппа Д) при участии местных охранников («хиви») и стрелков 46-й пехотной дивизии вермахта. В декабре 1941-го через несколько дней после массовых расстрелов у Багеровского рва нацистские власти выпустили приказ № 5, согласно которому «все евреи, проживающие еще в городе Керчи и в ближайших местностях, должны немедленно явиться по адресу: ул. Карла Либкнехта, № 2» - бывшее здание керченского городского комитета партии. Приказ также обязал местное население под угрозой расстрела сообщать о «месте нахождения евреев» в «немецкую полицию безопасности». Всем заключенным, было предложено сдать ключи от своих квартир и указать точные домашние адреса коменданту тюрьмы. Затем отобрали ценные вещи: часы, кольца, украшения. Несмотря на холод, у всех посаженных в тюрьму, были сняты сапоги, валенки, ботинки, костюмы и пальто.
В самом конце декабря нацисты провели карательную операцию в поселке Самострой около Камыш-Буруна (этот Самострой упоминается у Сельвинского в «Я это видел!»); в результате этой акции несколько сот местных жителей разных национальностей - русских, украинцев, татар - были расстреляны над Багеровским рвом.
Советские войска первого эшелона высадки в район Керчи увидели Багеровский ров 30 декабря 1941 года; следователи и фотожурналисты попали на место массовых расстрелов в начале января. Среди фотографов и фотожурналистов были Евгений Халдей и Дмитрий Балтерманц, которым принадлежат известные фотографии Багеровского рва.
Керчь. Багеровский ров, (январь 1942)
Керчь. Багеровский ров, (январь 1942)
Один из немногих выживших, директор Лариндорфской неполной средней школы Григорий Берман, горевал над телами родных и привлек внимание не только Халдея, но и кинооператора-документалиста.
Керчь. Багеровский ров. Григорий Берман над телами жены и детей (январь 1942)
Керчь. Багеровский ров. Григорий Берман над телами жены и детей (январь 1942)
Керчь. Багеровский ров. Григорий Берман над телами жены и детей (январь 1942)
В марте 1942-го Владимир Митрофанов, который в январе 1945 года будет снимать освобождение Освенцима-Биркенау, описал разговор с Раисой Белоцерковской, женой красноармейца, которая по пути из Керчи к Багеровскому рву вытолкнула из грузовика и спасла младшего брата, но не смогла спасти своих детей. Полуживая, Белоцерковская выползла из рва.
Раиса Белоцерковская, муж которой с начала войны находился в Красной Армии, не пошла на регистрацию: она была беременна и со дня на день должна была родить. Она с двумя детьми, месяц пряталась у соседей. Но один из соседей - Маринин сообщил в гестапо. 20 декабря немецкие солдаты ворвались в ее квартиру. Раиса уже не могла ходить. Они бросили ее на дроги, туда же кинули ее двоих детей и увезли в тюрьму. В тюрьме она родила ребенка. Фашисты бросили его в уборную.
Раиса Белоцерковская рассказывает: "За все девять дней тюрьмы мне, давали только соленых бычков, а моим детям - гнилую картошку. Нас мучила жажда. Сердце мое разрывалось, когда я видела, как дети умоляют немецкого часового дать им попить. Солдат нагло отвечал: "Жить вам осталось недолго, проживете без воды". На девятый день, мне приказали раздеться до нижнего белья, взять детей и следовать во двор. На вопрос - "куда вы меня ведете?" - немецкий содат ответил пинком в живот.
Вместе со мной, вывели во двор еще несколько женщин с детьми. Они тоже были раздеты и стояли на снегу босиком. Поставили там на колени и строго -настрого запретили поднимать голову. В таком положении нас вывезли за город, где уже была открыта большая яма. Когда на всех выстроили возле ямы, нервы мои не выдержали. Я обняла детей и крикнула, обернувшись к немецким солдатам: - "Стреляйте, сволочи, скоро вам будет конец". В этот момент раздались выстрелы. Пуля попала в левую лопатку и вышла через шею. Я упала в яму, на меня упали две убитые женщины. Я потеряла сознание.
Спустя некоторое время я пришла в себя и увидела рядом своих мертвых детей. Горе мое, было так велико, что силы снова покинули меня. Лишь поздно вечером я очнулась. Крепко поцеловала детей и, высвободив свои ноги из-под трупов женщин, поползла в соседнюю деревню. На снегу оставались пятна крови. Почти через каждые десять метров я, отдыхала. Около полуночи, меня подобрал старик. Он спрятал меня, в своей хате под кровать и ухаживал за мной, целую неделю, пока я, немного не окрепла".
Письмо Белоцерковской, опубликованное в «Красной звезде» 17 января 1942 года, стало первым показанием свидетеля расстрелов у Багеровского рва, появившимся в центральной советской печати
Керчь. Багеровский ров, (январь 1942)
Керчь. Багеровский ров, (январь 1942)
Иосиф Соломонович Вайнгардтен рассказывает: "Не доезжая до Багерова, перед противотанковым рвом машина встала. Нам велели выходить. У машины нас ждали 3 полицейских и 8-9 немцев. Все они были с автоматами в руках. Они окружили нас и погнали по направлению ко рву. Когда подошли поближе, мы увидели ров, полный убитых людей. Началось страшное. Женщины стали кричать, прижимать к себе детей, умолять палачей не трогать крошек, но фашисты стали бить их прикладами и гнать ко рву. Загонят вров человек пять и расстреляют, а остальные стоят и ждут своей очереди. Жена говорит мне: "Давай попрощаемся". Мы обнялись и, обнявшись, вошли в ров.
Раздались выстрелы - и мы упали. Чувствую, что одна пуля попала мне в руку, другая - в бок. Боли я не чувствовал, но кровь крепко лилась. Жене пуля попала в голову. Когда фашисты нас начали засыпать землей и утаптывать ногами, я потерял сознание. Когда я очнулся и поднял голову, на небе были уже звезды. Надо сказать, что землей нас только присыпали. Потрогал я жену, вижу - она мертва. А кровь льеться из ран. Стал я карабкаться, выбираться из рва. Вылез. Снега много было тогда вокруг... Полежал я немного и пополз к домам. которые виднелись правее Багерова...". Иосиф Вайнгардтен, не зарегистрировал своего старшего сына Володю, 10 лет, и младшего - 4 лет. Он оставил их у соседей, когда он с женой ушли на Сенную площадь. Младшего мальчика соседи сберегли, а старший сын пропал без вести".
Воспоминания А.Камелева. "За аэродромом шофер остановил машину, и мы увидели. что у рва немцы расстреливали людей. Нас из машины вывели и по 10 человек стали подгонять ко рву. Я с сыном стал в первой десятке. дошли мы до рва, нас поставили лицом к яме, а немцы стали готовиться расстреливать нас в затылок. Сын обернулся и крикнул им: "За что вы расстреливаете мирное население?". Но раздались выстрелы, и сын сразу упал в яму. Я бросился за ним. В яму на меня стали падать трупы людей.
Часа в три дня из груды трупов поднялся мальчик 11 лет и стал кричать: "Дяденьки, кто живой, вставайте, немцы ушли!" Я боялся подняться. так как думал. что мальчик кричит по рпиказанию полицейского. Мальчик , второй раз стал кричать, и на этот крик отозвался мой сын. Он поднялся и спросил: "Папа, ты живой?". Я не мог ничего сказать и только качал головой. Сын и мальчик вытащили меня из-под трупов. мы увидели еще живых людей, которые кричали" "Спасите". некоторые из них были ранены. Все время, пока я лежал в яме под трупами, слышны были крик и плач детей и женщин. Это после нас немцы расстреливали стариков, женщин и детей. нас вылезло из рва 8 человек. Мы были все в крови".
Врачи Д.Вышковецкая и О.Гольдина рассказывают: "за теми, кто не явился на Сенную площадь 29 ноября, немцы устроили форменную охоту. Приходили к ним на квартиры, искали в подвалах, на чердаках и т.д. Одного ребенка, родители которого были уже в тюрьме, фашисты схватили, хотели посадить в машину и увести в тюрьму, но мальчик упирался, плакал, тогда немец схватил его за волосы и швырнул в кузов с такой силой, что сразу убил его. Одну 90-летнюю старуху, парализованную, фашисты тодже увезли в тюрьму".
Фрагмент из «Акта Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немцев в городе Керчи», представленного на Нюрнбергском процессе под названием «Документ СССР-63»: «..Местом массовой казни гитлеровцы избрали противотанковый ров вблизи деревни Багерово, куда в течение трех дней автомашинами свозились целые семьи обреченных на смерть людей. По приходу Красной Армии в Керчь, в январе 1942 года, при обследовании Багеровского рва было обнаружено, что он на протяжении километра в длину, шириной в 4 метра, глубиной в 2 метра, был переполнен трупами женщин, детей, стариков и подростков. Возле рва были замерзшие лужи крови. Там же валялись детские шапочки, игрушки, ленточки, оторванные пуговицы, перчатки, бутылочки с сосками, ботиночки, галоши вместе с обрубками рук и ног и других частей тела. Все это было забрызгано кровью и мозгами. Фашистские негодяи расстреливали беззащитное население разрывными пулями...»
Каким шоком даже для самых информированных советских писателей и журналистов, даже для тех, кто к тому времени уже побывал на местах массовых расстрелов еврейского населения, стало посещение бывших нацистских лагерей уничтожения, можно почувствовать, читая «Люди, годы, жизнь» Эренбурга. Эренбург включил в свою книгу эпизод о посещении Малого Тростенца (Тростянца) в Белоруссии в июле 1944 года, о котором он впервые написал в «Правде» 7 августа 1944-го:
«На следующий день, вернувшись в Минск и проехав по Могилевскому шоссе, я увидел Тростянец. Там гитлеровцы закапывали в землю евреев - минских и привезенных из Праги, Вены. Обреченных привозили в душегубках (машины, в которых людей удушали газом, гитлеровцы называли „геваген”; машины усовершенствовали - кузов опрокидывался, сбрасывал тела удушенных; новые машины именовались „гекнипваген”). Незадолго до разгрома немецкое командование приказало выкопать трупы, облить горючим и сжечь. Повсюду виднелись обугленные кости. Убегая, гитлеровцы хотели сжечь последнюю партию убитых; трупы были сложены, как дрова. Я увидел обугленные женские тела, маленькую девочку, сотни трупов. Неподалеку валялись дамские сумки, детская обувь, документы. Я тогда еще не знал ни о Майданеке, ни о Треблинке, ни об Освенциме. Я стоял и не мог двинуться с места, напрасно водитель меня окликал. Трудно об этом писать - нет слов». Отсутствие слов становится лейтмотивом поэтов-свидетелей, отсылая читателя к стихам Сельвинского о Багеровском рве.."
http://waralbum.ru
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2013/4/m11.html
http://bagerovo-school.ru/phpBB3/viewtopic.php?f=27&t=1540
Во время второй недели января 1942 г. Сельвинский записывает в дневнике: "О себе и о том как жил, что видел - после. Важно то потрясающее впечатление, которое производит Керчь после немцев. Попал я в нее с десантом 2-го эшелона. Город полуразрушен. Бог с ним - восстановим. Но вот у с. Багерово в противотанковом рву - 7000 расстрелянных женщин, детей, стариков и др. И я их видел. Сейчас об этом писать в прозе не в силах. Нервы уже не реагируют. Что мог - выразил в стихах».
Багеровский противотанковый ров близ Керчи. Местные жители оплакивают убитых немцами людей - мирных жителей: женщин, детей, стариков.
Сельвинский пишет о массовом расстреле евреев под Керчью, содеянном нацистами и их пособниками в течение нескольких дней в начале декабря 1941 г., а также о расстрелах, которые продолжались у Багеровского рва до конца первой оккупации Керченского полуострова.
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел! Своими глазами!
Понимаете? Видел. Сам.
Вот тут - дорога. А там вон - взгорье.
Меж нами - вот этот ров.
Из этого рва поднимается горе,
Горе без берегов.
Нет! Об этом нельзя словами -
Тут надо кричать! Рыдать!
Семь тысяч расстрелянных в волчьей яме,
Заржавленной, как руда.
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько!
Может быть, партизаны? Нет.
Вот лежит лопоухий Колька -
Ему одиннадцать лет.
Тут вся родня его... Хутор «Весёлый»...
Весь «самострой» - сто двадцать дворов...
Милые... Страшные... Как новосёлы,
Их тела заселили ров.
Лежат. Сидят. сползают на бруствер.
У каждого жест. Удивительно свой!
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С которым смерть принимал живой,
И трупы бредят, грозят, ненавидят...
Как митинг, шумит мёртвая тишь!
В каком бы их ни свалило виде -
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»
Парень. Вернее, не парень, а лапти,
Да нижняя челюсть. Но зубы -во!
Он ухмыляется: ладно, грабьте,
Расстреливайте - ничего!
Сами себя вызволяли из дыр ведь -
Переживём и вашу грозу...
Всё пропадёт - но клыков не вырвать:
Перегрызу!
Рядом - истерзанная еврейка.
При ней - детёныш. Совсем, как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне!
О материнская древняя сила!
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы -
Мать от простуды спасала дитя...
Но даже и смерть для них не разлука!
Не властны теперь над ними враги -
И рыжая струйка из детского уха
Стекает в горсть материнской руки.
Как больно об этом писать!..
Как жутко!..
Но надо. Надо! Пиши!
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ты вымерил низость фашистской души!
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность немецких грёз" -
Так пусть же сквозь их голубые вальсы
Горит материнская эта горсть!
Заклейми! Ты стоял над бойней!
Ты за руку их поймал - уличи!
Ты видишь, как пулей бронебойной
Дробили нас палачи -
Так загреми же, как Дант! как Овидий!
Если всё это сам ты видел -
И не сошёл с ума!
Но молча стою я над мрачной могилой.
Что слова? Истлели слова.
Было время - писал я о милой,
О чмоканьи соловья...
Казалось бы, что в этой теме такого!
Правда? А между тем,
Попробуй, найди настоящее слово
Даже для этих тем.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки!
Но струны... глуше варёных вязиг.
Нет! Для этой чудовищной муки
Ещё не создан язык.
Для этого надо созвать бы вече
Из всех племён от древка до древка
И взять от каждого всё человечье,
Всё, оплаканное за века.
И если бы каждое в этом хоре
Дало бы по слову близкому всем, -
То уж великое русское горе
Добавило целых семь!
Да нет такого ещё языка...
Но верьте, трупы, в живых и здоровых!
Пусть окровавленный ваш закат
Не смог я оплакать в неслыханных строфах,
Но есть у нас и такая речь,
Которая всяких слов горячее:
Картавая сыплет её картечь,
Гаркает ею гортань батареи.
Вы слышите грохот на рубежах?
Она отомстит! Бледнеют громилы!
Но некуда будет им убежать
От своей кровавой могилы.
Ров... Поэмой ли скажешь о нём?
Семь тысяч трупов!.. Евреи... Славяне...
Да! Об этом - нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
До войны в Крыму жили более 65 000 евреев. В годы войны и оккупации в Крыму были уничтожены от 30 000 до 40 000 евреев; из 6500 крымчаков, живших в Крыму до войны, погибли более 5500. Среди жертв геноцида в Крыму были не только евреи Крыма, но и евреи, эвакуировавшиеся в Крым из Украины, а также еврейско-польские беженцы. Самая крупная нацистская акция по уничтожению евреев в Крыму была проведена в Симферополе, столице Автономной Республики Крым, где в декабре 1941-го были расстреляны от 12 000 до 14 000 евреев.
Уничтожение евреев в Керчи было проведено в ноябре - декабре 1941-го в рамках массовых расстрелов в предместьях и окрестностях других крымских городов, среди которых были Симферополь, Феодосия, Евпатория и Ялта, а также в сельской местности и еврейских сельскохозяйственных районах Крыма. Принципиальное отличие заключается в том, что Керчь была временно освобождена советскими войсками, и злодеяния, учиненные нацистами и их пособниками, были задокументированы в январе - феврале 1942-го. На Керченском полуострове советские солдаты и офицеры, журналисты и писатели, фотографы и кинодокументалисты, историки-архивисты и представители следственных органов оказались перед ошеломляющими, исчерпывающими доказательствами недавних преступлений оккупационного режима. Фотографии, кинохроника и зарисовки Багеровского противотанкового рва словесно и визуально передавали то, что нацисты делали повсеместно с еврейским населением.
Сельвинский пишет о массовых расстрелах евреев под Керчью в течение нескольких дней в начале декабря 1941 года, а также о расстрелах, которые продолжались у Багеровского рва до конца первой оккупации. (Большинство керченских крымчаков были убиты летом 1942-го, во время второй оккупации.) Судя по всему, предполагаемое количество жертв керченских расстрелов было впервые обнародовано в западной прессе 5 января 1942 года со ссылкой на корреспонденции ТАСС, а также в газете «Правда»: «Всего в Керчи фашистскими мерзавцами, по предварительным данным, было убито до 7000 человек». Информация в «Правде» была опубликована за день до выпуска и за два дня до публикации так называемой ноты Молотова от 6 января 1942 года, в которой Народный комиссар иностранных дел указал на преступления нацистов в Керчи и привел цифру в 7000 жертв. Это была единственная нота советского правительства за все годы войны, в которой говорилось не только об убийстве мирных советских жителей, но и конкретно о еврейских жертвах.
Сельвинский знал, что 28 ноября 1941 года «немецкая полиция безопасности» выпустила в Керчи и распространила приказ № 4:«Все евреи (невзирая на возраст) с детьми должны явиться в субботу 29 ноября с 8 утра до 12 часов дня на Сенную площадь (базар), имея при себе питание на три дня».
С Сенной площади многотысячную колонну евреев, среди которых в основном были женщины, дети и старики, прогнали вдоль набережной в городскую тюрьму. Из тюрьмы группы евреев вывозились грузовиками к противотанковому рву, расположенному в нескольких километрах к западу от Керчи. Так называемый Багеровский противотанковый ров получил свое название от поселка городского типа Багерово, известного после войны засекреченным военным аэродромом. Ров, шириной 4 метра, глубиной 2 метра и протяженностью 1,5 километра, был прорыт с юга на север перпендикулярно путям железнодорожной ветки «Джанкой - Керчь» и Вокзальному шоссе. Деревня Октябрьское в настоящее время прилегает ко рву с южной стороны. Километровый отрезок рва, где в декабре 1941-го происходило уничтожение, тянется от шоссе и железнодорожных путей на север к Катерлезской гряде.
В течение первых дней декабря 1941 года тысячи евреев были расстреляны членами зондеркоммандо 10Б (айнзатцгруппа Д) при участии местных охранников («хиви») и стрелков 46-й пехотной дивизии вермахта. В декабре 1941-го через несколько дней после массовых расстрелов у Багеровского рва нацистские власти выпустили приказ № 5, согласно которому «все евреи, проживающие еще в городе Керчи и в ближайших местностях, должны немедленно явиться по адресу: ул. Карла Либкнехта, № 2» - бывшее здание керченского городского комитета партии. Приказ также обязал местное население под угрозой расстрела сообщать о «месте нахождения евреев» в «немецкую полицию безопасности». Всем заключенным, было предложено сдать ключи от своих квартир и указать точные домашние адреса коменданту тюрьмы. Затем отобрали ценные вещи: часы, кольца, украшения. Несмотря на холод, у всех посаженных в тюрьму, были сняты сапоги, валенки, ботинки, костюмы и пальто.
В самом конце декабря нацисты провели карательную операцию в поселке Самострой около Камыш-Буруна (этот Самострой упоминается у Сельвинского в «Я это видел!»); в результате этой акции несколько сот местных жителей разных национальностей - русских, украинцев, татар - были расстреляны над Багеровским рвом.
Советские войска первого эшелона высадки в район Керчи увидели Багеровский ров 30 декабря 1941 года; следователи и фотожурналисты попали на место массовых расстрелов в начале января. Среди фотографов и фотожурналистов были Евгений Халдей и Дмитрий Балтерманц, которым принадлежат известные фотографии Багеровского рва.
Керчь. Багеровский ров, (январь 1942)
Керчь. Багеровский ров, (январь 1942)
Один из немногих выживших, директор Лариндорфской неполной средней школы Григорий Берман, горевал над телами родных и привлек внимание не только Халдея, но и кинооператора-документалиста.
Керчь. Багеровский ров. Григорий Берман над телами жены и детей (январь 1942)
Керчь. Багеровский ров. Григорий Берман над телами жены и детей (январь 1942)
Керчь. Багеровский ров. Григорий Берман над телами жены и детей (январь 1942)
В марте 1942-го Владимир Митрофанов, который в январе 1945 года будет снимать освобождение Освенцима-Биркенау, описал разговор с Раисой Белоцерковской, женой красноармейца, которая по пути из Керчи к Багеровскому рву вытолкнула из грузовика и спасла младшего брата, но не смогла спасти своих детей. Полуживая, Белоцерковская выползла из рва.
Раиса Белоцерковская, муж которой с начала войны находился в Красной Армии, не пошла на регистрацию: она была беременна и со дня на день должна была родить. Она с двумя детьми, месяц пряталась у соседей. Но один из соседей - Маринин сообщил в гестапо. 20 декабря немецкие солдаты ворвались в ее квартиру. Раиса уже не могла ходить. Они бросили ее на дроги, туда же кинули ее двоих детей и увезли в тюрьму. В тюрьме она родила ребенка. Фашисты бросили его в уборную.
Раиса Белоцерковская рассказывает: "За все девять дней тюрьмы мне, давали только соленых бычков, а моим детям - гнилую картошку. Нас мучила жажда. Сердце мое разрывалось, когда я видела, как дети умоляют немецкого часового дать им попить. Солдат нагло отвечал: "Жить вам осталось недолго, проживете без воды". На девятый день, мне приказали раздеться до нижнего белья, взять детей и следовать во двор. На вопрос - "куда вы меня ведете?" - немецкий содат ответил пинком в живот.
Вместе со мной, вывели во двор еще несколько женщин с детьми. Они тоже были раздеты и стояли на снегу босиком. Поставили там на колени и строго -настрого запретили поднимать голову. В таком положении нас вывезли за город, где уже была открыта большая яма. Когда на всех выстроили возле ямы, нервы мои не выдержали. Я обняла детей и крикнула, обернувшись к немецким солдатам: - "Стреляйте, сволочи, скоро вам будет конец". В этот момент раздались выстрелы. Пуля попала в левую лопатку и вышла через шею. Я упала в яму, на меня упали две убитые женщины. Я потеряла сознание.
Спустя некоторое время я пришла в себя и увидела рядом своих мертвых детей. Горе мое, было так велико, что силы снова покинули меня. Лишь поздно вечером я очнулась. Крепко поцеловала детей и, высвободив свои ноги из-под трупов женщин, поползла в соседнюю деревню. На снегу оставались пятна крови. Почти через каждые десять метров я, отдыхала. Около полуночи, меня подобрал старик. Он спрятал меня, в своей хате под кровать и ухаживал за мной, целую неделю, пока я, немного не окрепла".
Письмо Белоцерковской, опубликованное в «Красной звезде» 17 января 1942 года, стало первым показанием свидетеля расстрелов у Багеровского рва, появившимся в центральной советской печати
Керчь. Багеровский ров, (январь 1942)
Керчь. Багеровский ров, (январь 1942)
Иосиф Соломонович Вайнгардтен рассказывает: "Не доезжая до Багерова, перед противотанковым рвом машина встала. Нам велели выходить. У машины нас ждали 3 полицейских и 8-9 немцев. Все они были с автоматами в руках. Они окружили нас и погнали по направлению ко рву. Когда подошли поближе, мы увидели ров, полный убитых людей. Началось страшное. Женщины стали кричать, прижимать к себе детей, умолять палачей не трогать крошек, но фашисты стали бить их прикладами и гнать ко рву. Загонят вров человек пять и расстреляют, а остальные стоят и ждут своей очереди. Жена говорит мне: "Давай попрощаемся". Мы обнялись и, обнявшись, вошли в ров.
Раздались выстрелы - и мы упали. Чувствую, что одна пуля попала мне в руку, другая - в бок. Боли я не чувствовал, но кровь крепко лилась. Жене пуля попала в голову. Когда фашисты нас начали засыпать землей и утаптывать ногами, я потерял сознание. Когда я очнулся и поднял голову, на небе были уже звезды. Надо сказать, что землей нас только присыпали. Потрогал я жену, вижу - она мертва. А кровь льеться из ран. Стал я карабкаться, выбираться из рва. Вылез. Снега много было тогда вокруг... Полежал я немного и пополз к домам. которые виднелись правее Багерова...". Иосиф Вайнгардтен, не зарегистрировал своего старшего сына Володю, 10 лет, и младшего - 4 лет. Он оставил их у соседей, когда он с женой ушли на Сенную площадь. Младшего мальчика соседи сберегли, а старший сын пропал без вести".
Воспоминания А.Камелева. "За аэродромом шофер остановил машину, и мы увидели. что у рва немцы расстреливали людей. Нас из машины вывели и по 10 человек стали подгонять ко рву. Я с сыном стал в первой десятке. дошли мы до рва, нас поставили лицом к яме, а немцы стали готовиться расстреливать нас в затылок. Сын обернулся и крикнул им: "За что вы расстреливаете мирное население?". Но раздались выстрелы, и сын сразу упал в яму. Я бросился за ним. В яму на меня стали падать трупы людей.
Часа в три дня из груды трупов поднялся мальчик 11 лет и стал кричать: "Дяденьки, кто живой, вставайте, немцы ушли!" Я боялся подняться. так как думал. что мальчик кричит по рпиказанию полицейского. Мальчик , второй раз стал кричать, и на этот крик отозвался мой сын. Он поднялся и спросил: "Папа, ты живой?". Я не мог ничего сказать и только качал головой. Сын и мальчик вытащили меня из-под трупов. мы увидели еще живых людей, которые кричали" "Спасите". некоторые из них были ранены. Все время, пока я лежал в яме под трупами, слышны были крик и плач детей и женщин. Это после нас немцы расстреливали стариков, женщин и детей. нас вылезло из рва 8 человек. Мы были все в крови".
Врачи Д.Вышковецкая и О.Гольдина рассказывают: "за теми, кто не явился на Сенную площадь 29 ноября, немцы устроили форменную охоту. Приходили к ним на квартиры, искали в подвалах, на чердаках и т.д. Одного ребенка, родители которого были уже в тюрьме, фашисты схватили, хотели посадить в машину и увести в тюрьму, но мальчик упирался, плакал, тогда немец схватил его за волосы и швырнул в кузов с такой силой, что сразу убил его. Одну 90-летнюю старуху, парализованную, фашисты тодже увезли в тюрьму".
Фрагмент из «Акта Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немцев в городе Керчи», представленного на Нюрнбергском процессе под названием «Документ СССР-63»: «..Местом массовой казни гитлеровцы избрали противотанковый ров вблизи деревни Багерово, куда в течение трех дней автомашинами свозились целые семьи обреченных на смерть людей. По приходу Красной Армии в Керчь, в январе 1942 года, при обследовании Багеровского рва было обнаружено, что он на протяжении километра в длину, шириной в 4 метра, глубиной в 2 метра, был переполнен трупами женщин, детей, стариков и подростков. Возле рва были замерзшие лужи крови. Там же валялись детские шапочки, игрушки, ленточки, оторванные пуговицы, перчатки, бутылочки с сосками, ботиночки, галоши вместе с обрубками рук и ног и других частей тела. Все это было забрызгано кровью и мозгами. Фашистские негодяи расстреливали беззащитное население разрывными пулями...»
Каким шоком даже для самых информированных советских писателей и журналистов, даже для тех, кто к тому времени уже побывал на местах массовых расстрелов еврейского населения, стало посещение бывших нацистских лагерей уничтожения, можно почувствовать, читая «Люди, годы, жизнь» Эренбурга. Эренбург включил в свою книгу эпизод о посещении Малого Тростенца (Тростянца) в Белоруссии в июле 1944 года, о котором он впервые написал в «Правде» 7 августа 1944-го:
«На следующий день, вернувшись в Минск и проехав по Могилевскому шоссе, я увидел Тростянец. Там гитлеровцы закапывали в землю евреев - минских и привезенных из Праги, Вены. Обреченных привозили в душегубках (машины, в которых людей удушали газом, гитлеровцы называли „геваген”; машины усовершенствовали - кузов опрокидывался, сбрасывал тела удушенных; новые машины именовались „гекнипваген”). Незадолго до разгрома немецкое командование приказало выкопать трупы, облить горючим и сжечь. Повсюду виднелись обугленные кости. Убегая, гитлеровцы хотели сжечь последнюю партию убитых; трупы были сложены, как дрова. Я увидел обугленные женские тела, маленькую девочку, сотни трупов. Неподалеку валялись дамские сумки, детская обувь, документы. Я тогда еще не знал ни о Майданеке, ни о Треблинке, ни об Освенциме. Я стоял и не мог двинуться с места, напрасно водитель меня окликал. Трудно об этом писать - нет слов». Отсутствие слов становится лейтмотивом поэтов-свидетелей, отсылая читателя к стихам Сельвинского о Багеровском рве.."
http://waralbum.ru
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2013/4/m11.html
http://bagerovo-school.ru/phpBB3/viewtopic.php?f=27&t=1540