Новый год в селе Сметанкино
Начало
Дальше
А еще через несколько часов, когда утомленное семейство мирно посапывало и похрапывало вразнобой, в сердце дома - на кухне - состоялся совет.
- А что, ничего себе жильцы, хозяйственные, - проскрипел буфет. - Вон сколько добра в меня положили, давно такого не было.
- И не ленивые, - звякнули дужками ведра, отчего вода в них пошла кругами. - Воды сколько натаскали!
- Хозяйка-то не очень, неумеха, - высказала свои сомнения печь. -Огонь развести, и то толком не может. Зато хозяин... Эх! - и прищелкнула недогоревшим до конца угольком, как языком.
-Брунгильда! - после некоторого молчания прогудел Дом. -Что скажешь?
-А я что? Я ничего, -пробурчала Брунгильда с набитым ртом. Она извлекла из мусорного ведра огрызок оладьи, пропитанный вареньем, и ей было сейчас не до дискуссий. -Жильцы как жильцы. Все они сначала хорошие, а потом раз - и мышьяку...
В окошко что-то стукнуло, и, обернувшись, все увидели Снеговика. Он стучал в стекло носом-морковкой, отчего морковка с каждым ударом уходила все глубже в его шарообразную голову, и нос становился все короче и короче. Снеговик улубался во все свои угольки и радостно размахивал ветками-руками. Жильцов он явно одобрял.
-Ну что ж, - подвел итоги Дом. -За последние пятнадцать лет эти люди - лучшие из всех, кто тут жил. К тому же хозяин - не чужой, вырос он здесь. Они нам подходят. Значит, дорогие, все должны постараться. Будем удерживать их здесь изо всех сил.
-Эх, Петровича нет, - вздохнула со скрипом рассохшаяся дверь. -Он бы придумал, как.
Петрович был домовой, проживший с Домом всю его долгую жизнь. В последние годы, когда не было в доме ни постоянных жильцов, ни живности (Брунгильда не в счет), он заскучал, затосковал, и почти все время проводил в гостях у кума, в соседней деревне. Там он находился и сейчас, и до весны, пока не стает снег, ждать его было нечего.
6
Утром Катя вышла на кухню, робея от предстоящего поединка с печью. Однако полено чуть ли не само прыгнуло ей в руки, гладкой стороной к ладошке, подставив под нож бок, с которого легче всего было стесать лучину. Щепочки откалывались легко, с веселым треском, и только печь немного покочевряжилась, звякнув дверцей так, что каждый мог бы легко расслышать в этом звуке ироничное одолжение - "Нате, пожалуйста!", но, поймав на себе тяжелый взгляд Дома, и печь присмирела, раскрыла зев и еле слышно вздохнула - достаточно для того, чтобы подпитать огонь, вызванный к жизни непривычными к деревенскому хозяйству Катиными руками.
Зимнее солнце сияло сквозь занавески, словно приглашая на прогулку, и после завтрака - жареная картошка с яичницей - семья высыпала во двор. Горка заледенела и сияла на солнце искристым зеркальцем, Снеговик стоял браво, с красным ведром, нахлобученым набекрень. Нос его стал заметно короче и задорно задрался вверх, но этого, кажется, никто не заметил.
На следующий день, когда оранжевое солнце, позевывая, лениво выкатилось из-за окружавшего деревню леса в промерзшие за ночь облака, все Пуговкины оказались ужасно заняты. Дел было невпроворот. Катя отправилась за покупками - к бабе Люсе за молоком и сметаной, а потом в магазин - за тем, что там найдется на полках. Марик нахлобучил на лоб пушистую собачью шапку и приготовился к нелегкой работе водоноса - воды нужно было много, и для стирки, и для уборки. Семен Семеныч же отправился в центр - сказал, заказать дровишек, а на самом деле - посмотреть на людей, пройтись по улицам, еще раз сравнить увиденное с воспоминаниями детства.
И только Леночка осталась не при деле. Она покормила Барби, и положила заношеные кукольные одежки в замочку - большое корыто с мыльной водой, где уже мокли одежда и постельное белье. Ей хотелось пойти с мамой, но та не взяла - снег глубокий, тропинки узкие. Леночка провалится в снег, наберет полные сапоги, и придется возвращаться домой с пол-дороги. Дома сидеть было скучно.
Девочка вздохнула и влезла руками в рукава шубки, вытолкнув оттуда спрятанные шапку и шарф.
Одежды было невероятно много - дурацкие теплые рейтузы, две пары носков, кофты... половину из того, что следовало надеть, Леночка засунула под лавку с обувью, и вышла во двор, туда, где, прислоненные к стене, стояли старенькие деревянные лыжи.
Сначала у нее не получалось ничего - ноги в лыжах скользили вперед-назад, а сама Леночка не продвигалась никуда, может, только немного назад. Потом она сообразила переносить тяжесть собственного тела - с пятки на носок, с ноги на другую - и дело пошло лучше. Она обошла весь двор, потом попробовала залезть на горку, но сразу упала.
Снег за забором манил нетронутой белизной - только россыпь треугольных птичьих следов виднелась между торчащими из-под сугробов ветками.
Девочка вздохнула от собственной храбрости и выехала сквозь боковую калитку к лесу.
Занесенная снегом низина только издали казалась безжизненной. На кусте шиповника краснели подмороженые ягоды, а сам куст был окружен следами тех, кто прилетал из леса, чтобы полакомиться - мякотью или косточками под ней. Крохотная бурозубка с длинным носом выскочила на поверхность и пробежала мимо Леночки так внезапно, что та испугалась, впрочем, бурозубка испугалась еще сильнее (Для того, чтобы не умереть с голоду, она привыкла есть 120 раз в день, и сейчас как раз отправлялась на тридцать пятый завтрак к старому дубу, под корой которого было немало крепко уснувших лакомых жучков. Не каждый день по пути на завтрак встречаешь чудовищ, которые в тысячу раз больше тебя самой!).
Снег, такой белый издалека, был покрыт точками и крестиками следов, обломанными веточками, кое-где - ворсинками пуха или меха. Все эти знаки говорили то о мирном добывании пищи, то о смертельной погоне, то о заботе о малышах, которым приспичило появиться на свет в суровое зимнее время. Впрочем, Леночка ничего этого не знала, ей просто нравилось смотреть на россыпь снежных самоцветов, на запутанные узоры из теней и следов. Она вообще многого не знала, например, того, что сквозь ветви деревьев недалекого леса за ней внимательно наблюдали.
Чуть раздвинув ветви деревьев, за каждым движением девочки смотрела молодая женщина в голубовато-белых шубке и платке, одежда ее была без узоров, без опушки и без всяких украшений, если не считать тоненького серебряного полумесяца рожками вниз, что прикрывал лоб прямо под платком. Женщина была очень красива, но черные глаза ее и черные, почти сросшиеся брови на белом лбу вызывали чувство отталкивающее и неприятное. Была эта женщина - Ледяница.
7
Давным-давно, так давно, что никто и не разберет теперь, было это, или не было, Ледяница жила на свете совсем в других краях, носила совсем другие одежды - были у нее передник в красную клетку, кожаные сапожки и платья на шнуровке. И звали ее тогда совсем не так, а как - уже она и сама не помнила. Была она из семьи зажиточной - дом большой, во дворе птица всякая, и куры, и утки с гусями, в хлеву тоже не пусто - и тебе коровы, и овцы, о поросятах уж и говорить не приходится. И жить бы ей не тужить, но мешала ей радоваться каждому ясному дню необычайная жадность. Все казалось молодой женщине, что кто-то покушается на ее благополучие, что все вокруг хотят ее разорить и ввергнуть в бедность. Оттого была она подозрительна и никогда не смеялась.
Однажды весной постучалась к ней в дом прохожая нищенка в худых обутках, обмотанная от холода всяким тряпьем.
Хозяйка вышла на стук, отирая руки - она как раз доила корову в хлеву.
"Хозяюшка, будь ласка, дай хоть корочку хлеба, хоть кружечку молока", - попросила нищенка, - "Три дня во рту маковой росинки не было, совсем ослабла я".
Хозяйка очень рассердилась на эту просьбу, затопала ногами, лицо ее налилось красным, и она закричала: "Я тут работаю день и ночь не покладая рук, сама иной раз не досплю, не доем, только бы хозяйство удержать без убытков. А такие, как ты не делают ничего, а только ходят и побираются по чужим домам! Убирайся прочь, ничего я тебе не дам!" И захлопнула ворота перед носом у побирушки. А та посмотрела на ворота печально и сказала тихим голосом странные слова: "Каков в приходе батюшка, таков и весь приход. Сердце твое на четверть обратилось в лед".
Нищенка ушла, а над деревней поднялся холодный ветер, который поморозил всю раннюю рассаду, что была уже высажена на грядки.
Время шло, наступило необычно засушливое лето, стояла в тех местах страшная жара, трава просто сохла на корню. И в один из дней соседи молодой женщины то ли недоглядели за печью, то ли искру из трубки уронили в ненужном месте, однако занялся у соседей пожар, и погорело все хозяйство - и дом, и подворье, а сами они остались в том, в чем успели выбежать со двора. Поплакав над своей страшной судьбой, погорельцы постучались к соседке. "Соседушка, не обессудь, посмотри, какая страшная беда приключилась с нами! Может, что есть у тебя из ненужной одежды - твоей ли, мужа ли, не отдашь ли нам, чтобы было в чем добраться до дальней родни?"
Очень рассердилась на эти речи хозяйка. Уперла руки в боки и закричала: "Еще чего! Вы по растяпистости своей сами спалили свое имение, а теперь еще и наглость имеете попрошайничать! Страшно подумать, что было бы, если бы искры с вашего двора долетели до моего! Вы и меня могли сжечь! Убирайтесь вон!" И захлопнула дверь. Тут же налетели, откуда ни возьмись, черные тучи, но вместо дождя, которого так ждали, посыпался из туч град, и побил те посевы, что не успели засохнуть, а в тучах все как будто кто-то шептал тихим голосом: "Глухого добру не научишь, ученье ему не идет. Сердце твое вполовину уже обратилось в лед".
Время шло, и наступила осень. Люди в деревне собрали то, что осталось от урожая, но осталось совсем немного, почти никому нечего было продавать, хорошо, если оставалось самим что есть, да чем скот кормить. У нашей же хозяйки дела шли лучше, чем у всех - и посевов у нее было больше, и управиться с засухой она умела лучше других, хорошая она была хозяйка, что там говорить.
И вот как-то вечером приехала навестить ее из соседней деревни мать мужа. После ужина завелся разговор, и свекровь попросила невестку: "Нам, невестушка, совсем тяжко пришлось. Как бы зимой голодать не пришлось. Не обессудь, хотим попроситься к тебе на зиму, чем сможем - поможем, не дай нам, старикам, с голоду опухнуть".
Рассердилась невестка, и говорит: "Странные речи вы ведете. Вам бы о сыне позаботиться, да о внуках, а вы все о себе! Помощи с вас никакой, вы за своим-то хозяйством не углядели, все проворонили, а в моем вам и подавно делать нечего. Еды нам и самим еле хватит, нет уж, лишние рты нам ни к чему!" И спровадила свекровь на ночь глядя восвояси.
В ту же ночь неожиданно рано наступила зима, и к утру все поля и дороги оказались покрыты панцирем льда. Всю ночь завывала вьюга, и слышались в этом вое еле различимые слова: "Опомнись, опомнись, зима ведь настает! В сердце твоем только четверть осталась того, что не лед!"
Зима эта и вправду была для многих очень несладкой, многие бедствовали, а в кое-какие семьи вошло и настоящее горе. но у нашей хозяйки все было вполне неплохо, и перед Рождеством она решила отправиться на ярмарку - продать по хорошей цене излишки зерна и мяса, или же выгодно обменять на то, что голодный народ понесет на рынок. Маленькая дочка хозяйки напросилась на ярмарку с матерью. Торговали они долго, пока не продали все до последнего зернышка, и торг был очень удачен. в конце дня, когда уже собирались они уезжать, девочка, которая устала и замерзла, попросила мать: "Матушка, ярмарки бывают так редко! Дозволь мне прокатиться разок на карусели и купить горячий пирожок!" Рассердилась мать на дочку, затопала ногами: "А ты что думала, когда со мной просилась, что труд - он легким бывает? Не баловаться мы ехали, а торговать. А ты теперь хочешь все наторгованное, заработанное мною на бирюльки спустить? Нет, не будет тебе ничего! Приедем домой - хлеба поешь!" Заплакала тут девочка горько-горько, и каждая слезинка ее на лету превращалась в белую снежинку. И снежинок этих стало так много, что поднялась метель, ни зги не было видно, и в метели слышались опять странные слова: "Уходи, Ледяница, уходи навсегда. Нет места в миру тем, чье сердце из льда!"
А когда метель улеглась, то жадной женщины больше никто и никогда не видел. И, надо сказать, что в тех краях с тех много-много лет климат стоял мягкий и благодатный, и все, кто хоть немного трудился, собирали хороший урожай, и бедствовать уже никому не пришлось.
А женщина эта превратилась в Ледяницу, и живет теперь там, где всегда мороз, потому что ледяному сердцу ее только на морозе и можно быть. Но никогда не бывает она счастлива, ходит она в зимние холода по миру, и все ищет маленьких девочек - может, потому, что напоминают они ей собственную давно потеряную дочь.
Дальше
А еще через несколько часов, когда утомленное семейство мирно посапывало и похрапывало вразнобой, в сердце дома - на кухне - состоялся совет.
- А что, ничего себе жильцы, хозяйственные, - проскрипел буфет. - Вон сколько добра в меня положили, давно такого не было.
- И не ленивые, - звякнули дужками ведра, отчего вода в них пошла кругами. - Воды сколько натаскали!
- Хозяйка-то не очень, неумеха, - высказала свои сомнения печь. -Огонь развести, и то толком не может. Зато хозяин... Эх! - и прищелкнула недогоревшим до конца угольком, как языком.
-Брунгильда! - после некоторого молчания прогудел Дом. -Что скажешь?
-А я что? Я ничего, -пробурчала Брунгильда с набитым ртом. Она извлекла из мусорного ведра огрызок оладьи, пропитанный вареньем, и ей было сейчас не до дискуссий. -Жильцы как жильцы. Все они сначала хорошие, а потом раз - и мышьяку...
В окошко что-то стукнуло, и, обернувшись, все увидели Снеговика. Он стучал в стекло носом-морковкой, отчего морковка с каждым ударом уходила все глубже в его шарообразную голову, и нос становился все короче и короче. Снеговик улубался во все свои угольки и радостно размахивал ветками-руками. Жильцов он явно одобрял.
-Ну что ж, - подвел итоги Дом. -За последние пятнадцать лет эти люди - лучшие из всех, кто тут жил. К тому же хозяин - не чужой, вырос он здесь. Они нам подходят. Значит, дорогие, все должны постараться. Будем удерживать их здесь изо всех сил.
-Эх, Петровича нет, - вздохнула со скрипом рассохшаяся дверь. -Он бы придумал, как.
Петрович был домовой, проживший с Домом всю его долгую жизнь. В последние годы, когда не было в доме ни постоянных жильцов, ни живности (Брунгильда не в счет), он заскучал, затосковал, и почти все время проводил в гостях у кума, в соседней деревне. Там он находился и сейчас, и до весны, пока не стает снег, ждать его было нечего.
6
Утром Катя вышла на кухню, робея от предстоящего поединка с печью. Однако полено чуть ли не само прыгнуло ей в руки, гладкой стороной к ладошке, подставив под нож бок, с которого легче всего было стесать лучину. Щепочки откалывались легко, с веселым треском, и только печь немного покочевряжилась, звякнув дверцей так, что каждый мог бы легко расслышать в этом звуке ироничное одолжение - "Нате, пожалуйста!", но, поймав на себе тяжелый взгляд Дома, и печь присмирела, раскрыла зев и еле слышно вздохнула - достаточно для того, чтобы подпитать огонь, вызванный к жизни непривычными к деревенскому хозяйству Катиными руками.
Зимнее солнце сияло сквозь занавески, словно приглашая на прогулку, и после завтрака - жареная картошка с яичницей - семья высыпала во двор. Горка заледенела и сияла на солнце искристым зеркальцем, Снеговик стоял браво, с красным ведром, нахлобученым набекрень. Нос его стал заметно короче и задорно задрался вверх, но этого, кажется, никто не заметил.
На следующий день, когда оранжевое солнце, позевывая, лениво выкатилось из-за окружавшего деревню леса в промерзшие за ночь облака, все Пуговкины оказались ужасно заняты. Дел было невпроворот. Катя отправилась за покупками - к бабе Люсе за молоком и сметаной, а потом в магазин - за тем, что там найдется на полках. Марик нахлобучил на лоб пушистую собачью шапку и приготовился к нелегкой работе водоноса - воды нужно было много, и для стирки, и для уборки. Семен Семеныч же отправился в центр - сказал, заказать дровишек, а на самом деле - посмотреть на людей, пройтись по улицам, еще раз сравнить увиденное с воспоминаниями детства.
И только Леночка осталась не при деле. Она покормила Барби, и положила заношеные кукольные одежки в замочку - большое корыто с мыльной водой, где уже мокли одежда и постельное белье. Ей хотелось пойти с мамой, но та не взяла - снег глубокий, тропинки узкие. Леночка провалится в снег, наберет полные сапоги, и придется возвращаться домой с пол-дороги. Дома сидеть было скучно.
Девочка вздохнула и влезла руками в рукава шубки, вытолкнув оттуда спрятанные шапку и шарф.
Одежды было невероятно много - дурацкие теплые рейтузы, две пары носков, кофты... половину из того, что следовало надеть, Леночка засунула под лавку с обувью, и вышла во двор, туда, где, прислоненные к стене, стояли старенькие деревянные лыжи.
Сначала у нее не получалось ничего - ноги в лыжах скользили вперед-назад, а сама Леночка не продвигалась никуда, может, только немного назад. Потом она сообразила переносить тяжесть собственного тела - с пятки на носок, с ноги на другую - и дело пошло лучше. Она обошла весь двор, потом попробовала залезть на горку, но сразу упала.
Снег за забором манил нетронутой белизной - только россыпь треугольных птичьих следов виднелась между торчащими из-под сугробов ветками.
Девочка вздохнула от собственной храбрости и выехала сквозь боковую калитку к лесу.
Занесенная снегом низина только издали казалась безжизненной. На кусте шиповника краснели подмороженые ягоды, а сам куст был окружен следами тех, кто прилетал из леса, чтобы полакомиться - мякотью или косточками под ней. Крохотная бурозубка с длинным носом выскочила на поверхность и пробежала мимо Леночки так внезапно, что та испугалась, впрочем, бурозубка испугалась еще сильнее (Для того, чтобы не умереть с голоду, она привыкла есть 120 раз в день, и сейчас как раз отправлялась на тридцать пятый завтрак к старому дубу, под корой которого было немало крепко уснувших лакомых жучков. Не каждый день по пути на завтрак встречаешь чудовищ, которые в тысячу раз больше тебя самой!).
Снег, такой белый издалека, был покрыт точками и крестиками следов, обломанными веточками, кое-где - ворсинками пуха или меха. Все эти знаки говорили то о мирном добывании пищи, то о смертельной погоне, то о заботе о малышах, которым приспичило появиться на свет в суровое зимнее время. Впрочем, Леночка ничего этого не знала, ей просто нравилось смотреть на россыпь снежных самоцветов, на запутанные узоры из теней и следов. Она вообще многого не знала, например, того, что сквозь ветви деревьев недалекого леса за ней внимательно наблюдали.
Чуть раздвинув ветви деревьев, за каждым движением девочки смотрела молодая женщина в голубовато-белых шубке и платке, одежда ее была без узоров, без опушки и без всяких украшений, если не считать тоненького серебряного полумесяца рожками вниз, что прикрывал лоб прямо под платком. Женщина была очень красива, но черные глаза ее и черные, почти сросшиеся брови на белом лбу вызывали чувство отталкивающее и неприятное. Была эта женщина - Ледяница.
7
Давным-давно, так давно, что никто и не разберет теперь, было это, или не было, Ледяница жила на свете совсем в других краях, носила совсем другие одежды - были у нее передник в красную клетку, кожаные сапожки и платья на шнуровке. И звали ее тогда совсем не так, а как - уже она и сама не помнила. Была она из семьи зажиточной - дом большой, во дворе птица всякая, и куры, и утки с гусями, в хлеву тоже не пусто - и тебе коровы, и овцы, о поросятах уж и говорить не приходится. И жить бы ей не тужить, но мешала ей радоваться каждому ясному дню необычайная жадность. Все казалось молодой женщине, что кто-то покушается на ее благополучие, что все вокруг хотят ее разорить и ввергнуть в бедность. Оттого была она подозрительна и никогда не смеялась.
Однажды весной постучалась к ней в дом прохожая нищенка в худых обутках, обмотанная от холода всяким тряпьем.
Хозяйка вышла на стук, отирая руки - она как раз доила корову в хлеву.
"Хозяюшка, будь ласка, дай хоть корочку хлеба, хоть кружечку молока", - попросила нищенка, - "Три дня во рту маковой росинки не было, совсем ослабла я".
Хозяйка очень рассердилась на эту просьбу, затопала ногами, лицо ее налилось красным, и она закричала: "Я тут работаю день и ночь не покладая рук, сама иной раз не досплю, не доем, только бы хозяйство удержать без убытков. А такие, как ты не делают ничего, а только ходят и побираются по чужим домам! Убирайся прочь, ничего я тебе не дам!" И захлопнула ворота перед носом у побирушки. А та посмотрела на ворота печально и сказала тихим голосом странные слова: "Каков в приходе батюшка, таков и весь приход. Сердце твое на четверть обратилось в лед".
Нищенка ушла, а над деревней поднялся холодный ветер, который поморозил всю раннюю рассаду, что была уже высажена на грядки.
Время шло, наступило необычно засушливое лето, стояла в тех местах страшная жара, трава просто сохла на корню. И в один из дней соседи молодой женщины то ли недоглядели за печью, то ли искру из трубки уронили в ненужном месте, однако занялся у соседей пожар, и погорело все хозяйство - и дом, и подворье, а сами они остались в том, в чем успели выбежать со двора. Поплакав над своей страшной судьбой, погорельцы постучались к соседке. "Соседушка, не обессудь, посмотри, какая страшная беда приключилась с нами! Может, что есть у тебя из ненужной одежды - твоей ли, мужа ли, не отдашь ли нам, чтобы было в чем добраться до дальней родни?"
Очень рассердилась на эти речи хозяйка. Уперла руки в боки и закричала: "Еще чего! Вы по растяпистости своей сами спалили свое имение, а теперь еще и наглость имеете попрошайничать! Страшно подумать, что было бы, если бы искры с вашего двора долетели до моего! Вы и меня могли сжечь! Убирайтесь вон!" И захлопнула дверь. Тут же налетели, откуда ни возьмись, черные тучи, но вместо дождя, которого так ждали, посыпался из туч град, и побил те посевы, что не успели засохнуть, а в тучах все как будто кто-то шептал тихим голосом: "Глухого добру не научишь, ученье ему не идет. Сердце твое вполовину уже обратилось в лед".
Время шло, и наступила осень. Люди в деревне собрали то, что осталось от урожая, но осталось совсем немного, почти никому нечего было продавать, хорошо, если оставалось самим что есть, да чем скот кормить. У нашей же хозяйки дела шли лучше, чем у всех - и посевов у нее было больше, и управиться с засухой она умела лучше других, хорошая она была хозяйка, что там говорить.
И вот как-то вечером приехала навестить ее из соседней деревни мать мужа. После ужина завелся разговор, и свекровь попросила невестку: "Нам, невестушка, совсем тяжко пришлось. Как бы зимой голодать не пришлось. Не обессудь, хотим попроситься к тебе на зиму, чем сможем - поможем, не дай нам, старикам, с голоду опухнуть".
Рассердилась невестка, и говорит: "Странные речи вы ведете. Вам бы о сыне позаботиться, да о внуках, а вы все о себе! Помощи с вас никакой, вы за своим-то хозяйством не углядели, все проворонили, а в моем вам и подавно делать нечего. Еды нам и самим еле хватит, нет уж, лишние рты нам ни к чему!" И спровадила свекровь на ночь глядя восвояси.
В ту же ночь неожиданно рано наступила зима, и к утру все поля и дороги оказались покрыты панцирем льда. Всю ночь завывала вьюга, и слышались в этом вое еле различимые слова: "Опомнись, опомнись, зима ведь настает! В сердце твоем только четверть осталась того, что не лед!"
Зима эта и вправду была для многих очень несладкой, многие бедствовали, а в кое-какие семьи вошло и настоящее горе. но у нашей хозяйки все было вполне неплохо, и перед Рождеством она решила отправиться на ярмарку - продать по хорошей цене излишки зерна и мяса, или же выгодно обменять на то, что голодный народ понесет на рынок. Маленькая дочка хозяйки напросилась на ярмарку с матерью. Торговали они долго, пока не продали все до последнего зернышка, и торг был очень удачен. в конце дня, когда уже собирались они уезжать, девочка, которая устала и замерзла, попросила мать: "Матушка, ярмарки бывают так редко! Дозволь мне прокатиться разок на карусели и купить горячий пирожок!" Рассердилась мать на дочку, затопала ногами: "А ты что думала, когда со мной просилась, что труд - он легким бывает? Не баловаться мы ехали, а торговать. А ты теперь хочешь все наторгованное, заработанное мною на бирюльки спустить? Нет, не будет тебе ничего! Приедем домой - хлеба поешь!" Заплакала тут девочка горько-горько, и каждая слезинка ее на лету превращалась в белую снежинку. И снежинок этих стало так много, что поднялась метель, ни зги не было видно, и в метели слышались опять странные слова: "Уходи, Ледяница, уходи навсегда. Нет места в миру тем, чье сердце из льда!"
А когда метель улеглась, то жадной женщины больше никто и никогда не видел. И, надо сказать, что в тех краях с тех много-много лет климат стоял мягкий и благодатный, и все, кто хоть немного трудился, собирали хороший урожай, и бедствовать уже никому не пришлось.
А женщина эта превратилась в Ледяницу, и живет теперь там, где всегда мороз, потому что ледяному сердцу ее только на морозе и можно быть. Но никогда не бывает она счастлива, ходит она в зимние холода по миру, и все ищет маленьких девочек - может, потому, что напоминают они ей собственную давно потеряную дочь.