Oct 18, 2010 16:43
“Когда-то, довольно давно, написав в “Танцах на снегу” первую строчку “Это был день, в который мои родители воспользовались своим конституционным правом на смерть” я был уверен, что нашел немыслимую, едкую, дьявольскую, встряхивающую читателя фразу. Что мир, в котором смерть объявлена “правом” отвратителен и немыслим, и это аксиома, которую дальше не нужно доказывать, надо лишь выводить из нее следствия.
Ан нет. Наши либерасты, оказывается, мечтают о таком мире.
О мире с неотъемлемым правом человека сойти с ума и умереть в канаве.”
(ссылка)
Нет, ну о том, что конкретно Сергей Лукьяненко своим конституционным правом сойти с ума воспользовался достаточно давно, знает уже весь, по меньшей мере, Рунет - человек, умудряющийся банить живых людей десятками в каждой записи просто за то, что они с ним не согласны, в своём уме находиться не может. Кто-то ещё, возможно, помнит время, когда доктор Пилюлькин звался доктором Ливси и пытался как-то аргументировать свою точку зрения, но от раза к разу терпел поражение. Через некоторое время доктор устал бороться с реальностью, но продемонстрировал редкостное умение придерживаться один раз выбранных принципов - сказал, что “все, кто не с нами, все против нас” и замицголился. Хотя, возможно, кому-то и такое поведение покажется нормальным и правильным, ну да бог с ним.
Обсуждение личности Сергея Лукьяненко здесь приводится лишь для восстановления равновесия - в ответ на то, что Пейсатель назвал ряд своих оппонентов, и в том числе меня, дураками и подлецами - и является поступком, бессмысленным чуть менее, чем полностью. Однако существует заметно более осмысленное действие - обсуждение позиции Лукьяненко. В силу того, что такая позиция, как выясняется, находит отклик в народных умах.
Есть распространённое определение свободы: “Свобода человека заканчивается там, где начинается свобода другого”. Эта формулировка уязвима к софистике, но несёт в себе очень точный посыл: пока отдельно взятый индивидуум не мешает жить другим, никто не имеет права мешать жить ему самому. На фоне философских споров о том, мешает ли индивидуум жить другим, расхаживая по Триумфальной площади с радужным флагом в руках, совершенно потерялся вопрос, казалось бы, благополучно решенный - что индивидуум, тихо и одиноко дрочсидящий у себя на кухне, никому и ничем мешать не в состоянии. Ну то есть, конечно, залить соседей он способен и, там, дрель включить в полночь, но покуда никакие эманации этого одинокого существа не просачиваются сквозь стены его жилища - никто к нему претензий иметь не может.
Конечно же, пресловутая борьба с наркотиками в эту картину просто так не вписывалась, но при желании можно было вписать и её. Мол, отдельный человек право колоться, курить и нюхать имеет, но таковое право обеспечить невозможно без того, чтобы героином стали торговать в детских садах и школах, поэтому торговать наркотиками мы запрещаем. Создавая проблемы тысячам, спасаем миллионы; а кому очень надо кокаину, тот свою дозу как-нибудь да сам найдёт. С этой точки зрения позиция государства по отношению к наркотикам выглядела если и не в полной мере обоснованной, то, по крайней мере, логично выстроенной, и её можно было обсуждать.
Но внезапно выясняется, что у давно локализованной гидры отросла ещё одна голова. Оказывается, ряд людей всерьёз, без шуток и троллинга, полагает, что собственно жизнь человека в руках этого самого человека находиться не должна. Что кто попало имеет право лезть к кому попало на кухню и вынюхивать, кто чем там занимается за закрытыми дверями и задёрнутыми занавесками, и в случае несовпадения вынюханного с представлениями вынюхивающего можно виновного увезти в произвольную лечебницу, приковать к батарее и не кормить, покуда желание противоречить у виновного не пропадёт. И, главное, что конституционного права на смерть гражданин не имеет и иметь не должен. И, ежели взбредёт ему в голову убить себя - хоть наркотиками, хоть пулей, хоть об стену - необходимо тут же начинать его лечить вышеуказанными методами.
Данную позицию я в данный момент воспринимаю не просто как абсурдную - я расцениваю её как вражескую. Ибо своим правом на смерть я дорожу ровно в той же степени, что и правом на жизнь. И, более того, я претендую на право распоряжаться промежуточными состояниями между собственной жизнью и собственной смертью. Например, на право медленно убивать себя теми методами, которые я считаю удобными для себя, будь то вдыхание отравленного московского воздуха, сигареты, алкоголь или тяжёлые наркотики.
Законодательное регулирование тех прав, которые человек имеет на собственное тело и сознание - вещь чрезвычайно неблагодарная. Например, можно запретить сытно обедать всем, кто весит более 1 центнера. Такой вес создаёт нехилую нагрузку на сердце, что может привести к смерти от сердечного приступа, а ведь права на смерть гражданин не имеет! Думаю, что вряд ли Сергей Лукьяненко обрадуется такой принудительной диете.
Впрочем, личное счастье Лукьяненко меня не волнует ни в коей мере. Гораздо больше меня волнует то, что сейчас, принимая решение по делу Егора Бычкова, государство российское показывает нам всем, имеют ли его подданные право распоряжаться собственной жизнью так, как захотят, если это не создаёт физических неудобств окружающим. Иными словами, заканчивается ли свобода человека там, где начинается кухня другого человека - или же бычковы имеют право прийти завтра к кому-нибудь из нас и вопросить: курили? пили? дышали? не занимались спортом? пожалуйте к нам. Ваше здоровье - не ваша собственность, это национальное достояние, и распоряжаться этим будем мы, ройзманы и бычковы.
С нетерпением ждём весточки из зала суда.
P. S. Вообще говоря, в современном цивилизованном мире вопросы права на жизнь и смерть ушли настолько далеко, что уже обсуждается польза и вред эвтаназии - суть, права больного добровольно принять смерть от чужих рук. Концепция эвтаназии чрезвычайно сложна, и я не хочу её сейчас разбирать, но она служит индикатором того, что право человека покончить с собой самостоятельно за ним уже утверждено, и изыскивается возможность предоставить равноценное право инвалидам, на самостоятельный поступок неспособным физически. Но это, опять же, в цивилизованном мире. России же свою цивилизованность ещё предстоит показать - и ждать этого осталось недолго.