Съ туманной переправы
Мм.гг.! Спѣшу доложить вамъ, что книжка А.Л.Соболева «Летейская библiотека» (вернѣе, первый томъ ея, который образуетъ отдѣльное произведенiе) - это прекрасное чтенiе даже и для тѣхъ, кто въ силу природной извращенности интересуется не поэзiей Серебрянаго вѣка, а чѣмъ-нибудь инымъ - и даже для тѣхъ, кто и вовсе до стиховъ не охотникъ.
Это такая «антологiя наоборотъ». Наоборотъ, во-первыхъ, потому, что поэты подбирались по принципу «чтобы даже спецiалистъ средней руки, морща лобъ, въ лучшемъ случаѣ о каждомъ шестомъ припомнилъ, что гдѣ-то встрѣчалъ эту фамилiю» (ну тамъ, Брюсовъ въ рецензiи обругалъ, напримѣръ, или Ходасевичъ въ какомъ анекдотѣ упомянулъ). Во-вторыхъ, потому, что въ антологiи обычно короткая бiографическая справка предваряетъ существенно бóльшую по объему подборку стиховъ - а здѣсь по три избранныхъ стихотворенiя приложены къ довольно пространнымъ (до 30 страницъ) бiографическимъ очеркамъ. А въ-третьихъ, антологiю обычно читаютъ ради стиховъ, а эту стóит читать ради прозы - вотъ этихъ самыхъ очерковъ.
Стихи тамъ разнаго уровня: отъ хорошихъ (...И вотъ лежитъ въ челнѣ пятнистой глыбой, / Какъ порожденье ночи, какъ намекъ / На времена, когда мы не могли бы / Существовать, а онъ бы княжить могъ) - до тѣхъ, что упомянутый В.Х. назвалъ «ниже нуля» (Въ Твоихъ живыхъ эпическихъ картинахъ / Срисованъ рыцарскiй средневѣковый бытъ, / И мужественный духъ въ герояхъ-исполинахъ / Для подвиговъ гуманныхъ женщинамъ открытъ*). Но даже отъ хорошихъ ваше представленiе о русской поэзiи на излетѣ Серебрянаго вѣка едва ли измѣнится - мое, во всякомъ случаѣ, осталось прежнимъ.
Зато отъ бiографiй оторваться невозможно - я читалъ, повизгивая отъ удовольствiя. Потому что, мм.гг., Соболевъ умѣетъ писать - въ чемъ легко убѣдиться, заглянувъ въ его блогъ. (Далѣе густо вымараны полторы страницы, можно разобрать только слова «современный», «моржовый» и, кажется, «Улицкая»).
Кромѣ физiологическаго удовольствiя отъ ладной и полнозвучной русской рѣчи, читателя ждетъ еще ощущенiе сродни тому, что бываетъ на хорошемъ цирковомъ представленiи. Авторъ время отъ времени поворачиваетъ ткань повѣствованiя къ намъ изнанкой: сообщая очередной фактъ изъ бiографiи своего героя, тутъ же рядомъ вскользь упоминаетъ, какъ этотъ фактъ удалось установить - и ты понимаешь, чего стóитъ эта легкость разсказа.
Ну и вдобавокъ оказывается, что детективное разслѣдованiе обстоятельствъ жизни обыкновеннаго, въ общемъ-то, человѣка, - это потрясающе интересно. Въ текстѣ ничего подобнаго нѣтъ - но у меня все время держалось щемящее чувство вродѣ того, что порождается финаломъ «Записокъ сумасшедшаго».
Въ общемъ, книжку настоятельно вамъ рекомендую, а про второй томъ напишу отдѣльно, если вдругъ найду что сказать осмысленнаго.
Вмѣсто положенной въ рецензiи ложки дегтя я добавлю, что одно изъ важныхъ, видимо, для А.Л.С. теоретическихъ положенiй мнѣ представляется ересью, каковую надлежитъ искоренять майданами, болотными и куплетами на голосъ «Милый мой бухгалтеръ». Въ авторскомъ изложенiи оно звучитъ такъ:
«…Въ наши дни будетъ трюизмомъ очередная попытка доказать необходимость изученiя творчества и бiографiи поэтовъ, назначенныхъ невидимымъ художественнымъ совѣтомъ второстепенными: великiй уравнитель, жестокiй опытъ ХХ вѣка, очертилъ границы всѣхъ iерархiй, продемонстрировавъ ихъ тщету. Собственно, всѣ дѣленiя на авторовъ перваго-второго и прочаго рядовъ, явственно попахивающiя не то казармой, не то шпаргалкой двоечника, сомнительны съ нравственной и безполезны съ научной точки зрѣнiя».
Возраженiя начну съ доказуемаго или, по меньшей мѣрѣ, показуемаго. Для самихъ героевъ книги разница между Блокомъ («великiй поэтъ» или, если угодно, «поэтъ перваго ряда») и, скажемъ, Дмитрiемъ Цензоромъ существовала и даже не подвергалась сомненiю. Еще менѣе того подвергалось сомненiю само существованiе этихъ рядовъ: тѣ, кто Блока считали вредным евреемъ, пишущимъ футуристическiе сонеты объ умирающихъ лебедяхъ и лиловыхъ ликерахъ, полагали, что въ роли великаго поэта онъ занимаетъ чужое мѣсто, а долженъ тамъ быть кто-нибудь другой (будь то Пушкинъ, Некрасовъ, Надсонъ или К.Р.). Иными словами, «дѣленiя на авторовъ перваго-второго и прочаго рядовъ» - это такой историко-литературный фактъ, и игнорировать его ненаучно.
Да, конечно - само по себѣ отнесенiе автора къ тому или иному ряду всегда оспоримо; разговоровъ или просто высказыванiй о «бездарности, которую по дурости или по злому умыслу произвели въ великiе» - или, напротивъ, о «прозеванномъ (вар.: забытомъ) генiи», - прудъ пруди, что въ исторiи литературы, что въ блогосферѣ. Иногда такiе разговоры даже приводятъ къ измѣненiямъ въ iерархiи (или - кажется, чаще - фиксируютъ ихъ): примѣровъ тоже далеко искать не надо, всякъ найдетъ. Но это перемѣщенiя элементовъ системы, не затрагивающiя ее самое.
Далѣе. Что это, собственно, за «великiй уравнитель, жестокiй опытъ ХХ вѣка»? Опытъ ХХ вѣка показываетъ, что всей мощи большевицкаго идеологическаго аппарата не хватаетъ, чтобы поставить Демьяна Бѣднаго выше Блока, рядомъ съ нимъ или хотя бы въ тотъ же разрядъ.
Мнѣ тутъ недавно приходилось вспоминать судьбу русской литературной классики. Если бы большевики могли себѣ позволить быть послѣдовательными, ее цѣликомъ слѣдовало бы списать въ архивъ, а вернѣе - въ небытiе, какъ пережитокъ проклятаго прошлаго и идейную обслугу уничтоженныхъ классовъ (и всѣ мы помнимъ, что въ призывахъ и попыткахъ недостатку не было) - въ самомъ крайнемъ случаѣ снисходительно оставить въ обиходѣ чуть-чуть по линiи «декабристы и Герценъ - революцiонеры-разночинцы - пролетарская литература»**.
И что мы видимъ въ итогѣ? - Послѣ довольно продолжительныхъ лавированiй - почти въ точности повторенную iерархiю, окончательно оформившуюся всего-то лѣтъ за 10-15 до переворота. Даже Достоевскiй, - ужъ его-то идеологiя прямо-таки требовала проклясть и заклеймить, что и было сдѣлано поначалу, - вернулся-таки на свое мѣсто: «на пол-ступеньки ниже Пушкина, рядомъ съ Гоголемъ и Львомъ Толстымъ». Даже Лѣсковъ, столь же чуждый идейно, вернулся примѣрно на уровень Тургенева. Попытки вдвинуть Чернышевскаго въ рядъ классиковъ, суета вокругъ «поэтовъ-искровцевъ» и т.п. закончились ничѣмъ. Небольшiя измѣненiя съ начала ХХ в. есть (выпалъ Писемскiй, приподнялся Баратынскiй etc.) - но, повторюсь, iерархiя какъ таковая возстановилась. Вотъ вамъ и весь опытъ ХХ вѣка.
Собственно, я, пожалуй, погорячился: безъ куплетовъ на голосъ можно и обойтись - идея «культурной демократiи» не такъ ужъ опасна, поскольку попросту незащитима. Nam et loquella tua manifestum te facit: у самого А.Л.С. встрѣчаются словосочетанiя вродѣ «крупный поэтъ». Да и неудивительно: при отказѣ отъ iерархiи литература становится «непросматриваемой», - какъ, скажемъ, живая природа при отказѣ отъ классификацiи, - ученому работать съ нею становится невозможно.
Это, конечно, никакъ не подразумеваетъ, что позицiя, съ которой нѣтъ разницы между Пушкинымъ и Олинымъ, вообще безсмысленна. Въ концѣ концовъ, мы всѣ читали Гаспарова, и повторять азбуку незачѣмъ. Когда научная задача требуетъ работать со сколь возможно болѣе объемнымъ массивомъ текстовъ, этой разницей можно и пренебречь - да и то, надо сказать, съ оговорками: у того же Гаспарова не разъ натыкаешься на примѣры вродѣ того, что «ахматовскую» строфу до Ахматовой уже перевелъ въ эпосъ Амари, что ни на кого не произвело никакого впечатленiя.
Первоначальная же моя горячность, изъ-за которой я и требовалъ столь безчеловѣчныхъ мѣръ какъ комическiе куплеты, объясняется тѣмъ, что я вообще не очень вѣрю въ равенство - исключая развѣ равенство передъ Богомъ, смертью и закономъ***, - рѣшительно предпочитая ему iерархiю; культура же есть область iерархическая par excellence, и попытки учинить тамъ демократiю болѣе возмутительны, чѣмъ гдѣ-либо.
------
* Эхъ, зря я эту цитату использовалъ. Надо было подождать новаго романа Ш. - и радостно его этими строками привѣтствовать.
** Да, я понимаю, что линiи такой нѣтъ, но не такiя же мелочи ихъ остановили.
*** См. выше про "Записки сумасшедшаго". Объ этомъ равенствѣ книга говоритъ самымъ недвусмысленнымъ образомъ.