Рассуждение о немецком бомже в пост-советском прострастве
Несколько лет назад, проходя мимо мюнхенского центрального вокзала можно было встретить бомжа в старенькой баварской шапочке с засаленным пёрышком, сидящего на своём спальном мешке и щурившегося светло-пропитыми глазёнками на солнце. Вместо шарманки - кассетник, с важным видом он прихлёбывал свой Löwenbräu, а рядом дремала добрая дворняга. В драных джинсах, его лохматой бороде и морщинистых складках кожи имелась особая изюминка - некая ирония, своеобразный колорит и даже юмор. В живописи фламандских художников, подобные персонажи изображаются в роли сатиров и фавнов.
Немецкий маргинал без баварской шапочки с пёрышком.
Сидел человек и никого не трогал, потихонечку собирая в бумажный стаканчик "что Бог подаст". Глядя на него, я размышлял, что сталось-бы с этим человеком, если его телепортировать куда-нибудь в Рязань, Бердичев или в Москву. Каким хлебом-солью приняли-бы его восточнославянские бомжи? Осмелюсь предположить, что скорее всего, его счастливую улыбку сняло-бы как рукой в момент знакомства с первым русско-украинско-белорусским бомжом. Касетник, шапочка, Löwenbräu, джинсы и прочая атрибутика - это богатая нажива для подпрыгивающих, активных, по-злому весёлых бомжей и бомжих где-нибудь около Белорусского вокзала. Вероятность приживания в чуждой для него среде у буржуазно-декадентного немецкого бомжа практически равна нулю. Изгой, фашист, чужак-проходимец, не знающий настоящей долюшки.
- Ты кто? Ну как? Откуда у тебя немецкие кросовки?
- Ихь... ихь... нихт ферштэен, - пролепетал немецкий бомж.
- Что за товар?
- Товар-товар, я-я!! Товарисчь, товар! Нихт ферштэен.
Мрачная физиономия московско-житомирского бездомного алкоголика, державшего в руках обрывок газеты вытянулась. Это надо-же! Какая редкая удача. Несмотря на замусоленность, мобильник как по-волшбеству появившийся в его руке, ожил. Минут через пять после звонка из ближайших подворотен появились Шуруп, Бутылка, Валенок, Буся, Кыся, Морж, Джордж и баба Петя - названиями этих предметов можно охарактеризовать спешно-бредущую по-направлению к иностранной экзотике, группу маргиналов.
- Шапка уйдёт за стошку, если сдать с умом.
- Кто это в принципе - мужик или чувиха? - спрашивали бомжи.
- Мужик, епрст! Если борода - значит мужик. - баба Петя носил чёрные усы и лучше всех разбирался в половой принадлежности неожиданных гостей. Многолетний опыт, приобретённый на различных вокзалах давали ему право на подобные умозаключения.
Бомжи зашушукались и один из них медленно потянулся к блестящему гетто-бластеру. Отворилась какая-то серо-ржавая дверь - подсобка или выход из бомбоубежища. Все были в сборе и слово взял уважаемый коллегами, господин Шуруп. Он говорил без бумажки и с чувством глубокого уважения к собеседникам и к скулящему "нихт ферштэен" капиталистическому бомжу. В качестве пролога, поздравил собутыльников с редкой находкой. Разжав пальцы немца, он взял Löwenbräu в свою руку и предложил выпить за победу над Германией.
- Товарищи, бомжи, что-то мне нехорошо. Я на минуточку прилягу…
Речь ограничилсаь прологом и поздравлением. Розовый, бархатный занавес опустился, слушатели зааплодировали. И высунув голову из скафандра, кто-то пропищал:
- Спасибо, Шуруп.
Вытерев пот со лба, баба Петя пригнулся к немцу и шепнул:
- Давай штанами поменяемся. - на это предложение уже не улыбающийся немец утверительно кивнул, думая, что ему предлагают что-то хорошее.
- У него ремень с бляхой. Дай бляху, гадёнышь.
- Бегите !! Котангенс вашу мать... Ломбард закрывается !! Менты !!!
Мимо проезжали машины, интилигентные дамочки с детскими колясками гуляли по важным делам, юноши спешили в институт. Через полчаса, утомлённые церрозом печени, сотоварищи разошлись "по камерам" - как соизволил заметить один из них. Резиновые сапоги бабы Пети звонко скребли по асфальту и приятно осознавать, что баварская шапочка с пёрышком украшала его голову и теперь не было уже необходимости постоянно приглаживать волосы попрошайничая на перекрёстках.
А может и приютили-бы где-то - ведь человеческая натура непредсказуема. Попадёт человек в заботливые руки бабки-бомжихи и глядишь, а он через какое-то время уже "свой, советский".
Немецкий маргинал без баварской шапочки с пёрышком.
Сидел человек и никого не трогал, потихонечку собирая в бумажный стаканчик "что Бог подаст". Глядя на него, я размышлял, что сталось-бы с этим человеком, если его телепортировать куда-нибудь в Рязань, Бердичев или в Москву. Каким хлебом-солью приняли-бы его восточнославянские бомжи? Осмелюсь предположить, что скорее всего, его счастливую улыбку сняло-бы как рукой в момент знакомства с первым русско-украинско-белорусским бомжом. Касетник, шапочка, Löwenbräu, джинсы и прочая атрибутика - это богатая нажива для подпрыгивающих, активных, по-злому весёлых бомжей и бомжих где-нибудь около Белорусского вокзала. Вероятность приживания в чуждой для него среде у буржуазно-декадентного немецкого бомжа практически равна нулю. Изгой, фашист, чужак-проходимец, не знающий настоящей долюшки.
- Ты кто? Ну как? Откуда у тебя немецкие кросовки?
- Ихь... ихь... нихт ферштэен, - пролепетал немецкий бомж.
- Что за товар?
- Товар-товар, я-я!! Товарисчь, товар! Нихт ферштэен.
Мрачная физиономия московско-житомирского бездомного алкоголика, державшего в руках обрывок газеты вытянулась. Это надо-же! Какая редкая удача. Несмотря на замусоленность, мобильник как по-волшбеству появившийся в его руке, ожил. Минут через пять после звонка из ближайших подворотен появились Шуруп, Бутылка, Валенок, Буся, Кыся, Морж, Джордж и баба Петя - названиями этих предметов можно охарактеризовать спешно-бредущую по-направлению к иностранной экзотике, группу маргиналов.
- Шапка уйдёт за стошку, если сдать с умом.
- Кто это в принципе - мужик или чувиха? - спрашивали бомжи.
- Мужик, епрст! Если борода - значит мужик. - баба Петя носил чёрные усы и лучше всех разбирался в половой принадлежности неожиданных гостей. Многолетний опыт, приобретённый на различных вокзалах давали ему право на подобные умозаключения.
Бомжи зашушукались и один из них медленно потянулся к блестящему гетто-бластеру. Отворилась какая-то серо-ржавая дверь - подсобка или выход из бомбоубежища. Все были в сборе и слово взял уважаемый коллегами, господин Шуруп. Он говорил без бумажки и с чувством глубокого уважения к собеседникам и к скулящему "нихт ферштэен" капиталистическому бомжу. В качестве пролога, поздравил собутыльников с редкой находкой. Разжав пальцы немца, он взял Löwenbräu в свою руку и предложил выпить за победу над Германией.
- Товарищи, бомжи, что-то мне нехорошо. Я на минуточку прилягу…
Речь ограничилсаь прологом и поздравлением. Розовый, бархатный занавес опустился, слушатели зааплодировали. И высунув голову из скафандра, кто-то пропищал:
- Спасибо, Шуруп.
Вытерев пот со лба, баба Петя пригнулся к немцу и шепнул:
- Давай штанами поменяемся. - на это предложение уже не улыбающийся немец утверительно кивнул, думая, что ему предлагают что-то хорошее.
- У него ремень с бляхой. Дай бляху, гадёнышь.
- Бегите !! Котангенс вашу мать... Ломбард закрывается !! Менты !!!
Мимо проезжали машины, интилигентные дамочки с детскими колясками гуляли по важным делам, юноши спешили в институт. Через полчаса, утомлённые церрозом печени, сотоварищи разошлись "по камерам" - как соизволил заметить один из них. Резиновые сапоги бабы Пети звонко скребли по асфальту и приятно осознавать, что баварская шапочка с пёрышком украшала его голову и теперь не было уже необходимости постоянно приглаживать волосы попрошайничая на перекрёстках.
А может и приютили-бы где-то - ведь человеческая натура непредсказуема. Попадёт человек в заботливые руки бабки-бомжихи и глядишь, а он через какое-то время уже "свой, советский".