ЛЗ 5 (1): Процессии на торжество Тела и Крови Христа по улицам российских городов (ч. 1)

[piotr_sakharov]

Год назад в связи с торжеством Пресвятого Тела и Крови Христа (кратко именуемым по старой памяти Corpus Christi) я, будучи убежденным противником далеко идущих за пределы храма католических процессий в наших российских городах, затеял на уже полудохлом в ту пору форуме Urbi et Orbi опрос. Этот опрос был обращен, прежде всего, к их восторженным сторонникам, и я попросил ответить всего на один вопрос: что же их, собственно, приводит в восторг? Я получил несколько ответов, авторы которых попытались свой восторг обосновать. Они, в частности, делились и совсем свежими впечатлениями от только что состоявшейся процессии, в которой участвовали. Делились впечатлениями и те, кто участвовал в процессиях на торжество Тела и Крови Христа за границей. Хотя мой опрос касался, в первую очередь, наших отечественных процессий по улицам городов, некоторые мысли, высказанные на основе зарубежных впечатлений, представились в этой связи небезынтересными. Поскольку я оказался не одинок в своем отрицательном отношении к рассматриваемому предмету, завязалась небольшая дискуссия, и противники проведения у нас таких процессий высказали свои впечатления и соображения на этот счет. На основе развернувшегося обсуждения и я, в конечном счете, изложил свое видение проблемы довольно пространно.

В этом году я впервые за несколько лет вновь побывал в торжество Пресвятого Тела и Крови Христа на такой процессии после мессы в нашем московском кафедральном соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии - с обходом всего квартала, в котором находится собор. Увиденное и услышанное в тот день не изменило моих прежних взглядов на эту проблему, скорее наоборот - укрепило их. Тем не менее, поскольку основные мои аргументы были изложены год назад, я повторю здесь мою прошлогоднюю заметку, подвергнув ее лишь незначительной редактуре. В завершение к ней я добавляю апдейт: так сказать, «разбор полетов» нынешнего года.

Итак, вот моя заметка годичной давности (для большей ясности цитаты из вышеупомянутой дискуссии выделены полужирным, но в данном случае мне представляется более уместным соблюсти анонимность авторов приводимых высказываний):

Вот попытался я честно понять, чем это вызывает восторг. Я имел в виду, прежде всего, процессию на Corpus Christi, каковой она предстает у нас в Москве. Хотя я и не имел возможности наблюдать подобную в Питере, сомневаюсь, что в любом из российских городов были бы какие-то принципиальные отличия. Постараюсь пояснить свои сомнения ниже. Параллельно возникла тема процессий на тот же праздник в странах, где католическая традиция имеет более глубокие и обширные корни. Это уже совсем другая тема: хотя она тоже может вызывать вопросы и сомнения, всё же они будут существенно отличаться от тех, которые возникают ввиду наших реалий.

Основные из представленных аргументов не показались мне убедительными. Например, что подобные процессии - это «проявление Церковной жизни вне стен храмов». А нужны ли вообще проявления во внешнем мире именно церковной жизни? Ведь церковная жизнь - это жизнь определенной семьи. Так ли уж оно уместно выносить семейную жизнь - пусть даже самые радостные ее проявления - вовне. Как-то странно себе представить нормальную маму, которая будет идти по улице и каждому незнакомому прохожему говорить: «А у меня-то старшенький сегодня политэкономию на пятерку сдал!» Или вот мы сейчас с сестрой возьмем, напишем транспарант «Наша мама посадила на даче ремонтантную клубнику» и пойдем с ним по Пресненскому валу. Да, мне возразят, что, в отличие от приведенных примеров, в нашем случае речь как-никак идет об очень большой семье, и что мы знаем, Кто в этой нашей семье Отец и Кто - наш Брат, и что сравнение с любой семьей в привычном смысле слова граничит с кощунством. И всё же сути дела это не меняет. К тому же, это мы знаем, а те, кому мы эту нашу семейную жизнь проявляем, они-то в большинстве своем вовсе и не знают.

Хочет ли от нас Сам Христос проявления именно церковной жизни во внешнем мире? Я в этом очень сомневаюсь. В Евангелии я не нахожу никаких явных тому подтверждений. Вот проявлений христианской жизни (в т.ч. и вне храма) - это да. Но христианскую жизнь мы проявляем вовсе не тогда, когда ходим с хоругвями по улицам, как и не тогда, когда крестимся при каждом удобном случае, увешиваем себя церковной атрибутикой и вместо «Здравствуйте» говорим верующим и неверующим «Слава Иисусу Христу». Христианская жизнь это совсем другое. Вот если я, допустим, никого не обижаю, живу не по лжи, чужих жен не лапаю и т.п., да к тому же еще и прощаю тех, кто меня обидел, делаю добро, добросовестно исполняю свои обязанности и не жалею времени, сил и материальных средств на то, чтобы помогать тем, кто в беде и нужде, и т.п. - то я несу свидетельство христианской жизни. А если я еще и сумею сделать такую жизнь привлекательной для других, то она будет по-настоящему плодотворной проповедью Христа. Конечно, ходить по улицам с хоругвями много легче и веселее. И я не то чтобы совсем против хождений и иных манифестаций своей веры и принадлежности. Я против подмены одного другим. Предвижу возражение: «Зачем же непременно подменять? Разве не может одно дополняться другим?» Может, спору нет. Но беда в том, что если первое пока плохо получается (как, скажем, в моем случае), то слишком опасен соблазн начать испытывать от второго некое обманчивое удовлетворение, которое способно бывает заставить забыть о первом (ср. слова Спасителя, обличающие книжников и фарисеев, в Мф 23 - они из той же оперы).

С одной стороны, вроде бы и цепляет аргумент со ссылкой на Святейшего Отца: «В проповеди Папы Бенедикта сегодня очень настойчиво несколько раз повторялся призыв праздновать "публично", "открыто", дабы показать доступность Христа, как в те годы, когда Он ходил по дорогам Галилеи. Как словно некая мысль должна была прозвучать - и она в итоге прозвучала, - мысль о том, что праздничная процессия это, скорее, не община, которая как-то себя показывает, а община, которая сопровождает самого Христа, Который в этот момент выходит из стен храма и проходит по улицам города, словно проникая, внося Себя в нашу повседневность». Вроде бы всё верно. Но есть и другая сторона: Христос не ходил по Галилее с толпой ряженых; Христос и сопровождавшие Его ученики не носили по дорогам Галилеи какие-то предметы, назначение которых не было понятно окружающим; они не пели непонятных другим песен и не молились иными молитвами, нежели те, что были известны каждому встречному с детства; Христос праздновал те же праздники, которые праздновали все остальные евреи, Он участвовал в тех обрядах, которые совершали и они, именно в контексте этих обычаев неся им Свою Благу Весть и Свое новое. Разницу чувствуете? И если в случае Рима и других итальянских городов и весей она, возможно, и не так разительна, то в случае Москвы или Питера - увы.

Хочу сразу же оговориться, что ничего не имею против процессий как таковых - в качестве элемента богослужения или паралитургических обрядов, будь то в храме или вне его. Есть, видимо, в процессиях что-то глубоко архетипическое, и, коль скоро они существуют в самых разных религиях у большинства народов мира, то, наверное, выражают некоторые универсальные парадигмы поведения человека. Церковь восприняла процессии из религии ветхозаветного Израиля (и, прежде всего, это были шествия паломников к Иерусалимскому храму), а также из некоторых языческие культов, но наделила их качественно новым смыслом: жизнь христианина есть паломничество, так как, неся свой крест, он следует за Христом, совершая свое земное странствие (не случайно ведь по-русски процессия называется «крестным ходом»). И всё же становление в христианском мире традиций проведения больших процессий происходило уже после того, как христианство в византийской империи приобрело массовый характер и, в конечном счете, статус государственной религии. Этого обстоятельства не следует забывать. Мы ничего не знаем о том, чтобы ранние христиане в доконстантинову эпоху использовали процессии как средство пропаганды своей веры, и такое трудно было бы предположить.

Правда, история Церкви знает процессии, сознательно использовавшиеся, в частности, и как средство пропаганды ортодоксальной веры. Так, когда в период Реформации католики в Голландии ходили с процессиями на праздник Тела Христова по улицам городов, где уже многие из жителей стали протестантами, они вкладывали в это полемическое значение, как бы говоря отделившимся от них братьям-землякам: «Может быть, для вас, ребята, вечеря Господня - это только воспоминание и не больше. А мы вот верим, что в этом Хлебе, который мы сейчас несем, Сам Христос...» Те, с кем они вели таким образом полемику, вполне представляли себе, о чем идет речь, потому что были воспитаны в католической вере, а если уже родились протестантами, знали о ней всё равно больше, чем в наши дни среднестатистический житель окрестностей Малой Грузинской.

Я ничего не могу возразить против того, что благодаря красиво проведенной процессии «создается ощущение праздника, которого каждый год начинаешь ждать с нетерпением». Между прочим, я сам в юности очень любил процессии в нашем храме св. Людовика в этот праздник и следовавшие за ним дни. В то время праздник Тела Христова еще совершался с октавой: т.е. в течение 8 дней - вплоть до следующего четверга - каждый вечер месса, после которой процессия внутри храма (о выходе наружу тогда и помыслить было невозможно). Исключением было воскресенье в этой октаве, когда процессия совершалась не вечером, а после «суммы», но и процессия там была совсем особенной - с чтением нараспев по-латыни начала каждого из 4 Евангелий у каждого из 4 алтарей храма (алтарь св. Иосифа справа от главного входа еще не убрали). А в последний день октавы процессия завершалась обрядом освящения цветов и венчиков. Во время каждой из этих процессий пелись по-латыни секвенция Lauda Sion и, в завершение, Te Deum, - пелись на традиционный манер, с запевами отдельных стихов священником, сопровождаясь трепетным звоном алтарных колокольцев в руках министрантов, среди которых пан Генрих был едва ли не самым молодым. При том что всё это происходило в исполнении довольно трескучего хора бабок, да и вокальные данные о. Станислава Мажейки были, мягко говоря, довольно своеобразными, мне эти богослужения очень нравились, и я ждал, когда вновь наступит праздник Тела Христова.

Как верно было замечено, «процессия - это (...) способ объединить людей» и «в нашем случае - вокруг Христа в Евхаристии». Если таковое действие предпринимается этими людьми для самих себя, а не для кого-то еще, то почему в этом не ограничиться тем пространством, которое им принадлежит - помещением храма, или его двором, или, при отсутствии ограды, внешним контуром храма, или даже частью внешнего контура?

Более того, у меня даже не вызывает особого возражения, когда подобные процессии идут и дальше, но в местах компактного проживания католиков. Это замечательно, когда такого рода процессия совершается «в Германии», - тем более, в какой-нибудь достаточно густо населенной католиками ее части, - и когда там «одно из стояний с проповедью и всем прочим» происходит «на территории тамошнего дома престарелых, где много стариков, не особо передвигающихся», к которым «священники-то ходят, но все-таки возможность быть частью большого праздника, когда Церковь приходит к ним, - отдельная радость». Ничего, кроме восхищения, высказать по поводу этой ситуации не могу.

Но совсем иначе обстоит дело в любом из российских городов, включая и наиболее, наверное, среди них приобщенный католической культуре Санкт-Петербург. Не знаю, может быть, «милиционеры, снимающие нас на мобильники», о которых с таким восторгом писала одна из тамошних сторонниц процессий, - это и «прикольно», но прикольно именно тем, что они делали бы точно то же, если бы по улицам слона водили. Я долго напрягал воображение, пытаясь представить себе возвращающихся вечером в свои дома милиционеров, увидеть мысленным взором их семьи и как они «дОма у себя покажут - глядишь, еще кто-то узнает о католиках и о том, чем мы занимаемся». И что, позвольте спросить, он или она узнает? Что католики - это такие ряженые, которые иногда ходят по улицам в странных одеяниях и носят какие-то непонятные предметы. Ну, можно допустить минимальную вероятность, что чада и домочадцы стражей порядка тотчас бросятся искать книжки про католичество, а кто-то и прямо побежит на следующий день в храм, что на Невском, посмотреть, а какие они, эти католики, а может, и сразу окрестить попросит. Вероятность, надо сказать, не намного бОльшая, чем после просмотра каких-нибудь «Поющих в терновнике». Впрочем, и в случае запечатления на мобильник водимого по улицам слона или даже какого-нибудь куда более экзотического зверя едва ли можно ожидать, что чада и домочадцы тут же начнут интенсивно компенсировать свои пробелы в зоологии.

Так, может быть, вся причина восторга в том и состоит, что мы получаем возможность предстать перед согражданами этаким вот диковинным зверем? Вопрос непраздный. Возвращаясь время от времени к воспоминаниям о моем обращении, я всё больше убеждаюсь, что, как ни странно, первоначально для меня основным мотивом был выпендреж. Хотел было написать «обычный выпендреж», но осекся: я ведь тогда постарался выбрать как раз нечто наиболее необычное, чтобы привлекать к своей персоне, вступившей в трудный возраст перехода от детства к чему-то иному, повышенное внимание окружающих. Вот все вокруг неверующие - а я буду позиционировать себя как верующий. Да не какой-нибудь там православный, как какие-то дремучие бабульки, а КАТОООЛИК, во всем блеске величия западной цивилизации. Всё начиналось у меня с желания привлечь к себе внимание такой вот экзотической диковинностью. Другое дело, что Господь умело воспользовался этой моей слабостью и вывел ее в нужное Ему (и мне) русло. Но начиналось именно так. И даже когда уже пришла довольно серьезная вера, стремление использовать свою принадлежность как средство привлечь к себе внимание своей инаковостью по-прежнему оставалось (да ведь и сейчас, когда мне уже давно хватает того, чем реально можно похвастаться, то и дело ловлю себя на том, что эту гидру я из себя еще не до последней капли выдавил). И это я наблюдаю, увы, не только за собой, притом в обеих конфессиях со своими специфическими отличиями. Конечно, представая перед миром, мы, христиане, должны выглядеть в чем-то иными. Но вместо того, чтобы никого не обижать, жить не по лжи (далее по тексту: см. выше), легче пересыпать свою речь кучей непонятных слов (лучше, если на других языках, особенно - мертвых), говорить о незнакомых окружающим реалиях церковной жизни, демонстрируя свою в них погруженность, и т.п. Я, упаси Бог, никого из участников этой дискуссии не имею в виду лично. Я просто хочу предостеречь от этого соблазна, который мы не всегда бываем способны отчетливо осознавать.

Вот ведь смотрите, что получается. С одной стороны, одна из участниц этого диспута справедливо задается вопросом: «Ну правда же, чем мы такие особенные и отдельные от других?» С другой стороны, многих явно восторгает то, что на них смотрят, как на непонятную диковинку. Так давайте прежде всего разберемся: что же нам самим-то нужно? Кем мы себя тщимся ощущать: совсем не какими-то «особенными и отдельными от других» - или диковинными экзотическими зверьми?

Обратите внимание, что даже в свидетельствах одного и того же автора заметна эта путаница в интенциях. Вроде бы, с одной стороны, «все сосредоточены вокруг Христа, а не работают на окружающую публику», а с другой, тут же - «дОма у себя покажут - глядишь, еще кто-то узнает о католиках и о том, чем мы занимаемся». Так мы не работаем на окружающую публику - или мы всё-таки на нее работаем? Чего мы сами от этого хотим?

Но вот если мы всё-таки в какой-то степени работаем на публику, если (давайте уж без обиняков) хотим привлечь ее в нашу Церковь, - а я не только не оспариваю того, что красота богослужения обладает колоссальной миссионерской силой, но и всю свою сознательную жизнь призываю (и католиков, и отделенных от нас братьев) как можно полнее использовать это могучее средство, чтобы проповедовать Христа, - то я настойчиво советовал бы тем, кому кажется, что наши московские процессии находятся на подобающем эстетическом уровне, снять розовые очки... или, скорее, шоры.

«Очень многие поют вместе с хором, и это звучит НЕ ужасно, а вполне даже дружно», - это было написано про процессию в Питере, о качестве которой я не могу судить, потому что не видел и не слышал. Настораживает меня, однако, то, что и о тех московских процессиях, которые мне довелось видеть и слышать (а я только в последние два года старательно их избегаю, а прежде ходил или хотя бы оказывался рядом), многие их участники говорили точно то же, хотя в действительности это было совсем не так. Всё дело в том, что эти участники видели и слышали процессию изнутри, а я не отказывал себе еще и в том, чтобы посмотреть и послушать с некоторого расстояния. Совершенно сознательно отходил на какую-то дистанцию: чтобы понять, что же видят и слышат те, кто проходит по другой стороне улицы, кто выглядывает из окна или с балкона и т.п. Вот много уже чернил исписано о сходствах между богослужением и театром, и их действительно много. Но в театре режиссер ведет репетиции спектакля, сидя в зрительном зале. А хороший режиссер станет еще смотреть из разных точек зала, да еще и после премьеры не один спектакль будет сидеть в зрительном зале и многое подправлять от одного представления к другому. В Церкви - сколько ни говорят об Ars celebrandi (Искусстве священнодействия) - почти никто и почти нигде себя подобным не утруждает. То, что ты видишь и слышишь, находясь в пресвитерии, существенно отличается от того, что видят и слышат находящиеся в основной части храма. То, что служащим и прислуживающим зрится как благолепное, уже с некоторого расстояния может выглядеть нелепо. Более того, тот, вокруг кого всё действо концентрируется, видит и ощущает всё и вовсе иначе. Идущие под самым балдахином во время процессии всегда ощущают себя на капитанском мостике величественного корабля, несомого мощным людским потоком, - а снаружи всё может выглядеть и совсем иначе. То же о неадекватности восприятия изнутри и извне можно сказать и применительно к хору. Когда ты в нем поешь, тебе слышится одно, когда ты вне его - совсем другое. Но и регент, стоящий непосредственно перед хором, слышит его пение совсем иначе, чем народ в храме, - особенно, в случаях, когда хор находится наверху.

Особо же негативную роль в этой неодинаковости восприятия при богослужении, условно говоря, «исполнителями» и «слушателями» играет звукоусиливающая аппаратура. Оставим в стороне то обстоятельство, что чаще всего приходится иметь дело с аппаратурой низкого качества, в которой разного рода побочные эффекты способны превратить богослужение в подлинную пытку для всех, в т.ч. и для совершающих священнодействие (и не могу я понять этого садомазохизма: начал у тебя фонить микрофон и не прекращает - ну выключи ты его!..), но ведь даже при хорошей аппаратуре «исполнители» и те, кто находится рядом с ними, слышат всё совсем иначе, чем те, кто находится зоне действия динамиков. В числе наиболее частых нежелательных эффектов - как бы сольное пение, вытесняющее собой звучание хора. Наверное, многие обращали внимание, как подпевающий предстоятель может портить пение народа: сам-то он, казалось бы, подпевает сравнительно тихо, как бы с народом, и не будь рядом с ним микрофона, его неточное попадание в ритм и в нужные ноты вовсе не резало бы слух, но он и не слышит того, как усиливается его голос для всех остальных, ему и в голову не приходит, что из-за этого микрофона он способен всё испортить (еще хуже, когда такие священники с той же наивностью относительно коварных свойств звукоусиливающей аппаратуры вроде бы тихонько подпевают хору, исполняющему какое-то авторское произведение). Аналогична ситуация, когда для пения при процессиях используется матюгальник. Даже если в процессии участвует хор, в динамик, как правило, слышен только один голос - того, кто держит микрофон. Самим поющим кажется, что их голоса слышны равномерно, но это не так: их голоса просто почти не слышны, а над всеми льется пение только одного голоса. Если хоровой группы нет, а предполагается, что петь будет весь народ, то опять же слышен только голос аниматора, держащего микрофон. В результате получается довольно убогое зрелище: идет большая толпа народа, вяло открывающего рот, и едва слышное мычание прорезается пением одного солиста по матюгальнику, прерывающееся хрипом, хрустом и свистом некачественного динамика (да и качественный начнет издавать технические звуки, если рядом случайно пойдет волна от мобильного телефона). И даже когда народ не вяло открывает рот, а старается петь, матюгальник в руках аниматора всё равно его перекрывает. Я был поражен, когда посмотрел по телевизору Крестный путь из Кракова: огромная толпа людей, с большим энтузиазмом открывающих рот, и слышен только один голос аниматорши, поющей в микрофон; естественно, у самих участников при этом наверняка было полное ощущение общего пения, потому что они находились в гуще этого пения, но мы сейчас говорим о том, что видят и слышат те, кто на расстоянии. Мое мнение: петь на процессиях надо без использования усилителей. Без малого 20 веков обходилась Церковь без них и прекрасно проводила процессии - и небольшие, и грандиозные.

То, что мне доводилось видеть и слышать в предшествующие годы у нас в Москве на торжество Пресвятых Тела и Крови Христа, не оставляет мне ничего иного, как полностью солидаризироваться с мнением, что «в наших реалиях это выглядит сильно жалобно». А теперь давайте снизойдем со своих эмпиреев «принадлежности» на грешную землю и попытаемся представить себе, что же видят и слышат не наши, а внешние - прохожие и жильцы окрестных домов? А видят они нечто довольно странное: большое число людей, часть которых одета во что-то странное (речь не о священниках в облачениях), несущих какие-то непонятные предметы (далеко не все они обладают какой-то эстетической привлекательностью), непонятно по какому поводу, вяло открывающих рот при звучании только одного голоса из плохо отлаженного матюгальника. Какие-то мужики, у которых поверх пиджаков надеты белые девичьи ночные рубашки; какие-то «бабушки, изображающие девочек, и девочки, изображающие бабушек», как с остроумной точностью охарактеризовал эту особенность традиционных польских процессий один мой знакомый батюшка. Не подумайте, я здесь вовсе не наезжаю на характерные черты польской религиозности, я о другом: если для тех, кто в польской традиции вырос или хотя бы воспитан на ней, как многие из наших католиков, всё это представляется красивым или, по крайней мере, милым и способным умилять, то совсем по иному предстает оно взорам остальных (кстати, даже католикам, принадлежащим к другим культурам, имеющим свои традиции, которые, в свою очередь, тем же полякам кажутся странными и нелепыми). Короче говоря, внешние видят нечто странное, непонятное и эстетически непривлекательное. Вот ведь был задан правильный вопрос: «Зачем самим в себе старательно воспитывать ощущение чуждости на Родине?» - Незачем, однозначно. «Запирать самого себя в гетто - дурной фен-шуй». - Дурной, бесспорно. Но тогда зачем мы лезем из кожи вон, чтобы еще и устроить демонстрацию этого фен-шуя? Мы демонстрируем, что мы - гетто, по-своему упиваясь этой своей принадлежностью к гетто, как бы кичась ею перед окружающим миром. Разве этого нет?

Кроме всего сказанного, я уверенно присоединяюсь к высказанному в дискуссии мнению, что в сложившихся условиях в нашей стране «любые публичные манифестации католиков могут быть интерпретированы как провокация как по незнанию, так и преднамеренно». Подобные шествия католиков далеко за пределы храмовой ограды - даже вне зависимости от того, кем и как они будут поняты, - выглядят в России неуместным (и, по большому-то счету, ничем не оправданным) триумфализмом, и странно потом удивляться, что кто-то обвиняет нас в «прозелитизме», «нарушении канонической территории» и т.п. При всей абсурдности конкретных обвинений, да и самих этих понятий, выходит, что мы всё ж таки активно на них напрашиваемся.

Между тем, я хотел бы вернуться к правильной мысли, что «процессия - это зримое свидетельство веры (любой веры, между прочим) не только для окружающих не-участников, но и для участников, т. е. способ объединить людей». Очевидно, именно эту идею активно стремились внедрять в жизнь разработчики ритуального оформления тоталитарных идеологий. Ведь демонстрации трудящихся на 1 мая или 7 ноября в нашей стране имели целью создать как у участников, значительная часть которых оказывалась таковыми по принуждению, так и у окружающих «ощущение того, что все правильно».

А я хорошо помню эти демонстрации. Когда мы жили еще в Орликовом переулке, каждый год 1 мая и 7 ноября с самого раннего утра прекращалось движение транспорта, и под нашими окнами начиналось формирование колонн демонстрантов. А часов после 9 они начинали двигаться к центру, туда, по улице Кирова (нын. Мясницкая) в сторону Красной площади. А в Орликов со стороны трех вокзалов вливались всё новые и новые колонны - люди, несущие флаги и флажки, портреты классиков марксизма и членов политбюро, транспаранты, а еще больших фанерных голубей, диссонирующе перекрывающие друг друга духовые оркестры, сопровождаемые разными «Да здравствует...» из рупора и «Уррра» того же рупора, а за ним и толпы. Когда я был маленький, я всегда сидел в эти дни на подоконнике и завороженно смотрел. Да, наверное, есть в этом что-то архетипическое. Я прекрасно помню, как мне хотелось взять флажок и тоже пойти с этой толпой и дойти с нею до Красной площади. Я даже просил об этом родителей, но они всякий раз находили какую-нибудь отговорку, почему сегодня у нас это не получится, а как-нибудь в другой раз... Когда я чуть-чуть подрос, это желание прошло. А в институте уже приходилось идти супротив желания, потому что участие в демонстрациях было принудительным. Каждое предприятие, каждый НИИ, каждый вуз и т.п. должен был обеспечить энное количество участников. Отказ или неявка могли обернуться неприятностями по месту работы или учебы. И шли. Порой промерзали основательно (особенно 7 ноября), потом грелись водочкой где-нибудь в подъезде. Нет, были и такие, кто ходил на демонстрации добровольно, но основная масса трудящихся оказывалась там по принуждению. (И вот когда несколько лет назад из нашей курии поступило распоряжение, чтобы на торжество Пресвятых Тела и Крови Христа были отменены во всех приходах Москвы утренние мессы и тем самым была обеспечена максимальная массовость на мессе и процессии в НЗ ПДМ, - мне это отчетливо что-то напомнило. А что тут удивляться? Родина-то у нас одна. Слава Богу, в последние годы мессы отменять никто не велит. Только рекомендуют.)

Возможно, именно советское прошлое выработало у меня, как и многих других, кто его пережил, стойкую антипатию к «ощущению того, что все правильно», точнее - к этому ощущению в его массовых проявлениях, а еще больше - к тому, чтобы идти куда-то строем и с песнями, ни о чем не задумываясь, потому что за тебя, как и за всех остальных, кто в том же строю, уже другие подумали.

Конечно, мне могут справедливо возразить, что наша вера и наша церковность сами по себе предполагают единомыслие (уж по меньшей мере, относительно самых основ учения и культа Католической Церкви), а в том, что касается обряда - единообразие участия в нем, и этого я не стану оспаривать. Но, видимо, в наших церковных мероприятиях (а в литургических и паралитургических - особенно!) следует учитывать наши культурно-исторические «травмы». Я уже не раз говорил об этом и буду говорить. Ну неужели мы не можем обойтись на мессе Первого Причастия без всякой помпезной пошлости, вроде скандирования речевок, из-за которой она столь отчетливо начинает напоминать прием в октябрята? Тем более, ничего этого нет в традиции: нас пичкают откровенным новоделом, к тому же низкого качества. Я уверен, что в наших условиях от организаторов такого рода мероприятий требуется особый литургический такт, который помогал бы им не только регулировать гармоничность сочетания происходящего с литургическим контекстом, но и избегать всех нежелательных для данной культурно-исторической среды ассоциаций. В противном случае мы рискуем тем, что многие будут отдаляться от той самой церковной жизни, о которой выше шла речь, а у кого-то из еще не вступивших в нее окажется начисто отбито желание вступить.

Напоследок, не могу оставить без комментария одну из прозвучавших здесь реплик: «Я и по храму-то кругами бродить, мягко говоря, не очень люблю, поэтому соответствующих мероприятий часто избегаю. Ну или остаюсь на месте, по крайней мере». Я уже говорил об архетипичности процессий и я уверен, что подавляющему большинству людей в большинстве традиционных культур было свойственно то, что я склонен называть процессионной ментальностью. Вместе с тем, в западной цивилизации за последние два века произошло много такого, что внесло сбой в эту ментальность, поэтому в современном западном обществе (из которого я не исключаю и российское) немалому числу людей эта ментальность не свойственна. Я знаю многих верующих, - и католиков, и православных, - которые, при всей любви к богослужению, ощущают некоторую неестественность, участвуя в процессии, и предпочитают оставаться на месте. Я сам отношусь к их числу. Я знаю многих политически активных людей, которые ощущают для себя неорганичным хождение на разного рода митинги и протестные марши, особенно, если там надо что-то скандировать. Я сам такой. Просто следует учитывать, что в Церкви оказывается всё больше людей, которым процессионная ментальность не свойственна. Те, кому она свойственна, вовсе не должны подстраиваться под нас, но и нас не должны подстраивать под себя или смотреть на нас, как на белых ворон. Конечно, в некотором роде мы нарушаем принцип единообразия, но, наверное, можно нам сделать послабление - примерно такое, как слабому здоровьем разрешить во время мессы не вставать или не уверенному в своем голосе и слухе - не петь.

(окончание следует)