Моя Москва. Текстильщики (часть I).
(Продолжение. Начало тут, тут и тут)
Моя давняя мечта, жить в коммунальной квартире, реализовалась. Сначала мне это даже нравилось. Первую неделю. Но очень скоро мои розовые очки поблекли и все остальные годы жизни в коммунальной квартире воспринимались как что-то временное. «Временное», как водится, затянулось на 14 лет.
Жил я на границе трёх районов Москвы - Люблинского, Ждановского и Волгоградского. Граница проходила по Волжскому бульвару. Волжский бульвар тогда - это не обустроенный Волжский бульвар сегодня. Тогда это был загаженный пустырь, поросший полынью. Он остался незастроенным только потому, что по нему проходила линия электропередачи высокого напряжения. Провода гудели, а во влажную погоду даже потрескивали. Ещё чуть раньше, уже в границах Москвы, на этом пустыре были поля какого-то совхоза, на которых выращивали редиску. Конные объездчики с нагайками гоняли любителей халявной редиски. А эти любители делились на две категории - мужички, жалевшие деньги на закусь и мы, мальчишки. Халявная редиска была совсем другого вкуса, нежели магазинная или рыночная. И дело даже не в том, что она была «прямо с грядки», а в том, что она была халявная.
(Фотография любезно предоставлена Skygazer из личного семейного архива)
У самого Волгоградского проспекта, там где теперь поставлен памятник Михаилу Шолохову, была низина, в которой по весне скапливались талые воды в огромную глубокую лужу, которая стояла почти до самого конца лета. По ней мы катались на самодельных плотах. Какое отношение Шолохов имеет к этому району, я понятия не имею.
Административная граница, проходившая по Волжскому бульвару, была незаметна. Куда заметнее была проходившая по нему же социальная граница. Текстильщики - это был район «коммуналок» и «общаг», район тех, кого называли «лимита». По другую сторону Волжского бульвара, в Кузьминках, были построены те самые «хрущёбы», в которых жила та же лимита, но уже со стажем, а потому - в отдельных квартирах. Существовали негласные правила обеспечения жильём тех, кто приезжал в Москву «по лимиту»: сначала их расселяли в общежитиях. По истечению 3-5 лет они уже могли претендовать отдельную на комнату в коммунальной квартире. Вот это было население Текстильщиков. Ещё через 7 лет «лимитчики» могли претендовать уже на отдельную квартиру. Правда, право претендовать ещё не означало, что отдельную квартиру можно было получить. Для этого нужно было «постоять» в очереди. «Райисполкомовская» очередь двигалась лет 20. На производстве это происходило чуть быстрее. Вот эта категория жила в Кузьминках. И в Текстильщиках, и в Кузьминках дома были «ведомственные» и принадлежали одним и тем же предприятиям - «Микояновскому» мясокомбинату, ЗиЛу, АЗЛК, Клейтуку, Карачаровскому механическому и т.д.
«Стенка-на-стенку» не ходили, но подростки враждовали всерьёз. Групповые драки были не редкостью, а обычным явлением. Взрослые мужики в них не участвовали, но общаться предпочитали со своими, районными. «Бойцы» были известными всей округе, а особенно в местных отделениях милиции. Узнать «бойца» было не сложно - брюки клёш от колена невероятных размеров, подшитые, чтоб не обтрепывались по низу металлической молнией. И широкий армейский ремень, который отработанным молниеносным движением наматывался на руку и превращался в серьёзное оружие. Сколько голов было пробито медными солдатскими пряжками!
«О, бела, бела, бела бало!
А я набью тебе хлебало!
О, бела, бела, бела бало!
А я набью тебе хлебало!
…»
Раздавалась в ночном дворе под расстроенную гитару, уляпанную сведенными картинками женских ликов, бесконечная песня акына на популярный мотив «Dizzy miss Lizzy». Более продвинутые мучили разбитую гитару под тот же мотив:
«Американцы льют напалм
на героический Вьетнам.
Дожди из бомб на землю шлют,
Слезам подсохнуть не дают.
Постой, солдат.
Что ищешь ты в стране чужой
Тебе наград тут не дадут,
А ты получишь пулю в лоб,
Жену оставишь ты вдовой,
А дети станут сиротой…»
Гитары долго не пели. Их короткая жизнь вскоре заканчивалась в очередной драке.
Самым уязвимым местом зимой были шапки. Новые меховые шапки с наступлением темноты не надевались. За ними шла настоящая охота. Шапки срывалась с головы пацанятами, которые быстро бегали. Сорванная с головы шапка служила поводом к праведному возмущению всей округи и, как следствие, карательного рейда на чужую сопредельную территорию. И тут уже не важно, кто попадётся на пути - виноватый или нет, возмездие было неотвратимым. Что вызывало ответный рейд….
Так сложилось, что я за три года до того, как переехал в Текстильщики, некоторое время жил в Кузьминках у родственников. А поэтому знал и приятельствовал с ребятами из обоих враждующих лагерей. В этой ситуации были и плюсы, и минусы. С одной стороны, я всюду был свой, а с другой - вызывал у обеих сторон недоверие своими «сомнительными» контактами. Может, это и к лучшему, что я тогда так и не вошел ни в одну банду. Ну, в общем, я тогда и сейчас не понимаю, почему, нужно бить морду не тому, кто снял шапку и пропил её, случайному первому встречному попавшемуся под руку «чужаку».
Где вы теперь, бойцы тех лет, кузьминская и люблинская шпана? Худой, чахоточного вида «Бурдиян», крепыш «Крыла» с такой же непутёвой, пропавшей позже без вести сестрой Светкой, суровый "Волк", весельчак "Белый"...? Единственный младший брат его, Вовка «поднялся» после отсидок, крышуя бизнес. Как-то слишком быстро они вдруг исчезли. Кто-то потерялся в тюрьмах, кто-то пал жертвой пьяной драки, у кого-то печень не справилась с потоком алкоголя. Не все из них успели семьи завести. В армию из них «пошли», кажется, очень немногие, я даже не знаю таких. Выбрали альтернативу - «сесть». Причем, многие осознанно выбрали. Вовка Крылов, младший брат Кости «Крыла» так и говорил: «Я лучше сяду!» И «сел». За драку. Милиция не хотела парню портить биографию и долго не заводила дела, пытаясь уговорить его попросить прощения у того мужика, которого он избил. Получив в милиции его адрес, он заявился к тому мужику домой и сразу, с порога, въехал ему в челюсть:
- Мужик, прости меня...
И вновь в челюсть, уже с другой руки...
- Слышь, мужик, ну прости, пожалуйста...
И снова удар...
Как-то недавно рассматривая с бывшей одноклассницей фотографию класса, отмечали: этот умер спившись, этот сгинул в тюрьме, эту по пьяной лавочке выкинули в окно, этого зарезали в пьяной драке…. Из 30-ти одноклассников точное местонахождение известно четверых, включая нас с ней…
(продолжение следует)
Моя давняя мечта, жить в коммунальной квартире, реализовалась. Сначала мне это даже нравилось. Первую неделю. Но очень скоро мои розовые очки поблекли и все остальные годы жизни в коммунальной квартире воспринимались как что-то временное. «Временное», как водится, затянулось на 14 лет.
Жил я на границе трёх районов Москвы - Люблинского, Ждановского и Волгоградского. Граница проходила по Волжскому бульвару. Волжский бульвар тогда - это не обустроенный Волжский бульвар сегодня. Тогда это был загаженный пустырь, поросший полынью. Он остался незастроенным только потому, что по нему проходила линия электропередачи высокого напряжения. Провода гудели, а во влажную погоду даже потрескивали. Ещё чуть раньше, уже в границах Москвы, на этом пустыре были поля какого-то совхоза, на которых выращивали редиску. Конные объездчики с нагайками гоняли любителей халявной редиски. А эти любители делились на две категории - мужички, жалевшие деньги на закусь и мы, мальчишки. Халявная редиска была совсем другого вкуса, нежели магазинная или рыночная. И дело даже не в том, что она была «прямо с грядки», а в том, что она была халявная.
(Фотография любезно предоставлена Skygazer из личного семейного архива)
У самого Волгоградского проспекта, там где теперь поставлен памятник Михаилу Шолохову, была низина, в которой по весне скапливались талые воды в огромную глубокую лужу, которая стояла почти до самого конца лета. По ней мы катались на самодельных плотах. Какое отношение Шолохов имеет к этому району, я понятия не имею.
Административная граница, проходившая по Волжскому бульвару, была незаметна. Куда заметнее была проходившая по нему же социальная граница. Текстильщики - это был район «коммуналок» и «общаг», район тех, кого называли «лимита». По другую сторону Волжского бульвара, в Кузьминках, были построены те самые «хрущёбы», в которых жила та же лимита, но уже со стажем, а потому - в отдельных квартирах. Существовали негласные правила обеспечения жильём тех, кто приезжал в Москву «по лимиту»: сначала их расселяли в общежитиях. По истечению 3-5 лет они уже могли претендовать отдельную на комнату в коммунальной квартире. Вот это было население Текстильщиков. Ещё через 7 лет «лимитчики» могли претендовать уже на отдельную квартиру. Правда, право претендовать ещё не означало, что отдельную квартиру можно было получить. Для этого нужно было «постоять» в очереди. «Райисполкомовская» очередь двигалась лет 20. На производстве это происходило чуть быстрее. Вот эта категория жила в Кузьминках. И в Текстильщиках, и в Кузьминках дома были «ведомственные» и принадлежали одним и тем же предприятиям - «Микояновскому» мясокомбинату, ЗиЛу, АЗЛК, Клейтуку, Карачаровскому механическому и т.д.
«Стенка-на-стенку» не ходили, но подростки враждовали всерьёз. Групповые драки были не редкостью, а обычным явлением. Взрослые мужики в них не участвовали, но общаться предпочитали со своими, районными. «Бойцы» были известными всей округе, а особенно в местных отделениях милиции. Узнать «бойца» было не сложно - брюки клёш от колена невероятных размеров, подшитые, чтоб не обтрепывались по низу металлической молнией. И широкий армейский ремень, который отработанным молниеносным движением наматывался на руку и превращался в серьёзное оружие. Сколько голов было пробито медными солдатскими пряжками!
«О, бела, бела, бела бало!
А я набью тебе хлебало!
О, бела, бела, бела бало!
А я набью тебе хлебало!
…»
Раздавалась в ночном дворе под расстроенную гитару, уляпанную сведенными картинками женских ликов, бесконечная песня акына на популярный мотив «Dizzy miss Lizzy». Более продвинутые мучили разбитую гитару под тот же мотив:
«Американцы льют напалм
на героический Вьетнам.
Дожди из бомб на землю шлют,
Слезам подсохнуть не дают.
Постой, солдат.
Что ищешь ты в стране чужой
Тебе наград тут не дадут,
А ты получишь пулю в лоб,
Жену оставишь ты вдовой,
А дети станут сиротой…»
Гитары долго не пели. Их короткая жизнь вскоре заканчивалась в очередной драке.
Самым уязвимым местом зимой были шапки. Новые меховые шапки с наступлением темноты не надевались. За ними шла настоящая охота. Шапки срывалась с головы пацанятами, которые быстро бегали. Сорванная с головы шапка служила поводом к праведному возмущению всей округи и, как следствие, карательного рейда на чужую сопредельную территорию. И тут уже не важно, кто попадётся на пути - виноватый или нет, возмездие было неотвратимым. Что вызывало ответный рейд….
Так сложилось, что я за три года до того, как переехал в Текстильщики, некоторое время жил в Кузьминках у родственников. А поэтому знал и приятельствовал с ребятами из обоих враждующих лагерей. В этой ситуации были и плюсы, и минусы. С одной стороны, я всюду был свой, а с другой - вызывал у обеих сторон недоверие своими «сомнительными» контактами. Может, это и к лучшему, что я тогда так и не вошел ни в одну банду. Ну, в общем, я тогда и сейчас не понимаю, почему, нужно бить морду не тому, кто снял шапку и пропил её, случайному первому встречному попавшемуся под руку «чужаку».
Где вы теперь, бойцы тех лет, кузьминская и люблинская шпана? Худой, чахоточного вида «Бурдиян», крепыш «Крыла» с такой же непутёвой, пропавшей позже без вести сестрой Светкой, суровый "Волк", весельчак "Белый"...? Единственный младший брат его, Вовка «поднялся» после отсидок, крышуя бизнес. Как-то слишком быстро они вдруг исчезли. Кто-то потерялся в тюрьмах, кто-то пал жертвой пьяной драки, у кого-то печень не справилась с потоком алкоголя. Не все из них успели семьи завести. В армию из них «пошли», кажется, очень немногие, я даже не знаю таких. Выбрали альтернативу - «сесть». Причем, многие осознанно выбрали. Вовка Крылов, младший брат Кости «Крыла» так и говорил: «Я лучше сяду!» И «сел». За драку. Милиция не хотела парню портить биографию и долго не заводила дела, пытаясь уговорить его попросить прощения у того мужика, которого он избил. Получив в милиции его адрес, он заявился к тому мужику домой и сразу, с порога, въехал ему в челюсть:
- Мужик, прости меня...
И вновь в челюсть, уже с другой руки...
- Слышь, мужик, ну прости, пожалуйста...
И снова удар...
Как-то недавно рассматривая с бывшей одноклассницей фотографию класса, отмечали: этот умер спившись, этот сгинул в тюрьме, эту по пьяной лавочке выкинули в окно, этого зарезали в пьяной драке…. Из 30-ти одноклассников точное местонахождение известно четверых, включая нас с ней…
(продолжение следует)