Уехал славный рыцарь мой…
к проекту 151 «День ста дорог»
День, как это часто бывает, не задался с самого утра. Нет, я, конечно, знала заранее, что Андрей сегодня уезжает. Эта его командировка планировалась задолго и, ну, никак не была неожиданной. Все было заранее собрано, обговорено и намечено. Все, вроде бы, шло по плану. Вот только… Очень уж не хотелось мне, чтобы он уезжал. Именно сейчас, в эти славные дни начала лета.
А, может быть, виною был этот сон. Нудный, тягучий и какой-то тревожный. Я согласна, сны вообще не очень простая штука. Толкуй их, не толкуй, все равно остаются они загадочными и не понятными.
В этом сне я предстала этакой средневековой дамой. Все полагающиеся детали: длинное светлое платье с рукавами, закрывающими кончики пальцев, высокая узкая шляпа с нелепо свисающей вуалью. И бледное скорбное лицо. Это мое-то, всегда загорелое и неудержимо улыбчатое.
Я, как и положено, стояла на балконе и с высоты примерно третьего этажа исполняла прощальное махание беленьким платочком. Замок, вполне средневековый и в меру сказочно-башенный, стоял на невысоком холме и был, как положено, окружен крепостной стеной. Именно в ней и заключалось то странное, что меня тревожило. Вместо одних ворот, желательно неприступных, в защитной стене наблюдалось несколько десятков разнообразных отверстий. И ворота (в том числе гаражные, автоматические), и калиточки, и вполне современные железные двери, и, даже, подобие норок с земляными отвалами в обе стороны. И к каждому прилагалась соответствующая дорога. Смутное подозрение подсказывало, что дорог этих было не меньше сотни. Считать я не решилась.
И по каждой дороге уезжал или уходил Андрей. Он мчался прочь по асфальтированному шоссе в открытом лимузине; махал мне соломенным брылем с широкого воза, запряженного неспешными волами; согнувшись над костистой холкой Россинанта шествовал, придерживая длиннющее копье. На других дорогах пришпоривал поджарого мустанга лихой ковбой, взлетал суперсовременный истребитель, низко надвинув серо-коричневый капюшон, смиренно брел монах с котомкой на плече. Среди множества дорог были даже водно-морские. По одной, извилистой с темной стоячей водой, неспешно удалялось каноэ. Суровый индеец, стоя на одном колене, ловко перебрасывал весло с борта на борт, легко расталкивая тяжелую воду. По другой вальяжно отчаливал белоснежный круизный лайнер. Даже малютка-хоббит, уверенно переставляя коротенькие волосатые ножки, улыбался мне на прощанье знакомой улыбкой.
И, конечно, как и положено, по одной из дорог удалялся закованный в латы рыцарь. Через узкую щель опущенного забрала я не могла разобрать лица, но прощальный жест не оставлял сомнений - это тоже Андрей. И снова в голове закрутилась старая мелодия «Но на прощанье я ему заворожила взгляд…»
***
…Утренний кофе был очень горячим и горьким. Я всегда пила его без сахара, но сегодня привычная горечь казалась противной - сводила скулы и вязала во рту. Я поставила чашку на столик и глянула на своего собеседника.
Как всегда, в отсутствие Андрея на его стуле пристроился Артем. Ну да, ну да, назвали кота человеческим именем… Значит, были причины. Вот и сейчас он очень внимательно слушал мой бессвязный монолог. Молча, не перебивая, не вставляя свои пять мур-копеек в самом неподходящем месте. Идеальный собеседник.
Он, конечно, далеко не во всем был согласен со мной. Ну, скажем, он дернул ушами, явно возражая, когда я начала ругать Андрея (не зло, так, чтоб выплеснуть горечь. Не ту, не кофейную…) А потом, на мои жалобы, презрительно прищурился.
Именно тогда над третьим стулом сгустилось лиловое облачко. И, как положено, трансформировалось в розовощекого, такого кругленького мужичка. Его появление и то, что он был чуть побольше Артема, меня нисколько не удивило. Привыкла, знаете ли. Вот когда они с Андреем отмывали в нашей ванне русалку… Она, понимаете, вынырнула аккурат в мазутном пятне. Вот это был сюрпрайз! Я потом больше часа ванну от мазута и чешуи драила…
Спиридон (ну не знали триста лет назад, что ребенка можно назвать Максимом или Денисом!) вежливо поздоровался и заинтересовано глянул поверх стола. Хоть я и подложила на стул подушечку, нашему домовому все же было низковато.
Поспешно придвинув его любимую кружку, я налила крепкого чаю с молоком и тремя ложками сахара. Спиридон благодарно засопел и, прихватив из вазочки печенюшку с маком, как-то особенно аппетитно стал прихлебывать чай. Артем, умильно глядя на него, чуть слышно мурчал. Я терпеливо молчала.
Спиридон аккуратно поставил пустую кружку на блюдечко и спросил:
- Ну, чего маешься?
- Так ведь уехал! - я едва сдерживала подступившие слезы.
- Дык, впервой, что ли? Аль нежданно?
- Да нет, - потупилась я, - просто…
- Опять приснило чего? - понимающе спросил домовой. Интересно, такая проницательность ему по должности положена? Только разве домовой - должность? Это, скорее, призвание.
Сбиваясь и путаясь, я постаралась рассказать мой странный сон. При этом сама не могла разобраться, что же меня так испугало.
- Говоришь, уезжал Андрюшка на сто дорог? Ну, правильно, от дома всегда уходит множество тропинок… Скажи, - он хитро прищурился, - а вертаться он будет тоже по многопутью?
- К-как? - опять растерялась я, - он же у меня один…
- Молодца! - Спиридон рассмеялся и откинулся на спинку стула, - К дому-то ведет только одна дорожка, единая ленточка. И никуда твой ненаглядный не денется. Не заблудится, не потеряется. Ты только жди и не тужи без меры…
***
Вечером, не забыв налить в ту же чашку тепленького молочка, я спокойно улеглась в постель. И тут же увидела золотистую атласную ленточку. Она, извиваясь, пролегала между скал и дремучих лесов, стремилась через пустыни и бурные реки, поднималась на перевалы и спускалась в долины. Копыта белого коня оставляли на ней четкие округлые следы, неутомимо ведущие в правильном направлении.
А я, обратясь в голубицу, с высоты птичьего полета следила, как всадник на белом коне по одной-единственной тропочке неуклонно приближается к дому…