Сирил Корнблат, "СЛОВА ГУРУ"

[phd_paul_lector]

Сирил Корнблат

СЛОВА ГУРУ

Перевод: П.Вязников, 1994

Вчера, когда я шёл в лес встретиться с Гуру, некто остановил меня и спросил:

- Малыш, что ты делаешь тут в час ночи? Твоя мама знает, где ты? И сколько тебе лет, что ты так вот разгуливаешь один по ночам?

Я посмотрел и увидел, что он совсем седой, и засмеялся. Старики - сплошь слепцы; впрочем, все люди, можно сказать, вовсе не видят. Женщины, пока молодые, ещё, может, кое-что могут увидеть, но мужчины - почти совсем ничего.

- В следующий день рождения мне будет двенадцать, - ответил я. И добавил (потому что всё равно я не дам ему уйти и рассказать всё другим): - А ночью я вышел, чтобы повидать Гуру.
    - Гуру? - удивился он. - Кто такой Гуру? Иностранец, наверно, а? Нет, молодой человек, негодное это дело - якшаться с иностранцами! Так кто этот Гуру?

Раз он хотел - я сказал ему, кто такой Гуру, и, когда он начал болтать насчет дешёвых журнальчиков и сказочек, я произнёс одно из тех слов, которым научил меня Гуру; и он умолк. Он был старик, и суставы у него гнулись плохо, поэтому он не осел и не согнулся, а прямо так и упал, как стоял, ударился головой о камень. А я пошёл дальше.

    Хотя в следующий день рождения мне будет только двенадцать, я знаю много такого, чего не знают старики. И я помню такие вещи, которые не помнят другие ребята. Помню, как я родился - как появился на свет из тьмы, и помню, какие звуки издавали тогда взрослые вокруг меня. Позже, когда мне уже было два месяца, я начал понимать, что их шум означает что-то вроде того, что происходит в моей голове. Я открыл, что и сам могу издавать подобные звуки. Все очень удивлялись. "Говорит! - повторяли они. - И такой маленький! Клара, и что ты об этом скажешь?.." Клара - это моя мать.
    Клара отвечала: "Прямо и не знаю, что сказать. У нас в семье гениев никогда не водилось - а в семье у Джо и подавно".

Джо - это мой отец.

Однажды Клара привела человека, которого я раньше не видел. Она сказала, что это репортёр - пишет о том и о сём в газетах. Этот репортер пытался говорить со мной, как будто я был обычным младенцем. Я даже не отвечал, а просто все смотрел на него, пока в глазах у него что-то не погасло, и он ушёл. Даже убежал. А Клара после отругала меня и прочла кусок из газеты этого репортёра. Он думал, что статья у него вышла смешная. Там было про то, что репортёр будто бы задает мне всякие сложные вопросы, а я отвечаю детским гугуканьем. Это все было враньё, конечно. Я не сказал этому репортёру ни одного словечка - да и он сам ничего такого у меня не спрашивал.

Я слушал, как Клара читает этот отрывок, а сам в это время следил за ползущим по стене слизняком. Когда Клара замолчала, я спросил:
    - Что там за серая штуковина? - и показал на слизняка.
    Она посмотрела, но ничего не увидела.
    - Какая штуковина, Питер? - удивилась она. (Я приучил Клару называть меня полным именем, а не каким-нибудь дурацким словцом вроде "Питти".) - Что за штуковина?
    - Большая, как твоя ладонь, Клара. Но мягкая. По-моему, в ней совсем нет костей. Она ползет вверх, но я не вижу у неё головы. И ног у неё тоже нет.
    Клара, похоже, была встревожена, но пыталась подыграть - положила руку на стену и старалась найти слизняка, а я поправлял - говорил "правее", "левее" и так далее. И вот наконец Клара положила руку прямо на слизняка, и её рука прошла сквозь него. Тогда я понял, что она на самом деле не видит его и не верит, что он там есть. Так что я больше не говорил о слизняке. Только через несколько дней я спросил её:

- Клара, как называется что-то, что один видит, а другой - нет?
    - Иллюзия, Питер, - ответила она, - если я правильно тебя поняла.

Я ничего не сказал. Дал ей уложить меня в постель, как обычно. Но когда она погасила свет и ушла, я подождал немножко и тихо позвал:

- Иллюзия! Иллюзия!

И в тот же миг появился Гуру. Это был первый раз, когда он пришёл ко мне. Он поклонился - с тех пор он всегда так кланяется - и сказал:
    - Я ждал этого.
    - Я не знал, что тебя можно так позвать, - ответил я.
    - Когда бы ты ни захотел видеть меня - я буду готов и явлюсь сразу же. Я стану учить тебя всему, чему ты захочешь научиться. Ты знаешь, чему я буду тебя учить?
    - Если ты станешь рассказывать мне про серую штуку на стене, я буду тебя слушать, - ответил я. - И если ты станешь рассказывать про реальные вещи и про нереальные, я буду слушать.
    - Очень немногие, - задумчиво сказал он, - хотят учиться таким вещам. А есть и такие вещи, которые никто изучать не хочет. И ещё есть такие, которым я не стану тебя учить.
    Тогда я сказал:
    - Я стану учить то, чего никто не хочет учить. И я даже выучу то, чему ты учить не хочешь.
    Он насмешливо улыбнулся:
    - Хозяин пришел! - и почти засмеялся. - Хозяин Гуру!

Вот так я узнал его имя. И в ту ночь он научил меня слову, позволявшему делать всякие мелочи - портить еду, например.

С той ночи и до вчерашней он нисколько не изменился, хотя сейчас я стал такой же высокий, как он. Его кожа всё такая же сухая и блестящая, и лицо всё такое же худое, и голова его по-прежнему увенчана копной жёстких, грубых черных волос.

Однажды, когда мне было уже десять лет, я лёг в кровать и пролежал столько, сколько надо было, чтобы Джо и Клара поверили, что я заснул. Потом я оставил вместо себя штуку, которая появляется, если сказать одно из Слов Гуру, и спустился из окна по водосточной трубе. Я с восьми лет по ней спускаюсь и поднимаюсь - это мне раз плюнуть.

Гуру поджидал меня в Инвуд-Хилл Парке.
    - Ты опоздал, - упрекнул он.
    - Не слишком опоздал, - возразил я. - Я же знаю, что никогда не бывает слишком поздно для таких вещей:
    - Откуда тебе знать? - резко спросил он. -Это же твой первый раз!
    - А может быть, и последний, - ответил я. - Мне это не нравится. И если из второго раза мне будет нечему научиться, я больше сюда не приду.
    - Но ты не знаешь, - сказал он, - ты просто не знаешь, на что это похоже - голоса, и тела, лоснящиеся от умастившего их танцующего пламени, и этот поглощающий ритуал! Ты не сможешь представить себе всё это, пока сам не примешь участие...
    - Посмотрим, - прервал его я. - Прямо отсюда мы сможем отправиться?
    - Конечно, - ответил Гуру. Он научил меня нужному Слову, и мы вместе произнесли его.

Место, в которое мы попали, было освещено красными огнями, и, кажется, там были каменные стены - сплошная скала. Хотя, конечно, "там" нельзя было видеть по-настоящему, так что огни только казались красными, и камня настоящего там тоже не было.

Когда мы шли к огню, некто остановил нас и спросил:
    - Кто это с тобой? - и назвал Гуру другим именем. А я и не знал, что Гуру был ещё и Тем, Кого так звали, ведь это было очень могущественное Имя.
    Гуру искоса взглянул на меня и ответил:
    - Это Питер, о котором я много рассказывал. Тогда она (а это была "она") посмотрела на меня и протянула блестящие от масла руки.
    - Ах, - сказала она мягко, как кошки, когда они говорят со мной по ночам. - Ах, Питер! А ты придёшь ко мне, когда я позову? Станешь звать меня по ночам, когда будешь один?
    - Прекрати! - оборвал Гуру, сердито отталкивая её с дороги. - Он ещё очень юн - ты можешь испортить его, и он не сгодится для своего дела!
    А она проверещала нам вслед:
    - Гуру и его ученик - хороша парочка! Эй, мальчик, учти, что он не более реален, чем я, - ты единственный, кто реален здесь!
    - Не слушай её, - пробурчал Гуру. - Она не знает, что говорит. Все они безумны, когда приходит это время...

Мы подошли к огням и сели на камни. Те, кто были вокруг, убивали зверушек и птиц и проделывали разные вещи с их телами. Кровь собиралась в большой каменной чаше - и они передавали её из рук в руки. Соседка слева сунула её мне.
    - Пей, - сказала она и ухмыльнулась, показав прекрасные белые зубы. Я отпил два глотка и передал чашу Гуру.

Когда каждый отпил из чаши, мы все разделись. Правда, некоторые, как, например, Гуру, не носили никакой одежды, но на многих одежда была. Та, что сидела слева, придвинулась и тяжело задышала прямо мне в лицо.
    - Скажи ей, чтобы она прекратила. Гуру, - попросил я. - Это не входит и ритуал, я знаю.
    Гуру сказал он что-то резкое на их языке, и она отошла, ворча и огрызаясь.

Потом мы все начали петь, хлопая в ладоши и ударяя себя по бедрам. Одна из них медленно поднялась и тоже очень медленно обошла вокруг огней. При этом она дико вращала глазами, щёлкала челюстями и так размахивала руками, что я слышал, как хрустят её суставы. Медленно переставляя ноги, шаркая подошвами о камни, она прогнулась назад - до самого пола. На её животе выступили мышцы, и масло стекало по коже. Когда её ладони коснулись пола, она упала, извиваясь, и вплела в размеренное пение хора тонкое, протяжное завывание. А мы все пели и хлопали.

Вторая сделала то же, что и первая, и для неё мы пели громче, а для третьей - ещё громче. Мы всё ещё пели и хлопали, а одна из первых двух подняла третью, положила на алтарь и взмахнула каменным ножом. Свет огня блеснул на обсидиане. Когда вся её кровь стекла по желобку внутрь алтаря, мы прекратили пение, и огни погасли.
    Но мы всё равно видели всё, что происходит, - потому что на самом деле ничего не происходило, это только казалось, что оно происходит; точно так же все люди и вещи там только казались тем, чем казались. Я один был реальным. Наверно, поэтому я и был так нужен им.

И когда последний из огней умер. Гуру взволнованно прошептал:
    - Явление!
    Он был очень растроган.

Из лужи крови третьей танцовщицы восстало Явление. Оно было выше всех здесь, а когда заговорило, Его голос был самым громким и глубоким; и все повиновались Ему.

- Пустите кровь! - велело Оно, и мы кололи и резали себя осколками камня. Оно улыбнулось и показало зубы - самые острые, большие и белые. Острее, больше и белее, чем у любого здесь.

- Пустите воду! - велело Оно, и мы все плюнули друг на друга. Оно хлопало крыльями и вращало глазами - и Его глаза были больше и краснее, чем у любого здесь.

- Пустите огонь! - велело Оно, и мы дышали огнем на свои тела. Оно топало ногами и испускало из пасти ревущие синие огни, и огни те были ярче и неистовей, чем у любого здесь.

Потом Оно вернулось в лужу крови, а мы вновь зажгли огонь. Гуру смотрел прямо перед собой; я потянул его за руку. Он поклонился, будто мы этой ночью ещё не виделись.
    - О чем ты задумался? - спросил я. - Пойдём отсюда.
    - Да, - тяжело ответил он. - Пойдём. - И мы произнесли Слово, которое вернуло нас домой.

Первым, кого я убил, был брат Пол - в школе, куда я пошёл, чтобы узнать то, чему не учил меня Гуру.
    Это было меньше года назад - но теперь мне кажется, что это было очень-очень давно. С тех пор я убил много людей.

- Ты очень умный мальчик, Питер, - сказал брат Пол.
    - Спасибо, брат.
    - Но кое-чего в тебе я не понимаю. Если бы речь шла о ком другом, я обратился бы к родителям, но, чувствую я, что и они этого не понимают. Ты же был вундеркиндом, не так ли?
    - Да, брат.
    - В этом, конечно, нет ничего особенно странного. Говорят, это всё железы. Ты знаешь, что такое "железы"?

Тут я встревожился. Я слышал это слово, но не знал точно, кого оно обозначает - низеньких и толстых зелёных человечков, одетых во всё металлическое, или те штуки со множеством ног, с которыми я часто говорил в лесу.

- Откуда ты знаешь? - спросил я его.
    - Ну, Питер! Ты же выглядишь совсем перепуганным, мой мальчик!.. Я, конечно, сам про них хорошенько не знаю. А отец Фредерик знает. У него есть книги про них, хотя я частенько сомневаюсь, верит ли он в них сам...
    - Это плохие книги, брат, - твердо сказал я. - Их надо сжечь.
    - Что за дикая идея, сын мой. Но, возвращаясь к твоим проблемам...

Не мог же я отпустить его, раз он как-то узнал про меня такое. Я сказал одно из Слов, которым научил меня Гуру, и он сначала выглядел очень удивлённым, а потом - так, словно ему очень больно. Он упал лицом на свой стол, и я пощупал его запястье, чтобы убедиться, что он умер: это Слово я использовал впервые. Но он был как следует мёртв.

Послышались тяжелые шаги, и я быстро сделался невидимым. Вошел тучный отец Фредерик, и я чуть было не убил словом и его - но успел сообразить, что это будет выглядеть подозрительным. Так что я решил подождать и вышел, когда отец Фредерик склонился над мёртвым монахом: он думал, что тот уснул.

Я же прошел по коридору в заставленную книгами комнату толстого священника, быстро свалил все книжки в кучу посреди комнаты и поджёг их своим дыханием. Потом спустился во двор школы, убедился, что никто не смотрит в мою сторону, и снова стал видимым. Все было проще простого. А на другой день я убил ещё кого-то на улице.

По соседству жила девочка Мэри. Ей было тогда четырнадцать, и я хотел её так же сильно, как хотели меня обитатели Пещеры вне Времени и Пространства.

Поэтому, когда пришел Гуру и, как всегда, поклонился мне, я рассказал ему про Мэри, и он посмотрел на меня очень удивлённо.
    - А ты взрослеешь, Питер, - заметил он.
    - Взрослею, Гуру. И придет время, когда твои Слова будут недостаточно сильны для меня.
    Он засмеялся.
    - Пойдём, Питер, - сказал он. - Иди за мной - если хочешь. Надо кое-что... сделать. - Он облизнул свои тонкие пурпурно-красные губы и добавил: - Я рассказывал тебе, на что это будет похоже...
    - Пойдем, - сказал я. - Говори Слово. И он научил меня новому Слову, и мы вместе произнесли его.

Место, куда мы попали, не было похоже ни на одно из мест, где я бывал с Гуру раньше. Это было - Не-место. Раньше всегда казалось, что время идёт и материя движется, но здесь ничего даже не казалось. Здесь Гуру и все остальные сбросили свою форму и стали тем, чем были в действительности, - а это возможно только в Не-месте.

Нельзя, конечно, рассказать о том, что там было; но меня представили Тем, кто никогда не покидал Не-место. И все приходили к ним, словно бы они существовали. У них не было цвета, или иллюзии цвета, или какой-либо, пусть кажущейся, формы.

И там я узнал, что когда-нибудь и я присоединюсь к ним; что я, единственный с моей планеты, избран, чтобы существовать с ними в Не-месте.
    Потом мы с Гуру произнесли Слово и покинули Не-место.

- Ну и как? - спросил Гуру, глядя мне прямо в глаза.
    - Я согласен и хочу этого, - ответил я. - Но сейчас научи меня ещё одному Слову.
    - А, - ухмыльнулся он. - Девчонка?
    - Да, - кивнул я. - Слову, которое будет много для неё значить.

Всё так же ухмыляясь, он научил меня такому Слову. Мэри, которой тогда было четырнадцать, сейчас пятнадцать. И она неизлечимо сумасшедшая.

А прошлой ночью я видел Гуру опять. И в последний раз.
    Он поклонился, когда я подошёл.

- Здравствуй, Питер, - ласково сказал он.
    - Научи меня Слову, - сказал я.
    - Еще не слишком поздно...
    - Научи меня Слову.
    - Ты можешь и отказаться от всего - с тем, что у тебя уже есть, ты легко овладеешь этим миром. Золото без счёта, сардониксы и самоцветы, Питер! Царственный бархат, жёсткие и тяжёлые, шитые золотом гобелены!..
    - Научи меня Слову.
    - Подумай, Питер - какой дворец ты мог бы себе построить! Из белого мрамора будет он, и мерцающий рубин украсит середину каждой плитки стен; и врата его внутри и извне будут из чеканного злата, и построен он будет вокруг башни из резной кости слоновой; миля за милей вознесётся эта башня в бирюзовые небеса. Ты увидишь облака, бегущие далеко внизу под тобой!..
    - Научи меня Слову.
    - Язык твой насладится ягодами винными, и вкус их будет как вкус расплавленного серебра. И вечно станут звучать для тебя песня соловья и голос жаворонка, подобный звону утренней звезды. Тысячи тысяч лет будет цвести вокруг тебя душистый нард, услаждая тебя изысканным ароматом. Руки твои будут умягчены касанием пуха пурпурных гималайских лебедей - мягче он, чем закатное облако.
    - Научи меня Слову.
    - И женщины будут у тебя, и кожа их будет черной, точно черное дерево, и белой, точно белый снег, и всякой другой. Будут у тебя женщины твёрже кремня и женщины мягче облака закатного.
    - Научи меня Слову.

Гуру ухмыльнулся и сказал Слово.

Не знаю, когда произнесу я это Слово - последнее Слово, которому научил меня Гуру, - сегодня, или завтра, или через год.

Это - то Слово, которое взорвёт эту планету, как взорвала бы динамитная шашка гнилое яблоко.