Девочки. Инструкция по сборке.
Перед сном у нас весёлая игра "вскипяти отца". Дети обещают спать, а сами ржут, ловят кота, топчут подушки, ревут и ябедничают. Довольно энергично засыпают. Думал связать их канатом. Хлороформ и водка тоже эффективны, но дискредитируют меня как педагога. Я сулю им казни египетские, требую убрать ноги с подушки сестры, а вторые ноги пусть прекратят плеваться, иначе пойдут спать на балкон.
Про балкон они говорят - прекрасно, ремень считают мифическим чудовищем, а меня самого - шумным кухонным комбайном. Они спрашивают, разве я не рад, что ноябрьскими вечерами у нас так весело.
Жизнь и правда, хороша. Даже будильник (6:40) не в силах её изгадить.
- Я порхаю как карибля! - говорит Ляля, прыгая по матрасу с пером в голове.
Но тут какой-то мальчик подарил Маше розу. В присутствии подруг. Так обнаружилось, что женщины не одиноки во вселенной. Раньше Маша сомневалась на счёт инопланетян, теперь знает: их шесть штук, прямо среди нас, в родном классе. Занятные такие.
Потом другой мальчик сказал при мне "До свидания, Маша!". Дерзкий нахал. На голове признаки контакта с расчёской, впрочем. Довольно свежие, не больше месяца. По меркам шестого класса настоящий пижон. Маша его вздоха не заметила. Ей интересен третий негодяй, который смешно чего-то там на физкультуре. По мне, уж лучше второй, который "до свидания". Повелитель расчёски. Или первый, садовод. Но моё знание жизни никому не интересно. У девочек свои виды. Им подавай ироничных подлецов -- немытых, пьяных и несчастных.
Расскажу вам про Костю, спортивного мерзавца. Он учился на фехтовальщика и однажды заколол целый турнир. Покромсал к чертям ради тоненькой саблистки Ани. Но в финале против Кости вышел адский Дартаньян, гуру прыжка и укола. Всё на своём пути демон превращал в дуршлаг. Препятствие не успевало ойкнуть. Он делал тысячу инъекций в минуту. Даже по меркам Зингера это круто.
Костя смотрел в сторону Ани такими персидскими глазами, что дядя тренер, бессердечный садист и заслуженный живодёр -- сжалился. Он принёс Косте Большую Зелёную Пилюлю.
- Когда выпьешь, посмотри на лампу, - сказал наставник, - ламп станет четыре. Надо усилием воли собрать их в одну. Если не получится, всё бросай, беги в лес и сиди, прячься. Потом тебе захочется орать. Так вот сдохни, но молчи. Или подойди ко мне, я тебя накормил, я тебя и убью.
Костя принял зелье. Ничего не изменилось. Вообще. Препарат оказался наглым враньём. Юноша попросил добавки.
- Посмотри на лампу - напомнил тренер неожиданно густым басом и голос его многократно отразился от стен. Ламп оказалось четыре, как и обещала советская фармакология, победительница многих олимпиад. Сходиться светильники не хотели.
"Да здравствует Аня!" - подумал Костя. И мучительно склеил люстру.
Бились словно на дне океана, всё было синее и вялое. Тягучий Дартаньян чуть шевелил шпагой. Костя видел его уловки, но не успевал из-за сопротивления воды. Противники дырявили друг друга. Их ярости хватило бы на мушкетёрский роман, где сто человек упали, пронзённые. В конце был сумасшедший выпад, полёт, Костя достал врага, и чуть не лопнул от эмоций.
Интересно, кстати, почему нельзя орать. Может, пилюля открывает Ля второй октавы и писк отравленного фехтовальщика взрывает стёкла - нам уже не узнать. Костя выразил чувства в зубовном скрежете. Его Аня уходила вдаль. В обнимку с незнакомым пролетарием. Чуть не с гребцом, прости господи.
Назавтра Костя пришёл к ней под балкон. Жизнь была кончена. Хотелось просто посмотреть, напоследок. Тёмные окна не уняли боль. Костя придумал побить двух пионэров, возвращавшихся с дискотеки. Их вскрики и приятный звук оплеух могли заинтриговать девушку. Пусть её нет дома, но что-то же делать надо.
В годы моей юности (ранний палеозой) дискотеки закрывали по звонку. За авангардом шли основные пионэры, довольно крупное стадо. Все они охотно нахлобучили Костю. Ему нечасто удавалось провести время так насыщенно.
Аня его не полюбила. Ни в тот вечер, ни потом. Но путь был верный. Костя отверг нездоровый героизм, стал профессором-искусствоведом, смешным и несчастным. Теперь всех женщин зовёт лапочками, ибо не помнит кто есть кто. Подлец.
Возвращаемся к Маше. Вчера она украсила десктоп розой, отказалась от бутербродов и ушла спать, даже не пнув на прощание сестру, чем встревожила всех. Того и гляди, запоёт перед зеркалом в расчёску. Тут и детство кончится.
Про балкон они говорят - прекрасно, ремень считают мифическим чудовищем, а меня самого - шумным кухонным комбайном. Они спрашивают, разве я не рад, что ноябрьскими вечерами у нас так весело.
Жизнь и правда, хороша. Даже будильник (6:40) не в силах её изгадить.
- Я порхаю как карибля! - говорит Ляля, прыгая по матрасу с пером в голове.
Но тут какой-то мальчик подарил Маше розу. В присутствии подруг. Так обнаружилось, что женщины не одиноки во вселенной. Раньше Маша сомневалась на счёт инопланетян, теперь знает: их шесть штук, прямо среди нас, в родном классе. Занятные такие.
Потом другой мальчик сказал при мне "До свидания, Маша!". Дерзкий нахал. На голове признаки контакта с расчёской, впрочем. Довольно свежие, не больше месяца. По меркам шестого класса настоящий пижон. Маша его вздоха не заметила. Ей интересен третий негодяй, который смешно чего-то там на физкультуре. По мне, уж лучше второй, который "до свидания". Повелитель расчёски. Или первый, садовод. Но моё знание жизни никому не интересно. У девочек свои виды. Им подавай ироничных подлецов -- немытых, пьяных и несчастных.
Расскажу вам про Костю, спортивного мерзавца. Он учился на фехтовальщика и однажды заколол целый турнир. Покромсал к чертям ради тоненькой саблистки Ани. Но в финале против Кости вышел адский Дартаньян, гуру прыжка и укола. Всё на своём пути демон превращал в дуршлаг. Препятствие не успевало ойкнуть. Он делал тысячу инъекций в минуту. Даже по меркам Зингера это круто.
Костя смотрел в сторону Ани такими персидскими глазами, что дядя тренер, бессердечный садист и заслуженный живодёр -- сжалился. Он принёс Косте Большую Зелёную Пилюлю.
- Когда выпьешь, посмотри на лампу, - сказал наставник, - ламп станет четыре. Надо усилием воли собрать их в одну. Если не получится, всё бросай, беги в лес и сиди, прячься. Потом тебе захочется орать. Так вот сдохни, но молчи. Или подойди ко мне, я тебя накормил, я тебя и убью.
Костя принял зелье. Ничего не изменилось. Вообще. Препарат оказался наглым враньём. Юноша попросил добавки.
- Посмотри на лампу - напомнил тренер неожиданно густым басом и голос его многократно отразился от стен. Ламп оказалось четыре, как и обещала советская фармакология, победительница многих олимпиад. Сходиться светильники не хотели.
"Да здравствует Аня!" - подумал Костя. И мучительно склеил люстру.
Бились словно на дне океана, всё было синее и вялое. Тягучий Дартаньян чуть шевелил шпагой. Костя видел его уловки, но не успевал из-за сопротивления воды. Противники дырявили друг друга. Их ярости хватило бы на мушкетёрский роман, где сто человек упали, пронзённые. В конце был сумасшедший выпад, полёт, Костя достал врага, и чуть не лопнул от эмоций.
Интересно, кстати, почему нельзя орать. Может, пилюля открывает Ля второй октавы и писк отравленного фехтовальщика взрывает стёкла - нам уже не узнать. Костя выразил чувства в зубовном скрежете. Его Аня уходила вдаль. В обнимку с незнакомым пролетарием. Чуть не с гребцом, прости господи.
Назавтра Костя пришёл к ней под балкон. Жизнь была кончена. Хотелось просто посмотреть, напоследок. Тёмные окна не уняли боль. Костя придумал побить двух пионэров, возвращавшихся с дискотеки. Их вскрики и приятный звук оплеух могли заинтриговать девушку. Пусть её нет дома, но что-то же делать надо.
В годы моей юности (ранний палеозой) дискотеки закрывали по звонку. За авангардом шли основные пионэры, довольно крупное стадо. Все они охотно нахлобучили Костю. Ему нечасто удавалось провести время так насыщенно.
Аня его не полюбила. Ни в тот вечер, ни потом. Но путь был верный. Костя отверг нездоровый героизм, стал профессором-искусствоведом, смешным и несчастным. Теперь всех женщин зовёт лапочками, ибо не помнит кто есть кто. Подлец.
Возвращаемся к Маше. Вчера она украсила десктоп розой, отказалась от бутербродов и ушла спать, даже не пнув на прощание сестру, чем встревожила всех. Того и гляди, запоёт перед зеркалом в расчёску. Тут и детство кончится.