Русский Легион: забытый подвиг
Военные успехи России осенью 1914-го - и весной 1915-го годов (занятие Восточной Пруссии, освобождение от австрийцев Червонной Руси, взятие Перемышля и выход на границу с венгерской Трансильванией) заставили Центральные державы сделать главным театром военных действий Русский фронт. Даже главная штаб-квартира германских сухопутных сил была перемещена на восток, в силезский Пиесс, почти на границе с Австрией.
Не имея недостатка в артиллерии, авиации и боеприпасах, французы испытывали значительную нужду в живой силе. К первому июля 1915 года под ружье встали военнообязанные сроков с 1913-го по 1887-й годы и допризывники пятнадцатого и даже шестнадцатого годов призыва.
Взоры союзников все чаще устремлялись в сторону России, которая казалась им неисчерпаемым источником человеческого материала. И с ними трудно было не согласиться… Согласно военному законодательству, в 1914 году в действующую армию можно было призвать, при населении империи в 170 миллионов человек, всего лишь восемь миллионов! Для Франции же это «всего лишь» составляло 20% населения! Русские ратники второго разряда подлежали призыву лишь в ополчение. В 1915 году, во время великого отступления из Галиции, понадобилось изменение закона, чтобы пополнить поредевшие солдатские ряды.
«Зависть к русскому многолюдству» послужила причиной визита в Россию осенью 1915 года Поля Думера, будущего французского президента. В списке задач визитера числилось «попытаться получить согласие русского правительства на отправку во Францию невооруженных военнообязанных в обмен на французское вооружение». Во время беседы с начальником штаба Верховного Главнокомандующего, генералом М.В. Алексеевым, Думер указывал на большие потери французов в живой силе и «нехватку резервов для защиты оборонительных линий вблизи сердца Франции». Число русских волонтеров, по предложению Думера, могло составить триста тысяч человек.
Согласно мемуарам князя Кудашева, главы канцелярии Ставки Верховного Главнокомандующего, Алексеев был «неприятно поражен мыслью об обмене живых людей на бездушные предметы оружия». Вместо «оглушительных» трехсот тысяч резервистов, запрошенных Думером, начштаба предложил 40000.
В конце концов, обе стороны, одинаково нуждавшиеся в помощи друг другу, сгладили все острые углы. Русские солдаты отправлялись во Францию, не как отдельные люди, для распыления их во французских частях, а в виде особых русских воинских соединений, под смешанным русско-французским командованием. Вооружение и снаряжение предоставляла Франция. Союзники обязались переправить русские войска морским путем и обеспечить их безопасность.
В январе шестнадцатого началось формирование особой пехотной бригады (1-е`re Brigade russe speciale). Штаб и первый полк формировались в Москве, второй полк - в Самаре.
Части бригады составлялись преимущественно из ближайших запасных батальонов, т.е. из необстрелянных солдат. Первый полк был укомплектован, в подавляющем большинстве, из фабрично-заводских рабочих подмосковных районов, второй же - преимущественно из крестьян. Пестрый состав бригады впоследствии отразился на отношении солдат к революционным событиям.
Начальником бригады стал генерал-майор Лохвицкий, награжденный на германском фронте орденом Святого Георгия IV степени. Командиром 1-го полка был назначен полковник Нечволодов, 2-го - полковник Дьяконов.
Полки формировались трехбатальонного состава, в каждом батальоне - по четыре роты и три пулеметные роты по 12 пулеметов на каждую. Впоследствии русским бригадам было придано по одной траншейной батарее и одному противотанковому орудию.
Состояла 1-я особая бригада из 1 генерала, 180 штаб - и обер-офицеров и 8762 солдат, из которых 84 офицера и 8577 солдат были русскими, а 96 младших офицеров и 185 солдат - французами.
На Западный фронт русские войска отправились 3 февраля, из-за замерзания Архангельского порта, по железной дороге через Иркутск и Куанчендзы в Дайрен, оттуда же - морем до Марселя. Дорога заняла около 3 месяцев, и 20 апреля 1916 года русские высадились в марсельском порту. Жители встретили их восторженно! Их поразила выправка наших солдат (в ту пору французы на парадах редко блистали выучкой). Русских повсюду встречали цветами и вином; к стенам казарм приставлялись лестницы и угощение перебрасывалось в пакетах и корзинах через заборы… В одной из рот 5-го полка был даже ручной медведь, вызывавший фурор у союзников.
В материальном отношении русские экспедиционные войска резко превосходили французских сотоварищей! Наш капитан получал в месяц со всеми надбавками 1577 франков, французский - 689. Жалованье русского подпоручика было - 804 франка, французский же су-лейтенант довольствовался 472-мя. Особенно заметна была разница в солдатской среде: рядовому французу платили ежемесячно 7 франков 50 сантимов, русскому же, считая суточные - почти 50 франков!
Русские части прибывали в Марсель в отличном обмундировании, добротных сапогах, за что невозможно было не похвалить интендантскую службу. Даже 25 февраля 1917 года, в канун всеобщего разброда и шатания, главное интендантское управление отправит морем в Марсель 180 тысяч гимнастерок и 120 тысяч галифе. Союзники же приготовили для русской бригады стальные шлемы, выкрашенные в цвет хаки и снабженные гербом в виде двуглавого орла.
Французский паек для наших солдат был изменен: вместо кофе они пили чай, получали крупу для каши и даже квас! Впрочем, не было забыто и вино, от веку входившее в рацион «чад Беллоны». Наши жаловались только на суточную норму хлеба - 700 граммов (1,3/4 русского фунта).
Вот как говорил о французской армии солдат Киреич в воспоминаниях Лидии Крестовской:
«Обдели, ровно бабу каку… Кофточка до пояса, на груди все пуговицы, как дыхнешь - сшибает. Сапоги - цувильный щиблет с гвоздями… Каска - все равно что картуз каторжный - на макушке не держится…» «Лошадей у француза нет, все больше на ослах, да на собаках езда идет…» «На солдата фунт хлеба в день выдают. Собачья жизнь!» «Нет, плохо во Франции. В России куды как лучше: солдату три фунта хлеба полагается, чай, сахар на руки. Каждый день каша черная, белая, а третий день - рисовая».
Недостатком было и отсутствие медперсонала из соотечественников, это положение стало меняться лишь к середине семнадцатого года.
После двухмесячного стояния в лагере Майли, в конце июня бригада была отправлена на передний край. Оставаясь в составе 4-й французской армии, она вошла в группу усиления генерала де Митри, командира 2-го кавалерийского корпуса, в секторе к востоку от Реймса. Седьмого июля этот участок перешел под командование генерала Дюма. Боевой участок русской бригады простирался на 18 километров - от города Мурмелон и деревни Оберив на востоке до Верси-Прюнэ на западе.
В районе Мурмелона и Оберив русская бригада показала себя надежным и стойким соединением, особенно прославившись отчаянными ночными вылазками за «языками» и разведками боем. Шестнадцатого июля 1916 года 2-я рота 1-го полка контратаковала штыками шедшие в наступление немецкие цепи, с криками «Ура!» и «Это мы, русские!» Ошеломленные немцы поспешно отошли, оставив тела убитых и четверых солдат пленными. В следующие дни противник вел себя нервно, открывая беспорядочный огонь по любому пустяку, однако русские не прекращали совершать ночные диверсии, захватывая пленных и закидывая вражеские позиции гранатами. В этих вылазках особенно отличились охотничьи команды прапорщика Гука и подпоручика Тихомирова.
Шестнадцатого октября 1-я бригада начала замещаться на передовой частями прибывшей во Францию в сентябре 3-й русской бригады генерал-майора Марушевского. В этот период воюющие стороны не раз обменивались газовыми атаками.
Благодаря отличному снабжению, русские и французы были в изобилии оснащены противогазами: на каждого солдата имелось два респиратора, один-на руках, а второй - на ротном или батальонном КП. В 6-м русском полку от отравляющих веществ погибли лишь 22 человека.
Русские части и после этих тяжелых испытаний не изменили своей тактики, постоянно изматывая немцев вылазками и разведками боем. Несколько русских охотников были награждены французским Военным Крестом с пальмовой ветвью - ношение «пальм» на орденской ленте разрешалось лишь в том случае, если к награждению представлял командующий союзной армией; награждение по приказу начальников ниже рангом давало право на золотые, серебряные или бронзовые звездочки на орденской ленте.
На исходе 1916 года в настроениях союзников возобладало мнение в пользу генерального наступления на Западном фронте с целью освобождения от немцев территорий Франции и Бельгии.
Несмотря на разгром румынской армии и переход русских войск после наступления Брусилова к вынужденной обороне территории Румынии вплоть до устья Дуная, силы Центральных держав были на исходе. Направление главного удара союзники наметили на англо-франко-бельгийском фронте, весной будущего года; подготовка к нему должна была завершиться уже в феврале. Наносить его должны были 5-я, 6-я и 10-я французские армии в направлении Гирсон-Реймс-Суассон. Дополнительный удар наносили британские войска, прорывая фронт под Аррасом и развивая наступление на Валансьен-Камбрэ-Монс. В полосе наступления лишь 5-й и 6-й французских армий было сосредоточено 5500 артиллерийских орудий, свыше тридцати миллионов снарядов, около 200 танков, многочисленная авиация.
5-я французская армия накануне наступления состояла из 1-го, 5-го, 7-го, 32-го и 38-го корпусов, занимавших позиции от Реймса до фермы Гюртбиз. Армия должна была, прорвав немецкую оборону, развить успех в восточном направлении, способствуя продвижению с севера 10-й армии, и разгромить немецкую группировку в районе Реймса. Задачей 7-го корпуса, в составе которого находились обе русские бригады, было овладеть сильно укрепленным Бримонским лесным массивом и затем наступать вместе с корпусом на Монт-Спинель, Бермерикур и Курси.
Конец февраля и начало марта 1-я русская бригада находилась в лагере близ Вилль-Тарденуа, а затем заняла участок против деревень Курси и Лувр. 3-я бригада удерживалась в резерве армии. Угрожая занятому противником Бримонскому лесу, бригада должна была овладеть стекольным заводом Верьери севернее Курси и выдвинуться фронтом еще несколько вперед. КП генерала Лохвицкого был оборудован в башне деревни Сен-Тьери. Таким образом, русские части были на самом острие удара французской 5-й армии.
Утро атаки выдалось пасмурным и туманным, дул пронизывающий ветер, очень мешавший работе авиации.
В 6 утра бригада начала наступать под сильным огнем немецких пулеметов. Но в центре наступление 1-го особого полка удачно завершилось взятием Курси, к востоку от которого русский пулеметчик сбил немецкий самолет. В тот день русские захватили в плен 635 немцев, в том числе 11 офицеров. Но потери были велики: около половины личного состава!
3-я бригада участвовала в апрельском Энском сражении, когда войска генерала Гарнье-дю Плесси, чьим центром командовал Марушевский, взяли несколько линий немецких укреплений. 3-й русский батальон атаковал артбатарею в лесу на обратном склоне Монт-Спина, что вызвало восхищение французов, назвавших атаку блестящей (brilliante, superbe). Бригаде в том бою противостояли столь серьезные немецкие силы, что взятые в плен солдаты принадлежали к трем различным полкам.
Потери русских войск в апрельском наступлении насчитывали, по французским источникам, 5183 убитых, раненых и пропавших без вести. Французское главное командование поблагодарило союзников в приказах №№ 22522 от 24 апреля 1917 года по 1-й бригаде и 270210 от 29 апреля - по 3-й.
Весна семнадцатого принесла во французскую армию бурный поток пацифистской литературы. Отпускники, вернувшиеся с фронта, участвовали в митингах, где велась агитация в пользу выхода из войны; особенно буйствовала пропаганда в воинских поездах, на станциях и в кругах рабочих военных заводов. В начале июня французский батальон в Несси-суа-Бё к западу от Суассона взбунтовался, решив идти на Париж, но был остановлен кавалерией, оцепившей лес Вилль-Котрэ.
Если усталость от затянувшейся кровопролитной войны и неудачного апрельского наступления так серьезно сказалась среди «просвещенных» французов, то что же говорить о русском солдате-простолюдине, заброшенном за тысячи верст от родины, где совершались небывалые, неслыханные события - отречение Царя! Республика! Может быть, уже делят землю…
В 1-й бригаде, сформированной преимущественно из заводских и фабричных рабочих, солдаты были уже давно и прочно затронуты красной пропагандой: еще в России в ней работали агитаторы, призывая не проливать кровь за шампанские виноградники. Переодетые матросами, они легко входили в доверие солдат, отстраняли офицеров и становились в положение вожаков задуманного движения.
Приезжали агитаторы и из Парижа, когда части бригад были отведены на левый берег Марны, в Монмор-Байе, а затем - в Неф-Шато, где ожидалось переформирование свежими частями из России. Среди солдат, обозленных высокими потерями, разжигалась ненависть к офицерам…
Французы не могли понять всего драматизма российских событий. Отношение к русским войскам во Франции было очень плохое. После мирных переговоров в Брест-Литовске (особенно после 15 декабря 1917 г., когда было заключено соглашение с Германией о перемирии), Россия у французов стала синонимом измены. Русским офицерам уже давно было рекомендовано переодеться в штатское платье и не показываться в форме на улицах Парижа во избежание печальных недоразумений. Против травли русского имени пришлось вести упорнейшую борьбу Военно-осведомительному бюро и русскому комитету по делам военнослужащих в Париже.
Офицеры, традиционно далекие от политики, оказались неспособны противостоять пропаганде разложения. Многие уходили, в их числе - Марушевский, начальник 3-й бригады, Нечволодов, командир 1-го полка. Генерал Де Кастельно высказался за необходимость вернуть теряющие боевую ценность бригады на родину, разместив их предварительно в один из карантинных лагерей - Камп де Куртин, близ Лиможа.
В Камп-де Куртин дисциплина окончательно упала, развивались пьянство и венерические болезни. «Можно сказать, что болен весь отряд» - заключали медики.
После объединения обеих бригад в одно соединение 1-го июня возник отрядный комитет, призванный гасить конфликты, возникающие между солдатами бывших 1-й и 3-й. Но справлялся он из рук вон плохо: так, во время демонстрации, солдатами бывшей 1-й бригады был избит офицер 3-й, после чего раскол принял совершенно непримиримый характер.
Настроения в русских частях едиными не были. 1-я бригада и 500-600 солдат из 3-й безоговорочно хотели вернуться в Россию; 3-я же бригада, за вычетом нескольких сот вышеупомянутых солдат, пыталась даже бороться с воцаряющимся в войсках хаосом. Она оставила лагерь и встала биваком на границе лагерного сектора Фельетин - до расположения 1-й бригады было 23 километра…
В первых числах сентября французский военный министр отдал приказ о ликвидации Куртинских беспорядков и об отправке всего русского отряда в Россию. Для усмирения бунтовщиков был сформирован карательный отряд генерала Беляева, в составе 2-й особой артиллерийской бригады и пехотных частей из двух батальонов 5-го и 6-го особых полков. 16 сентября по взбунтовавшему лагерю произвели четыре выстрела из 75-мм. орудий, а 17-го мятежники попали под пулеметный обстрел. 19 сентября Беляеву сдалось более восьми тысяч человек. Подстрекатели к мятежу, по решению генерала Занковича, были заключены под стражу в Иль-д`О. Позднее они перебрались в нейтральную Швейцарию, где скопились в большом числе в Лозанне…
Некоторые из бывших русских солдат нашли работу у французских фермеров, кое-кто - и дом, и семью. Вездесущие агитаторы находили подход и к этим несчастным: нашептывали, что французы, дорожа рабочими руками, не выпускают их обратно в Россию…
Но русская честь не умерла бесславно. Не только офицеры, но и часть солдат - примерно, 1/5 - выразили желание продолжать борьбу вместе с союзниками России до ее победы. Основываясь на этих настроениях, Занкевич искал способы сохранить на французском фронте русские подразделения, хотя бы и в сильно усеченном виде.
Многочисленные проекты воплотились в реальность, приняв форму особой, д о б р о в о л ь ч е с к о й, воинской части - L e g i o n R u s s e, доступ в которую был открыт для всех русских, живших за границей, а также военнопленных, бежавших из вражеских лагерей. Легионеров предполагалось одеть в русскую форму, дать им русские знамена, пусть и на французских древках. К месту сбора начали приезжать добровольцы из Голландии, США, Италии, Индии; все они собирались на базе в Лавале. Иногда случалось, что всех русских офицеров, желающих попасть в легион, не могли включить из-за их избытка, а на неофицерские должности офицеров не принимали, хотя желающие, несомненно, были.
«Не будем терять ни минуты. Объединимся в русский легион, подчиненный французской дисциплине и под нашим трехцветным знаменем поспешим в окопы, чтобы смешать нашу кровь с кровью, которую французы, вот уже четвертый год щедро проливают на поле брани. /.../ Родина гибнет! Вперед! Цивилизация в опасности. Вперед! Мы - Русские и не можем жить опозоренными. Вперед!»-призывал генерал Лохвицкий. Полковник Г.С. Готтуа с этим воззванием «шел в народ», агитируя в госпиталях и рабочих ротах.
Настроения французов начали меняться: генерал Доган, бывший командующий корпусным районом в Монпелье и начальник 1-й Марокканской дивизии, в состав которой входил 1-й русский батальон полковника Готтуа, был восхищен видом и выправкой новой русской части, прося переправлять в Россию письма этих солдат «для пропаганды здоровых настроений».
На первое время Русский Легион чести был составлен из четырех батальонов, общей численностью 51 офицер и 1625 солдат, среди которых 446 человек имели Георгиевские кресты или знаки французского Военного ордена.
В последней трети марта 1918 года Германия, получив от кремлевского мечтателя «гуманитарную помощь» русским золотом и продовольствием, начала наступление на Западе, в районе Амьен - Аррас. Фронт союзников был прорван. В исключительно тяжелые дни 26-30 апреля, «зашивать прорыв» бросили Марокканскую дивизию, одно из самых стойких французских соединений. В ее числе был и Русский Легион. Под Виллер-Бретонэ он провел контратаку, приведшую к значительному улучшению положения на фронте дивизии.
С особым восторгом генерал Доган отзывался о действиях роты капитана Луганова и пулеметной роты капитана Разумова: «Эти части двинулись в бой с беспримерным (sans pareil) пылом и храбростью, приведшей в восхищение всех, видевших это». Капитан Луганов был тут же, на поле сражения, награжден орденом Почетного легиона, а двое русских унтер-офицеров - медалями за храбрость.
Наступил май… Французы перебросили во Фландрию и Артуа сильные резервы, остановившие немцев, но ослабили свою оборону в районе Суассон-Реймс и получили вражеский натиск именно в этом секторе… Марокканская дивизия спешно была переброшена туда. Больше месяца не выходили из боев русские части. Французская печать больше не говорила ни слова о «русской измене» и особенно восхищалась героизмом Легиона под Суассоном. Так, например, русский врач Введенский, поступивший в отряд рядовым пехотинцем, удостоился ордена Почетного Легиона, которым не-офицеров почти не награждали… В Париже и Ницце прошли патриотические благотворительные вечера с целью моральной и материальной поддержки русских героев.
«На этой радостной ноте» началось знаменитое фланговое наступление 10-й французской армии генерала Манжена со стороны лесов Вилль-Котрэ. Там наступала и Марокканская дивизия, и в ее рядах - Русский Легион чести.
Марокканцы и русские шли в центре, на их флангах - две свежие американские дивизии. Наступление Манжена поддерживали мощные артиллерийские соединения и сотни танков. Небо темнело от аэропланов. И рухнула немецкая оборона…
В августе легион получил довольно значительные подкрепления за счет русских добровольцев и стал самостоятельной частью в составе 1-й бригады Марокканской дивизии. Обновленный Легион был переброшен к северу от Уазы и всю первую половину сентября вел многодневное наступление на Лафо, один из наиболее трудных секторов укрепленной «Линии Гинденбурга». Здесь пали смертью храбрых отрядный священник, 60-летний Георгиевский кавалер протоиерей Богословский и батальонный врач Клейман. После этих боев Русский Легион получил особые знаки отличия - «Fouragere» - аксельбант на левом плече, носимый всеми чинами части.
Русские проявили также редкую храбрость в сражении на Сомме 26-го - 30-го апреля 1918 г., сдерживая наступление немцев на Амьен. Они же, вновь у Суассона, многократно удерживали завоеванные территории, каждый раз беря пленных и трофеи. Так, подпрапорщик Дьяконов, уроженец села Медведки Курской губернии, в бою при Суассоне был ранен несколькими пулями в грудь, живот и руку. Тем не менее, собрав вокруг себя таких же раненых, составил из них команду, огнем которой прикрывал свою отступавшую роту. Кавалер Георгиевского креста, он был награжден и Военным крестом с пальмовой ветвью.
Наконец, 14 сентября Русский Легион принял участие в общей атаке «Линии Гинденбурга», захватил несколько траншей и стремительным штыковым ударом, опередив заградительный огонь своей артиллерии, взял немецкий узел обороны Шато де ля Мотт, оснащенный бетонными дотами.
Громкая боевая слава Легиона чести привлекала в него добровольцев со всего света. В него вступали русские рабочие, еще недавно призывавшие сатану под красными флагами: «Вставай, проклятьем заклейменный!» Многие русские из Иностранного Легиона меняли свою, безусловно, героическую, часть на Легион Русский… Его численность не уменьшалась, какие бы он ни нес потери!
Только 25 декабря 1918 года Легион, стоявший на Рейне против Мангейма, был отведен назад, во Францию, для демобилизации.
Боевая страда русских добровольцев победно завершилась.
Антон Васильев