В садах пахло грибами, а в лесах -- яблоками
Мне всегда казалось, что я хорошо знаю русскую литературу. Но, оказалось, что я ее знаю неважно, что в моем образовании есть страшный пробел - я никогда не читал книг Юрия Коваля. Знал, что есть такой писатель, прописанный по ведомству детской литературы, видел даже пару фильмов по его прозе, но саму прозу не читал. Теперь даже не знаю, как я мог жить до сих пор, не зная, например, вот этих волшебных строк:
«Был серый, тусклый, был пасмурный, был вялый день».
Или:
«С рассветом начался очень хороший день. Теплый, солнечный. Он случайно появился среди пасмурной осени и должен был скоро кончиться».
Или:
«Хороший это был год, урожайный. В этот год в садах пахло грибами, а в лесах - яблоками».
Или:
«С братом Борей, дорогим моим братом Борей, мы плыли на лодке по реке Сестре».
Или:
«Взявши весло, я легонько ткнул им в дно озера - и лодка отошла от берега. Неожиданно поплыл я в темноте и тумане. Изредка опуская за борт весло, я слегка касался воды, которую не видел, и не слышал ее плеска. Порою я даже и не зацеплялся веслом за воду и двигался вперед, отталкиваясь от тумана».
Или:
«Сумерки, сумерки, сумерки!
Сумерки опустились на землю - из небесных глубин, из кисейного облака.
В сырых лугах заскрипел однообразно дергач, бесконечные звезды поднялись над лесами, притягивая все глаза земли.
Нет ничего страшнее этих далеких звезд, этих дивных расстояний, непонятных ни глазу, ни сердцу. Лишь бедный ум пытается их постичь, но, заторможенный скрипом дергача, вязнет в пространстве.
Как прочно, как чудесно для моего сердца связан этот скрип и вечерний запах близкой реки, посеревшие в сумерках кусты козьей ивы и посиневшие леса, как надежно связаны они с вечным мерцанием далеких звезд».
Эти выхваченные наугад фразы, эти мелодичные строки, да и все произведения Коваля пронизаны особой, сразу же узнаваемой авторской интонацией, особым музыкальным и ритмическим строем. В них хочется вслушиваться, их хочется напевать, их хочется смаковать по капельке, как дорогое вино, как редкие яства, как заморские фрукты.
Талант Коваля высоко ценили такие тонкие знатоки литературы, как Арсений Тарковский и Корней Чуковский, Борис Шергин и Иван Соколов-Микитов, но в издательствах от его текстов нередко морщились: для взрослых - написано чересчур по-детски. Для детей - чересчур по взрослому. Он, оправдываясь, говорил, что пишет для маленького Пушкина. И добавлял, что писать нужно самыми главными словами о самых важных вещах на свете.
Именно так он и писал. Читая в эти дни одну из его старых книг, я хорошо понимаю это.
«Был серый, тусклый, был пасмурный, был вялый день».
Или:
«С рассветом начался очень хороший день. Теплый, солнечный. Он случайно появился среди пасмурной осени и должен был скоро кончиться».
Или:
«Хороший это был год, урожайный. В этот год в садах пахло грибами, а в лесах - яблоками».
Или:
«С братом Борей, дорогим моим братом Борей, мы плыли на лодке по реке Сестре».
Или:
«Взявши весло, я легонько ткнул им в дно озера - и лодка отошла от берега. Неожиданно поплыл я в темноте и тумане. Изредка опуская за борт весло, я слегка касался воды, которую не видел, и не слышал ее плеска. Порою я даже и не зацеплялся веслом за воду и двигался вперед, отталкиваясь от тумана».
Или:
«Сумерки, сумерки, сумерки!
Сумерки опустились на землю - из небесных глубин, из кисейного облака.
В сырых лугах заскрипел однообразно дергач, бесконечные звезды поднялись над лесами, притягивая все глаза земли.
Нет ничего страшнее этих далеких звезд, этих дивных расстояний, непонятных ни глазу, ни сердцу. Лишь бедный ум пытается их постичь, но, заторможенный скрипом дергача, вязнет в пространстве.
Как прочно, как чудесно для моего сердца связан этот скрип и вечерний запах близкой реки, посеревшие в сумерках кусты козьей ивы и посиневшие леса, как надежно связаны они с вечным мерцанием далеких звезд».
Эти выхваченные наугад фразы, эти мелодичные строки, да и все произведения Коваля пронизаны особой, сразу же узнаваемой авторской интонацией, особым музыкальным и ритмическим строем. В них хочется вслушиваться, их хочется напевать, их хочется смаковать по капельке, как дорогое вино, как редкие яства, как заморские фрукты.
Талант Коваля высоко ценили такие тонкие знатоки литературы, как Арсений Тарковский и Корней Чуковский, Борис Шергин и Иван Соколов-Микитов, но в издательствах от его текстов нередко морщились: для взрослых - написано чересчур по-детски. Для детей - чересчур по взрослому. Он, оправдываясь, говорил, что пишет для маленького Пушкина. И добавлял, что писать нужно самыми главными словами о самых важных вещах на свете.
Именно так он и писал. Читая в эти дни одну из его старых книг, я хорошо понимаю это.