Два удаленных московских театра
"С вечера до полудня" Виктора Розова, реж. Вячеслав Долгачев, Новый драматический театр
Добротный, крепкий и очень честный русский психологический театр. На удивление немигрирующая труппа - увидел множество артистов, которых помню по ранним постановкам Долгачева в этом театре. (Я много лет не был, но в первые "долгачевские" сезоны видел многое, и потом еще на провинциальных фестивалях досматривал. Немножко в курсе.) Одно то, что театр не растерял труппу за многие годы (а значит имеет возможность утонченной ансамблевой игры), уже вызывает уважение. Режиссерский почерк Вячеслава Долгачева не изменился за годы - медлительно, спокойно разворачивающаяся диспозиция, которая взрывается бешеными темпераментными встрясками, затем обнуляется - и снова медленный набор хода. Два антракта, спокойно, размеренно. Режиссер досконально следует тексту пьесы, предъявляя все ее грани - конечно, это несколько иллюстративный постановочный ход. Режиссер сознательно отвергает возможности трактовки (ну, скажем в сторону осовременивания). Нет, это осознанный ретростиль, конгениальный этой чудеснейшей поздней пьесе Розова. На сцене декорация Маргариты Демьяновой - антикварный салон эпохи застоя. На прозрачном занавесе - сталинская многоэтажка на Красной Пресне, взмывающая ввысь, рядом велеречивые скульптуры идеальных людей. За занавесом - четыре помещения роскошной сталинской квартиры. Плафоны и тяжелые люстры, книжные шкафы, скрипучие диваны, ковры, плинтусы, шифоньер, аршинный обеденный стол, развевающиеся занавеси, балкон с шумами близлежащего зоопарка. Тщательно подобранная меблировка, рассматривать которую - отдельное удовольствие. Мне кажется, что это вообще самая прекрасная пьеса Розова, которая без купюр может смело идти в современном театре. И спектакль Долгачева, пожалуй, вот о чем. О том, как пожившие люди, вполне ощутившие крушение собственных надежд, колоссальным усилием воли все-таки отпускают мальчика Альберта в мир свободы и самостоятельного выбора. Она - о мучительном процессе, когда чувство ответственности, едва не перейдя в чувство тотального контроля, сменяется на радость освобождения. У нас не получилась жизнь - так пусть у молодых будет хотя бы шанс. Я впервые почувствовал, что в этой пьесе Розова, как ни странно, есть предчувствие перестройки. Сформировавшийся и нельзя сказать, что уж очень плохой мир семьи - еще бы вчера никуда бы Альберта не отпустил - но накапливается энергия недовольства собой - и ребенок отпущен. Его из лап семьи вырвала же сама семья. Выблевала. Так как недовольство собой зашкалило. В тоталитарной атмосфере образовалась брешь. Как севший Мартин Руст на Красной площади свидетельствовал об ослаблении железной хватки. Let my people go. В спектакле чудесно играют артисты на роли детей писателя Жаркова. Андрей Курилов в роли Кима играет капризного мужчину, который съел сам себя, не способный примириться с крахом собственной жизни. Этот Ким показывает, как благополучная питательная среда уютного элитного дома разрушила его самого, и он не хочет, что сын повторил судьбу. Нина Виолетты Давыдовской признается в своем отчаянном желании иметь ребенка словно бы даже не Груздеву, а всему залу, становясь в этот момент почти святой мученницей, которую тоже хочется отпустить на волю. В этом спектакле теплота дома, так уютно выстраиваемого сценографом, как бы входит в противоречие со смыслами: дом уютен и всем хорош, но все равно дом - кукольный, инкубатор, устойчивая теплота которого дурно влияет на климат. Здесь все время одна и та же температура. А чтобы созревать организму, нужны перепады климата - Нина и Ким, словно бы люди без иммунитета, южные растения в архангелогородской теплице. Быть может, Альберт погибнет, но у него будет шанс прервать дурную наследственность.
"Васса (первый вариант)" М. Горького, реж. Анатолий Ледуховский, театр "Ведогонь", Зеленоград
А вот тут совсем другой театр - тотальный, режиссерский, очень жесткий. Ледуховский как режиссер леворадикальный, агрессивный задает нелегкую задачку артистам психологического театра. Играть засушенно, холодно, обезжиренно. Семья, где царит ненависть и лицемерие, где людей жрут и методично исстребляют. Васса в очень хорошем исполнении Натальи Тимониной ничем не отличается от своей рода (это не аристократка в плебейской семье, это плебейка в еще более плебейской семье), но по-актерски это героиня брехтовского спектакля: иронично оценивающая, деловитая, без страсти, но с интеллектуальным контролем. Женщина, которую судьба заставила всё и всех контролировать в этой семье. Во мхатовском спектакле Марина Голуб играла паралич Вассы, здесь инсульт - у Прохора Железнова. Его играет очень мощный артист Дмитрий Лямочкин (раньше я его видел в "Сатириконе" и "Человеке") - огромный, маскулинный, с благородно выглядящей сединой в шевелюре, он играет в последнем акте всю беспомощность мужчины, у которого включен мозг, а тело уже не слушается. И здесь отличная декорация Светланы Архиповой - стильная, точённая, ложатся красиво тени, выставлен изящно свет, блестит мастикой старинный буфет, рамы дверей, диван. Картинки, массовые сцены, кинематографические паузы-"зависания" здесь точны, рельефны, запоминаются. Резкий, словно взвинченный джаз - он в спектакле как бы закольцован, бесконечные самоповторы - дорисовывает картину распада семьи. В спектакле используется еще эффект "перебоев с электричеством", когда люстры начинают моргать - это словно бы такой апоплексический удар для всех героев - страшно эффектно и изящно. В общем чистый декаданс с гуталиновыми губами - в этом смысле беспримерный, так как ничего подобного в "континентальной" Москве я не видел.