Молодёжный оркестр Венесуэлы им. С. Боливара. Густаво Дудамель. ЗЧ
Чистота эксперимента соблюдена не была. Во-первых, нас посадили на антресоли, прямо над оркестром, из-за чего можно было при желании плевать на контрабасистов (партер был "откуплен" дипкорпусом латиноамериканских стран), из-за чего (место посадки) первое отделение звучало искажённо, выставляя наперед скрипичные козырьки да козыри, главные козыри оркестра, тогда как все "большие скрипки" будто бы ушли.
Но и сама близость к оркестру, нависание над, превращает слушанье в смотрение; главным оказывается физиология оркестра, слаженная работа групп, регата смычков, синхронно двигающихся вслед за дирижёрским бризом; маленькие хитрости, заныканные у основания пультов, телодвижения и мимика, как дирижёра, так и его исполнителей.
Завораживающее зрелище, разворачивающее громаду звучания на попа, сродни этнографическим заметкам; тем более, что в первом отделении играли музыку латиноамериканских композиторов, а музыка важна [мне] повторением и узнаванием, первое слушанье почти всегда прикидочное, примерочное, так что это и не слушанье вовсе, но изучение.
Во-вторых, перед началом вышел посол Венесуэлы и рассказал трогательную (и крайне важную в смысле прецедента) историю СИСТЕМЫ молодёжных оркестров своей страны, основанной в 1975 году Хосе Антонио Абреу.
Чтобы отвлечь тинэйджеров от наркомании и бандитизма была создана СИСТЕМА бесплатного музыкального образования, обобщённая десятками детских и молодёжных коллективов. Сейчас в ней задействовано около 300 000 человек (15 тысяч учителей... только дирижёрами претендуют стать 5 (пять) тысяч человек.
Нынешний всемирно известный оркестр имени Симона Боливара - верхушка айсберга, составленного из дошкольных (нынешние оркестранты уже в два года получили первые картонные инструменты), детских (свыше 90), юношеских (более 130) и свыше 30-ти профессиональных оркестров, три четверти коллективов которых набраны из неблагополучных семей за чертой бедности.
Сегодняшние исполнители - как раз из этих, вовлечённых; Дуамель, выступающий с 14 лет, кстати, тоже. Поразительная статистика, потрясающий результат создания из ничего целой разветвлённой инфраструктуры.
Ну и посол показал на сморщенного старичка в третьем ряду (во втором, перед ним, сидел Кожин), который всё это дело затеял. На Хосе Антонио Абреу.
Сначала со своих мест повскакивали музыканты, затем диппартер, а после и весь зал. Устроили овацию, пробирающую до костей.
Ну, как же, голливудская по насыщенности и наглядности сюжет: "и рукоплещет восхищённый зал", и усталый патриарх сбирает плоды трудов своих. И молодые красивые ребята (коренастые, чернявые, похожие на футболистов), спасённые для музыки и для жизни, вот они - в большом красивом зале на другом конце планеты.
Есть из-за чего растрогаться.
Но кажется, посол выступает перед каждым концертом молодёжного оркестра, заводя в слушателях мураши, настраивая всех на сентиментальный лад и как бы распечатывая грудную клетку и открывая мозги.
Они этого Абреу возят талисманом, скорее всего. Оберегом, начинающим стоячую овацию в финале.
Выступление дипломата - такой же отработанный номер как исполненная на бис бешенная самба, в течении которой контрабасисты синхронно вертят свои контрабасы как в "Джазе только девушки", виолончелисты свои виолончели и даже скрипачи поднимают над головами свои звукоизвлекательные машинки, не говоря уже о трубачах и валторнистах.
В какой-то момент все, не переставая играть, вскакивают и хором выкрикивают нечто радостное и победительное, а потом тоже самое выкрикивает, но уже в одиночестве толстый трубач, будто бы опоздавший прокричать со всеми, потом все опять вскакивают, начинают пританцовывать, снова кричат, снова усаживаются, начиная играть с удвоенной силой.
Натуральный мюзик-холл, умело срежессированный, невозможно не растрогаться молодостью, силой, красотой, энергетикой и позитивными эмоциями.
Даром, что пьеса никакая и что играют, из-за всех этих перемещений не очень понятно, но здорово же, не так ли?
Во втором отделении давали Четвёртую Чайковского и тут случилось неожиданное: она меня совершенно не тронула.
Те витамины роста, что заготавливались заранее во время первого отделения (музыка современного венесуэльского сочинителя И, Карреньо - симфонические вариации Mararitena и танцы из балета "Этансия" аргентинца А. Хинастера; яркие, выразительные, похожие на звуковую дорожку широкоформатного фильма, идеально подходящие для открытия каких-нибудь Олимпийских игр или же Чемпионата мира по футболу) оказались растраченными.
Играя вместе с раннего детства, музыканты Молодёжного оркестра не имеют проблем с количеством репетиций; сыгранность у них поразительная.
Звук цельный, насыщенный и очень густой, мускулистый, пружинистый (как бег в новых кроссовках) - ещё бы: на сцене одновременно присутствует под две сотни человек; пультам тесно как в пригородной электричке. Почти все составы удвоены.
Особенно тесно скрипкам, а духовики сидят фронтально в три ряда, похожие на хористов, обрамляющих смычковые.
Возможно, из-за этого и кажется, что основа звучания, то есть, базис, на который наслаивается всё остальное - именно скрипично-пшеничная.
Это как пирожное, украшенное многочисленными духовыми, которые хотя и киксовали пару раз, но во всём остальным были превосходным гарниром; особенно это касается валторн и труб (с такими духовыми и не грех Стравинского играть, вот почему завтра ожидается "Весна священная").
Вот и кажется, что звучание оркестра, которому лучше всего удаются эффектные эффекты, когда нужно играть громко, а мусорки, при этом, не наступает, все звучат слаженно, но и, одновременно, рознятся, не смешиваясь, не наводя грязи, но, напротив, не гладкое или, там, гламурное, но, что ли, загорелое.
Точно исполнение происходит не в концертном зале, но где-то на пляже.
Ну, да, песок, волны, красота.
Главная сила и мощь Оркестра - в молодости и темпераменте, когда ребята, похожие на футболистов, поворачивают свои головы, точно подсолнухи вслед за солнцем, вслед за движениями Густаво Дудамеля.
Что может быть прекраснее свежих и сильных юношей и девушек, в едином порыве преклоняющихся перед великими опусами, опоясывая апельсиновые, сочные дольки общего симфонического звучания чётким контуром, совсем как на контурных картах.
О похожем эффекте молодого задора и юношеской взволнованности, помноженной на заинтересованность (и неумение играть механично, ведь молодым же всё важно, всё интересно, во всём есть привкус приключения, экзаменаторского зуда, преодоления сложностей) я писал в связи со Студией театрального искусства, основанной Женовачом.
Казалось, что венесуэльцы не понимают как надо играть Чайковского и что они играют, что в основе финальной части идёт разработка русской народной "Во поле берёза стояла...".
Вся сентиментальность и внутренний нарыв задвинули за ненадобностью, сентиментальность вывели за скобки, чувственность выдавали порционно и в промежутках между оглушительными пиками да верхами.
Давали движуху, а не чувства: вот ведь что, вторая скрипка струны от усердия порвала, ей во время звучания симфонии новую скрипку передавали, будто это рок какой-нибудь, джаз-рок или что ещё похуже.
Деловой такой вышел Чайковский, деловитый парниша, такой же темпераментный, как и его латиноамериканские собратья ХХ века, которых-то, как раз, играли прочувствованно и с пониманием. Всё время хотелось в это звучание погрузиться, благо качество исполнения позволяет, но, странным образом, музыка вновь и вновь выталкивала меня на поверхность, точно крайне солёная морская вода.
Оказывается, одного мастерства мало, но нужно ещё и содержание нагулять. Вот как жир нагуливают. Или же как опыт.
Ну а сам Густаво кудряв и прекрасен, дирижируя, пританцовывает, руками машет плавно, оркестр одним левым кулаком держит. Держится запросто, но не без самомнения и лоска. Главное, чтобы из него Гергиев очередной не получился, тот ведь тоже, вроде, неплохо по молодости начинал.
