Снимки улицы Печерской в октябре 2021 + цитата из главы "Пруды" книги "Жизнь в лесу" Генри Д.Торо
Каждый месяц жизни "в деревне" я делаю четыре подборки, постепенно расширяющих кругозор - от частного к общему: вид из окна нашего дома, садовый участок, окружающий наш дом, затем улица Печерская, окружающая наш огород и, наконец, посёлок, внутри которого мы живём.
И так по кругу.
Акценты на одном из этих видов фотографий (а теперь уже и как бы жанров) зависят от времени года: когда-то преобладают виды из окна - в теплое время года они активнее, да и окно открыть намного проще; когда-то взгляд не оторвать от цветущих цветников или фруктовых деревьев...
...впрочем, они есть и в нашем саду и в закутке на улице тоже.
В холодные сезоны гуляется, разумеется, меньше, под сиплым южно-уральским ветром бежишь до магазина и обратно, так что посёлок АМЗ съёживается до жизненно необходимых маршрутов: в мороз чувствуешь себя то ли троллейбусом, то ли автобусом, старающимся не открывать все двери на всех остановках.
...осторожно, двери закрываются...
или
...троллейбус дальше не идёт...
Если кто не знает, в чердачинском общественном транспорте давно и повсеместно живут кондуктора, похожие на нахохолившихся птиц, так что оставлять проезд неоплаченным невозможно.
Хотя я до сих пор тоскую по советским кассовым аппаратам с прозрачной крышей из пластика.
Хотя еще помню и кассы, бывшие до этих, совсем уже старинные, словно бы из моего персонального XIX века.
Не знаю, как это выглядит со стороны (я же фотографирую как бы из себя и от себя), но наиболее подвижной и интересной мне кажется серия снимков, посвященных улице Печерской.
Её, одностороннюю, я много раз описывал и показывал: действительно ведь - каждый месяц отчитываюсь...
...так как она самая неподвижная и [практически вся] чужая то кажется, что она более всего подвержена незаметным изменениям.
И уж точно именно Печерская максимально богата оттенками смыслового минимализма, который можно повернуть в любую сторону - хоть Германтов (к городу), хоть Свана (к кулисам посёлка)...
...её сложнее всего поймать, так как она вся, вроде бы как, перед тобой, хотя на самом деле, она вся спрятана и загорожена: по чётной стороне заборами того, что теперь любят называть домохозяйствами (отвратительное слово, конечно же), а другая, нежилая, полосой отчуждения, оставшейся от нашей рощи, варварски вырубленной под магазин развлечений с оружейной лавкой, двумя бензозаправками и прочей бесчеловечной муйнёй - порой поражаешься сколько бесчеловечности, подступающей непосредственно к человеческим жилищам, понатолкано вокруг людской жизни.
Иногда даже начинает казаться, что без этой бесчеловечности вокруг да около уже никак.
Тем более, что найти незагаженный человеческим присутствием уголок практически невозможно.
Чем больше об этом думаешь, тем чаще пытаешься представить эту складку ландшафта в первозданном состоянии - до того момента, когда сюда пришли люди, начали рубить деревья и прокладывать дороги.
Так как заселяли эти места относительно недавно, аутентичность ещё проглядывает сквозь картинки нищенской советской индустриализации и того, что привело на край урочища Селябы толпы обездоленных людей в обмотках.
Но я стараюсь представлять не большой передел, а то, что было до
И тогда, честное слово, мне становится немного легче.
Вроде бы и так не особо тяжело, если не брать вопросы актуальной политики, но всё равно легче...
...словно бы что-то снимает бинты с души, распелёнывает душу.
Нечто похожее, кстати, описывает Торо в своей книге о жизни в лесу.
Сразу за тем фрагментом, который я сегодня вырезал из книги для этого поста, идут описания первородного состояния Уолден, местности с прудом, которая уже тогда, то есть, в середине XIX века, казалась Торо обезображенной корыстолюбивыми фермерами и неразумной деревенщиной.
Однако, гораздо сильнее меня тронул эпизод, где Торо сравнивает водную поверхность пруда с зеркалом, впрочем, судите сами - цитата чуть ниже.
Понятно, что сравнивать улицу с водоёмом (рекой, в основном) - место общее и лишённое оригинальности (то есть, новой инфы), однако, если сделать это через торовские описания своего пруда, цельность впечатления и его объём могут быть умозрительно восстановлены.
***
"В конце октября, когда наступают настоящие заморозки, исчезают и водомерки и водяные жуки, в это время и в ноябре, в тихие дни ни одна морщинка не набегает на водную гладь. Однажды в ноябре, уже после полудня, во время затишья после нескольких дней бури и дождей, когда небо было еще сплошь затянуто тучами, а в воздухе стоял туман, я обратил внимание на то, что пруд был удивительно гладок, так что поверхность его была почти невидимой, хотя отражала уже не яркие краски октября, а сумрачные ноябрьские холмы. Я вел лодку как только мог осторожно, но легкие волны, которые от нее разбегались, все же уходили очень далеко и смещали отраженные в пруду картины. Но вот в нескольких местах я заметил на поверхности воды слабое мерцание, точно там собрались водомерки, уцелевшие от холодов, или же гладкая поверхность выдавала места, где со дна били ключи. Тихо подплыв к одному такому месту, я с удивлением увидел, что оказался среди несметной стаи мелких окуней, около пяти дюймов длины; они резвились, сверкая бронзой в зеленой воде, то и дело подымаясь на поверхность и оставляя на ней рябь и пузырьки. На этой прозрачной и словно бездонной воде, отражавшей облака, я как будто парил на воздушном шаре, и стаи рыб тоже, казалось, были в полете, точно стаи птиц, проносившиеся как раз подо мной, справа и слева, распустив плавники, будто крылья. В пруду было много таких стай, которые, видимо, спешили пользоваться короткой порой, прежде чем зима задвинет их широкое окно ледяными ставнями; из-за них поверхность воды иногда казалась взволнованной легким ветром или изрытой дождевыми каплями. Когда я спугивал их неосторожным приближением, они разом шлепали по воде хвостами - точно кто-то ударял по ней ветвистым суком - и скрывались в глубине. Но вот ветер усилился, поднялся туман, по пруду пошли волны, и окуни начали подпрыгивать еще выше, наполовину выскакивая из воды, и сотни этих темных черточек в три дюйма длиной одновременно появлялись на поверхности. Был один год, когда еще 5 декабря я заметил на воде ямочки и, думая, что начинается сильный дождь, потому что стоял туман, налег на весла и поспешил домой; дождь, казалось, усиливался, хотя на меня еще не упало ни одной капли, и я приготовился промокнуть насквозь. Но ямочки внезапно исчезли, потому что это были окуни, которых плеск моих весел прогнал в глубину, - я увидел, как они уходили, - так что я все же остался сухим.
Один старик, часто бывавший на нашем пруду лет шестьдесят назад, когда он был затенен окружающими лесами, рассказывал мне, что в ту пору пруд кишел дикими утками и другой водяной птицей, и немало было также орлов. Он приходил сюда рыбачить и брал старый долбленый каноэ, который нашел на берегу. Каноэ был сделан из двух выдолбленных сосновых бревен, скрепленных вместе и срезанных на концах под прямым углом. Это был очень неуклюжий челн, но он прослужил много лет, а потом пропитался водой и, вероятно, затонул. Он не знал, чья это лодка, - она принадлежала пруду. Якорный канат он сплел из орехового лыка. А один старый горшечник, живший у пруда еще до Революции,[191] рассказывал ему, что на дне лежит железный сундук и что он сам его видел. Иногда сундук подплывал к берегу, но когда вы подходили, он опускался в глубь и исчезал. Мне понравился рассказ о старом долбленом каноэ, заменившем индейский каноэ из такой же сосны, но более красивой формы, а тот некогда мог быть просто деревом, которое росло тут же, на берегу, упало на воду и много лет на ней плавало, - самый подходящий челн для такого озера. Помню, что, впервые заглянув в глубину, я смутно различил на дне множество толстых стволов, которые свалились туда во время бури или, может быть, остались на льду после порубок, когда дрова были дешевле; сейчас их почти не видно..."
Из книги Генри Дэвида Торо "Уолден, или Жизнь в лесу", глава "Пруды"
Картинки Печерской в октябре прошлого (2020) года. От оммажей Ансельма Кифера к пастишам Саю Твомбли: https://paslen.livejournal.com/2515785.html
