Первая экспедиция в жизни Мики. По заповедным местам. Даня даёт определение скульптуре
За год Даня сильно подрос, вытянулся, стал больше грассировать, но главное обстоятельство его развития пришло извне. Осенью у Дани появился брат Мика, которого Даня называет «мой самый любименький».
Он же все время лезет к Мике с ласками, точно хочет никогда не выходить из кадра, тетешит его, агукает, но так как у Дани не очень большой опыт общения с детьми (до этого в семье он был самым маленьким), то выходит это у него не очень ловко.
Вчера мы всей кучей прилетели из Москвы, а сегодня, пока Лена мыла полы и пылесосила, нас втроем отправили на прогулку. Полина с нами не пошла, так как она теперь взрослая девушка и у неё есть айфон.
Данель тоже сначала, вроде бы, хотел посидеть в песочнице, но я пообещал ему показать железную дорогу, рельсы, и, если повезёт, поезд.
И мы тронулись в экспедицию, хотя, конечно, зря я пообещал ему сходить рельсы: всю ночь лил жесткий ливень, улица Печерская и все дорожки и тропинки раскисли, глина покрылась сукровицей и глазами луж неглубокого, но противного залегания.
До Мики я катал по этому маршруту (Печерская - Калининградская - Столбовая - Железная, с заездом на спортплощадку школы № 83 и заводской стадион) сначала Полю, потом, соответственно, Даню.
Теперь пришла очередь Мики и просто поразительно насколько все они разные.
Все наши, все родные, но словно бы впитавшие в себя (или выражающие собой) совершенно разные ипостаси наших отличительных родовых признаков. На них, при этом, конечно же, накладываются свойства родителей и родственников Тиги, но это может увидеть только он и они, а мы, со своей стороны, видим только своё.
Пося флегматичная и томная барышня, будто бы пребывающая в постоянной задумчивости, добрейшей души человек.
Артист Даня (как его вчера назвал деда Вова) мне больше всего напоминает меня в детстве, дело доходит до каких-то поражающих интуитивных совпадений не чего-то конкретного, но самого самостроя хрупкого человека с быстрыми и крайне изощрёнными мозгами, границы которого он почему-то обязан охранять от постоянной угрозы вторжения. Отсюда возникает и начинает развиваться ласковое, игровое лукавство.
Теперь вот еще и Мика, который пока что по большей части проекция себя самого, хотя уже сейчас есть и характер (требовательный, но простодушный), миросозерцание (уверенное и спокойное) и общая конституция человека сильного, твердо стоящего на ногах.
Хотя пока что Мика еще не стоит на ногах, но очень быстро ползает по всем доступным ему местам, опережая скорость человеческой мысли и, тем более, реакции.
Бороздит комнаты с редкой целеустремленностью ледокола «Ленин».
И вот мы пошли в экспедицию к рельсам, но пришлось обходить непроходимую зону отчуждения - для этого мы пошли мимо теплоцентрали, идущей параллельно школьной территории (когда-то Даню поразило, что трубы очень горячие и ими можно ошпариться - прошлым летом он их поначалу даже пытался бояться немного, но очень скоро привык бегать по ним и спрыгивать возле ряда старых тополей), пересекли школьный огород, вышли на пустырь, образовавшийся после сноса квартала старых домов, безвозвратно изменившего облик нашего посёлка и, через мусорки и свалки, покатили коляску с Микой к железной дороге, тем более, что время от времени из-за отдаленных ворот элеватора, куда уходили рельсы, доносился протяжный гудок реального паровоза.
Даня никогда его не видел, а я видел, но всего несколько раз. Железнодорожная ветка эта соединяет завод со складами и ходит по ней всего один грузовой состав, причем достаточно редко.
Но в мае, когда я возвращался домой на майские, я видел, как поезд, не оборачиваясь, промчал мимо Печерской в один из тёплых вечеров около 12-ти ночи.
Все наши экспедиции с Даней прошлого и даже позапрошлого года, когда его нужно было ещё всё время держать за руку, будто бы и возникли из этого важного человеческого желания, узаконенного Зигмундом, увидеть живой поезд.
Но нам не везло. Мы даже лошадку, живущую на улице Железной, видели много раз - особенно нам с Даней повезло позапрошлой зимой, когда на АМЗ случились большие сугробы и Даня забрался на один из них, наросший поверх большой кучи песка, и разглядел лошадку во всех её подробностях, а вот с поездом никак.
Хотя он постоянно ведёт себя как живой и приманивает нас гудками совершенно непонятного назначения - ведь если он никуда не собирается ехать, то зачем тогда гудеть? Как будто бы знает про нашу экспедицию и добавляет ей суггестии.
Зимой, собираясь дойти до магазина, я оказался в непосредственной близости от ворот элеватора именно в тот момент, когда из-за них раздался очередной протяжный вопль и я решил, что поезд сейчас появится, стоит чуть-чуть подождать.
Полосу отчуждения окружают пригорки и я начал сбегать по ним, то с одной стороны от железнодорожных путей, то с другой, будто бы заинтересованный окружающим ландшафтом (достаточно, впрочем, замусоренным и заунывным), оправдывая своё подзатянувшееся зависание в этом странном промежуточном, которое следует пробегать не задумываясь - то ли для себя, то ли для редких прохожих - необходимостью сделать хороший кадр на фоне бездонного неба, отсылающий, несомненно к «Сталкеру».
Хотя, конечно, такая избыточная эстетическая деятельность вряд ли могла что-нибудь прояснить жителям посёлка, если бы они, вдруг, взяли и задумались, что делает здесь этот странный неказистый человек маленького роста с телефоном в руках.
Думаю, они нашли бы моё поведение подозрительным и каким-то избыточным, что ли?
То есть, сложилось так, что мы с ребятами прошли сегодня по основным точкам наших традиционных маршрутов, словно бы Даня предлагал ознакомиться с ними Мику.
Однако, Даня вёл себя совершенно не как на презентации - он был непосредственным участником всех событий. Даня вспоминал эти места, точнее, окликался на прошлогодний опыт, полученный в том или ином месте, погружался в него снова, сравнивал.
Теплоцентраль оказалась совсем нестрашной и не горячей, лошадь с улицы Железной видно не было, но Даня приник к щелочке в заборе и начал кричать ей что-то подбадривающее. Даня, вообще, почти всегда громко разговаривает. В отличие от Полины, которая или молчит, уткнувшись в телефон или говорит так тихо, что все её постоянно переспрашивают.
Наверное, именно поэтому Пося хочет пойти работать в полицию и уже полгода, что ли, патрулирует вместе с полицейским нарядом, улицы родного города. Такая у неё от школы нагрузка.
Просто когда преподавательница предложила поучаствовать в самом первом патруле, никто из Посиных одноклассников этим не заинтересовался, вот она и вызвалась. Ей понравилось и теперь она катается в полицейской машине постоянно.
Два эти обстоятельства, как кажется, очень хорошо описывают покладистый характер Полины, не лишённый любознательности и, по-женски зрелого, любопытства.
Мы как раз вылезали с Печерской, с трудом превозмогая распутицу, словно бы специально созданную художниками Передвижниками для того, чтобы лишний раз подчеркнуть неухоженность и бесприютность русского существования.
Уж на что Даня - любитель бороздить лужи в резиновых сапогах (они, с прошлого года, все ещё ему в пору), но даже он как-то не особенно ими сегодня увлекся.
Возможно, у него просто акклиматизация в самом разгаре, но он вдруг стал мне объяснять как они с Мики похожи были в детстве - ну, просто одно лицо.
Это я, скорее всего, задел его за живое своими стариковскими воспоминаниями, когда начал рассказывать как по этим колдоёбинам и ухабам катал сначала Полю, а потом вот его и как все по-разному себя вели.
Стариковских воспоминаний ведь никогда не прибывает - они всегда одни и те же, вот и крутятся по кругу, одни и те же формулы. Это любому надоест, тем более, такому импульсивному человеку как Даня, которого теперь постоянно сравнивают с Микой.
- И нос одинаковый, и рот и глаза, и уши, посмотри же…
На что я, разумеется, возражал, что всё у них разное, от формы головы и до темперамента, на что Даня ехидно рассмеялся, что, мол, у Мики голова - квадратная, что ли?
На школьной площадке, которую местные школьники и педагоги с большим тщанием украшают сообразно своим представлениям о прекрасном, мы вдруг увидели деревянный поезд, созданный из деревяшек.
Пара бревен, скрепленных друг с другом, объединились в локомотив, к которыми оказались привязаны три вагона - три больших грядки, с приделанными к ним по бокам чурочками-блинами, изображающими колёса.
Даня, разумеется, бросился к этим вагончикам, но почти сразу понял, что они намертво вкопаны в землю и ехать не могут. Чтобы хоть как-то смикшировать его разочарование, я воскликнул, что это игрушечный поезд сделан совсем как живой. Но разочарованию Дани не было предела.
- Это не игрушка потому, что она не движется и ее нельзя взять с собой. Поэтому это - скульптура.
Я попросил объяснить меня чем игрушки отличаются от скульптур и Даня, мол, чего тут непонятного, фыркнул: «Цифрами», скорее всего, намекая на принцип золотого сечения, но нас вновь отвлекли и искусствоведческая тема подвисла.
Паровоз вновь прокричал что-то из-за далеких ворот, точно хищник, запертый в клетку зоопарка и его стон перекрыл шум самолёта, накрывшего нас с головой. Мика на эти звуки вообще никак не отреагировал, сидя как будда, а вот Даня заинтересовался отечественным авиапромом, поэтому пришлось объяснять, что тут у нас, в Чердачинске, такие летательные милитаристские символы, заставляющие в тревоге застывать всех горожан на доли секунды, так как изначальные советские страхи и инстинкты поборот невозможно, вообще-то в порядке вещей.
Вот и Даня принял их как должное и уже не обращал внимание на рёв военных сверхзвуковых, когда они патрулировали местность во второй, в третий и, тем более, в четвертый раз.
Он же сам, можно сказать, только что летел на мощном Аэробусе, который сначала перевёз его из Тель-Авива в Москву, а затем из Москвы забросил в Чердачинск на родину предков.
Уже потом, когда он походил по теплотрассе, а потом мы, наконец, зашли к рельсам со стороны пустыря и Даня начал бояться, что поезд окажется быстрее нас, я окликнул его, назвав Микой - путаница эта всем нам тут свойственна и все (даже его мама Лена) постоянно путаются этим неожиданным перераспределением ролей, ведь из года в год мы привыкали и свыкались с окончательным распределением ролей, а теперь, как заметил Даня, «самый младший в нашей группе - Микаэль».
Ну, и, так как он самый молодой и рисковый, головы наши забиты под завязку малышом, целеустремлённым и очень энергичным.
Лена недавно придумала, что Даня и Мика похожи на Малыша и Карлсона, причем Малыш - это не Мика, а Даня, который не удивился на то, что вот теперь и я назвал его Микой, с какой-то обречённостью (ну, то есть, глядя по сторонам в поисках побочных развлечений - например, подобрать камень и бросить его в лужу) принялся объяснять, что, вообще-то, они с Микой во всём разные.
- Мика - это самолёт, он разгонится и улетит куда-нибудь. Куда? Ну, в другую страну. В какую? В Англию.
Почему именно в Англию Даня объяснить не смог. Тут уже надо Лену спрашивать.
Мне только удалось добиться от него признания, что сам-то он, в отличие от Мики, точно не самолет, а кто-то другой. Кто пока не знает и не скажет (мне показалось, что Даня знает, просто специально не говорит, опасаясь чего-то). Но в Англию он полетит вместе с братом-самолётом. Потому что Мика - брат ему, а братья всегда должны летать вместе.
Он же все время лезет к Мике с ласками, точно хочет никогда не выходить из кадра, тетешит его, агукает, но так как у Дани не очень большой опыт общения с детьми (до этого в семье он был самым маленьким), то выходит это у него не очень ловко.
Вчера мы всей кучей прилетели из Москвы, а сегодня, пока Лена мыла полы и пылесосила, нас втроем отправили на прогулку. Полина с нами не пошла, так как она теперь взрослая девушка и у неё есть айфон.
Данель тоже сначала, вроде бы, хотел посидеть в песочнице, но я пообещал ему показать железную дорогу, рельсы, и, если повезёт, поезд.
И мы тронулись в экспедицию, хотя, конечно, зря я пообещал ему сходить рельсы: всю ночь лил жесткий ливень, улица Печерская и все дорожки и тропинки раскисли, глина покрылась сукровицей и глазами луж неглубокого, но противного залегания.
До Мики я катал по этому маршруту (Печерская - Калининградская - Столбовая - Железная, с заездом на спортплощадку школы № 83 и заводской стадион) сначала Полю, потом, соответственно, Даню.
Теперь пришла очередь Мики и просто поразительно насколько все они разные.
Все наши, все родные, но словно бы впитавшие в себя (или выражающие собой) совершенно разные ипостаси наших отличительных родовых признаков. На них, при этом, конечно же, накладываются свойства родителей и родственников Тиги, но это может увидеть только он и они, а мы, со своей стороны, видим только своё.
Пося флегматичная и томная барышня, будто бы пребывающая в постоянной задумчивости, добрейшей души человек.
Артист Даня (как его вчера назвал деда Вова) мне больше всего напоминает меня в детстве, дело доходит до каких-то поражающих интуитивных совпадений не чего-то конкретного, но самого самостроя хрупкого человека с быстрыми и крайне изощрёнными мозгами, границы которого он почему-то обязан охранять от постоянной угрозы вторжения. Отсюда возникает и начинает развиваться ласковое, игровое лукавство.
Теперь вот еще и Мика, который пока что по большей части проекция себя самого, хотя уже сейчас есть и характер (требовательный, но простодушный), миросозерцание (уверенное и спокойное) и общая конституция человека сильного, твердо стоящего на ногах.
Хотя пока что Мика еще не стоит на ногах, но очень быстро ползает по всем доступным ему местам, опережая скорость человеческой мысли и, тем более, реакции.
Бороздит комнаты с редкой целеустремленностью ледокола «Ленин».
И вот мы пошли в экспедицию к рельсам, но пришлось обходить непроходимую зону отчуждения - для этого мы пошли мимо теплоцентрали, идущей параллельно школьной территории (когда-то Даню поразило, что трубы очень горячие и ими можно ошпариться - прошлым летом он их поначалу даже пытался бояться немного, но очень скоро привык бегать по ним и спрыгивать возле ряда старых тополей), пересекли школьный огород, вышли на пустырь, образовавшийся после сноса квартала старых домов, безвозвратно изменившего облик нашего посёлка и, через мусорки и свалки, покатили коляску с Микой к железной дороге, тем более, что время от времени из-за отдаленных ворот элеватора, куда уходили рельсы, доносился протяжный гудок реального паровоза.
Даня никогда его не видел, а я видел, но всего несколько раз. Железнодорожная ветка эта соединяет завод со складами и ходит по ней всего один грузовой состав, причем достаточно редко.
Но в мае, когда я возвращался домой на майские, я видел, как поезд, не оборачиваясь, промчал мимо Печерской в один из тёплых вечеров около 12-ти ночи.
Все наши экспедиции с Даней прошлого и даже позапрошлого года, когда его нужно было ещё всё время держать за руку, будто бы и возникли из этого важного человеческого желания, узаконенного Зигмундом, увидеть живой поезд.
Но нам не везло. Мы даже лошадку, живущую на улице Железной, видели много раз - особенно нам с Даней повезло позапрошлой зимой, когда на АМЗ случились большие сугробы и Даня забрался на один из них, наросший поверх большой кучи песка, и разглядел лошадку во всех её подробностях, а вот с поездом никак.
Хотя он постоянно ведёт себя как живой и приманивает нас гудками совершенно непонятного назначения - ведь если он никуда не собирается ехать, то зачем тогда гудеть? Как будто бы знает про нашу экспедицию и добавляет ей суггестии.
Зимой, собираясь дойти до магазина, я оказался в непосредственной близости от ворот элеватора именно в тот момент, когда из-за них раздался очередной протяжный вопль и я решил, что поезд сейчас появится, стоит чуть-чуть подождать.
Полосу отчуждения окружают пригорки и я начал сбегать по ним, то с одной стороны от железнодорожных путей, то с другой, будто бы заинтересованный окружающим ландшафтом (достаточно, впрочем, замусоренным и заунывным), оправдывая своё подзатянувшееся зависание в этом странном промежуточном, которое следует пробегать не задумываясь - то ли для себя, то ли для редких прохожих - необходимостью сделать хороший кадр на фоне бездонного неба, отсылающий, несомненно к «Сталкеру».
Хотя, конечно, такая избыточная эстетическая деятельность вряд ли могла что-нибудь прояснить жителям посёлка, если бы они, вдруг, взяли и задумались, что делает здесь этот странный неказистый человек маленького роста с телефоном в руках.
Думаю, они нашли бы моё поведение подозрительным и каким-то избыточным, что ли?
То есть, сложилось так, что мы с ребятами прошли сегодня по основным точкам наших традиционных маршрутов, словно бы Даня предлагал ознакомиться с ними Мику.
Однако, Даня вёл себя совершенно не как на презентации - он был непосредственным участником всех событий. Даня вспоминал эти места, точнее, окликался на прошлогодний опыт, полученный в том или ином месте, погружался в него снова, сравнивал.
Теплоцентраль оказалась совсем нестрашной и не горячей, лошадь с улицы Железной видно не было, но Даня приник к щелочке в заборе и начал кричать ей что-то подбадривающее. Даня, вообще, почти всегда громко разговаривает. В отличие от Полины, которая или молчит, уткнувшись в телефон или говорит так тихо, что все её постоянно переспрашивают.
Наверное, именно поэтому Пося хочет пойти работать в полицию и уже полгода, что ли, патрулирует вместе с полицейским нарядом, улицы родного города. Такая у неё от школы нагрузка.
Просто когда преподавательница предложила поучаствовать в самом первом патруле, никто из Посиных одноклассников этим не заинтересовался, вот она и вызвалась. Ей понравилось и теперь она катается в полицейской машине постоянно.
Два эти обстоятельства, как кажется, очень хорошо описывают покладистый характер Полины, не лишённый любознательности и, по-женски зрелого, любопытства.
Мы как раз вылезали с Печерской, с трудом превозмогая распутицу, словно бы специально созданную художниками Передвижниками для того, чтобы лишний раз подчеркнуть неухоженность и бесприютность русского существования.
Уж на что Даня - любитель бороздить лужи в резиновых сапогах (они, с прошлого года, все ещё ему в пору), но даже он как-то не особенно ими сегодня увлекся.
Возможно, у него просто акклиматизация в самом разгаре, но он вдруг стал мне объяснять как они с Мики похожи были в детстве - ну, просто одно лицо.
Это я, скорее всего, задел его за живое своими стариковскими воспоминаниями, когда начал рассказывать как по этим колдоёбинам и ухабам катал сначала Полю, а потом вот его и как все по-разному себя вели.
Стариковских воспоминаний ведь никогда не прибывает - они всегда одни и те же, вот и крутятся по кругу, одни и те же формулы. Это любому надоест, тем более, такому импульсивному человеку как Даня, которого теперь постоянно сравнивают с Микой.
- И нос одинаковый, и рот и глаза, и уши, посмотри же…
На что я, разумеется, возражал, что всё у них разное, от формы головы и до темперамента, на что Даня ехидно рассмеялся, что, мол, у Мики голова - квадратная, что ли?
На школьной площадке, которую местные школьники и педагоги с большим тщанием украшают сообразно своим представлениям о прекрасном, мы вдруг увидели деревянный поезд, созданный из деревяшек.
Пара бревен, скрепленных друг с другом, объединились в локомотив, к которыми оказались привязаны три вагона - три больших грядки, с приделанными к ним по бокам чурочками-блинами, изображающими колёса.
Даня, разумеется, бросился к этим вагончикам, но почти сразу понял, что они намертво вкопаны в землю и ехать не могут. Чтобы хоть как-то смикшировать его разочарование, я воскликнул, что это игрушечный поезд сделан совсем как живой. Но разочарованию Дани не было предела.
- Это не игрушка потому, что она не движется и ее нельзя взять с собой. Поэтому это - скульптура.
Я попросил объяснить меня чем игрушки отличаются от скульптур и Даня, мол, чего тут непонятного, фыркнул: «Цифрами», скорее всего, намекая на принцип золотого сечения, но нас вновь отвлекли и искусствоведческая тема подвисла.
Паровоз вновь прокричал что-то из-за далеких ворот, точно хищник, запертый в клетку зоопарка и его стон перекрыл шум самолёта, накрывшего нас с головой. Мика на эти звуки вообще никак не отреагировал, сидя как будда, а вот Даня заинтересовался отечественным авиапромом, поэтому пришлось объяснять, что тут у нас, в Чердачинске, такие летательные милитаристские символы, заставляющие в тревоге застывать всех горожан на доли секунды, так как изначальные советские страхи и инстинкты поборот невозможно, вообще-то в порядке вещей.
Вот и Даня принял их как должное и уже не обращал внимание на рёв военных сверхзвуковых, когда они патрулировали местность во второй, в третий и, тем более, в четвертый раз.
Он же сам, можно сказать, только что летел на мощном Аэробусе, который сначала перевёз его из Тель-Авива в Москву, а затем из Москвы забросил в Чердачинск на родину предков.
Уже потом, когда он походил по теплотрассе, а потом мы, наконец, зашли к рельсам со стороны пустыря и Даня начал бояться, что поезд окажется быстрее нас, я окликнул его, назвав Микой - путаница эта всем нам тут свойственна и все (даже его мама Лена) постоянно путаются этим неожиданным перераспределением ролей, ведь из года в год мы привыкали и свыкались с окончательным распределением ролей, а теперь, как заметил Даня, «самый младший в нашей группе - Микаэль».
Ну, и, так как он самый молодой и рисковый, головы наши забиты под завязку малышом, целеустремлённым и очень энергичным.
Лена недавно придумала, что Даня и Мика похожи на Малыша и Карлсона, причем Малыш - это не Мика, а Даня, который не удивился на то, что вот теперь и я назвал его Микой, с какой-то обречённостью (ну, то есть, глядя по сторонам в поисках побочных развлечений - например, подобрать камень и бросить его в лужу) принялся объяснять, что, вообще-то, они с Микой во всём разные.
- Мика - это самолёт, он разгонится и улетит куда-нибудь. Куда? Ну, в другую страну. В какую? В Англию.
Почему именно в Англию Даня объяснить не смог. Тут уже надо Лену спрашивать.
Мне только удалось добиться от него признания, что сам-то он, в отличие от Мики, точно не самолет, а кто-то другой. Кто пока не знает и не скажет (мне показалось, что Даня знает, просто специально не говорит, опасаясь чего-то). Но в Англию он полетит вместе с братом-самолётом. Потому что Мика - брат ему, а братья всегда должны летать вместе.