"Луиз Буржуа. Структуры бытия: клетки" в Музее современного искусства "Гараж"
Большинство объектов на этой выставке - «клетки», состоящие из старых дверей. Буржуа, видимо, скупала их оптом при разрушении старых домов и, подобно Александру Бродскому с его «Ротондой», составляла из них комнаты неправильной, округлой формы, как бы заворачивающиеся внутрь, наподобие ракушки. Там, внутри, мебель и объекты, женского рукоделия, например, или макеты зданий. Так как Буржуа - известная феминистка, то пафос этих инвайроментов (которые она начала делать еще в шестидесятых) понятен: женская сущность сокровенна, укромна, укрыта. Нутрянка инь похожа на лабиринт, куда можно заглядывать сквозь грязные, потрескавшиеся окна, но проникнуть внутрь невозможно. Если только одной частью своего мужского тела. Ну, да, головой. Да и то ненадолго.
Сложнее разгадать мутные, неоднозначные скульптурные объекты, расфасованные по выставочным витринам. Они демонстративно плохо обработаны, включают замусоленные реди-мейды и потасканные тряпки. Точно, перед тем как выставить в музее, их долго таскали и гваздали, дабы переплавить в иное агрегатное состояние. В инобытие уже даже не предметного, но физиологического свойства. Как если Буржуа хотелось бы превратить свои нелепые фигурки в органические сгустки и тромбы; в органы непонятно какой пересадки.
Никакая она не феминистка, всё-таки. Дело не в борьбе за женские права, но в выстраивании параллельного, женского взгляда на мир (и, следовательно, на искусство). Всё, что в мире есть, сделано или построено, практически всегда исходит из мужского понимания реальности. Фаллоцентризм до сих пор рулит и важно хотя бы попытаться создать систему, свободную от логоцентризма, мужеских особенностей, культуры-литературы, создать какую-то автономную оптику, независимую от традиционной. От привычной. Учитывая увлечённость Буржуа психоанализом и сюрреализмом, из которых она растёт, можно было бы сказать, что она проявляет (делает зримой) аниму, тёмную сторону женской сущности. Однако, правильнее было бы предложить максимально глубокое погружение в недра (или толщу) бессознательного, совсем как у Марка Ротко. Где нет и не может быть разделения на «темное» и «светлое», «хорошее» или «плохое».
Самое интересное, впрочем, следить не за «страной происхождения» (выгородка в одной из галерей, составленных из остропиких столбов, явно отсылающих к поискам Бранкузи) и даже не за «лабиринтами бессознательного», закручивающим свои антикварные спирали, но за смотрительницами в зале.
Возле каждой комнаты и клетки здесь обязательно стоит девушка в фирменной экипировке. Они тихи и робки. Прячутся от камеры, как только начинаешь наводить айфон на объекты, к которым они точно привязаны. Может быть, конечно, силы экономят, ибо выставка только-только началась и следует правильно распределять энергию, но мне почему-то кажутся, что инвайроменты «великой паучихи» входят в какое-то странное отношение с опекаемыми инсталляциями. Как если вся их нутрянка то ли высосана, то ли выскоблена старухой-процентщицей для того, чтобы в качестве выносного жесткого диска быть, каждый раз, представленной в экспозиционной развёртке.
Сложнее разгадать мутные, неоднозначные скульптурные объекты, расфасованные по выставочным витринам. Они демонстративно плохо обработаны, включают замусоленные реди-мейды и потасканные тряпки. Точно, перед тем как выставить в музее, их долго таскали и гваздали, дабы переплавить в иное агрегатное состояние. В инобытие уже даже не предметного, но физиологического свойства. Как если Буржуа хотелось бы превратить свои нелепые фигурки в органические сгустки и тромбы; в органы непонятно какой пересадки.
Никакая она не феминистка, всё-таки. Дело не в борьбе за женские права, но в выстраивании параллельного, женского взгляда на мир (и, следовательно, на искусство). Всё, что в мире есть, сделано или построено, практически всегда исходит из мужского понимания реальности. Фаллоцентризм до сих пор рулит и важно хотя бы попытаться создать систему, свободную от логоцентризма, мужеских особенностей, культуры-литературы, создать какую-то автономную оптику, независимую от традиционной. От привычной. Учитывая увлечённость Буржуа психоанализом и сюрреализмом, из которых она растёт, можно было бы сказать, что она проявляет (делает зримой) аниму, тёмную сторону женской сущности. Однако, правильнее было бы предложить максимально глубокое погружение в недра (или толщу) бессознательного, совсем как у Марка Ротко. Где нет и не может быть разделения на «темное» и «светлое», «хорошее» или «плохое».
Самое интересное, впрочем, следить не за «страной происхождения» (выгородка в одной из галерей, составленных из остропиких столбов, явно отсылающих к поискам Бранкузи) и даже не за «лабиринтами бессознательного», закручивающим свои антикварные спирали, но за смотрительницами в зале.
Возле каждой комнаты и клетки здесь обязательно стоит девушка в фирменной экипировке. Они тихи и робки. Прячутся от камеры, как только начинаешь наводить айфон на объекты, к которым они точно привязаны. Может быть, конечно, силы экономят, ибо выставка только-только началась и следует правильно распределять энергию, но мне почему-то кажутся, что инвайроменты «великой паучихи» входят в какое-то странное отношение с опекаемыми инсталляциями. Как если вся их нутрянка то ли высосана, то ли выскоблена старухой-процентщицей для того, чтобы в качестве выносного жесткого диска быть, каждый раз, представленной в экспозиционной развёртке.