Виченца. С заступом
Переживание городского пространства напрямую зависит от точки входа в него.
И того, как оно отличается от ожиданий, заданных путеводителем (нынешние, «трёхмерные» карты категорически мешают карты, искажая восприятие мнимой ясностью схемы улиц и площадей).
От границы «исторической зоны» (в Виченце она отделена от всего прочего города кругом зелёной» защиты парков и холмов) идёшь по направлению к «центру», обозначенному, как это водится в средневековых европейских (итальянских) городах Главной Площадью с Главным Зданием (тут это - Базилика Палладио), точно раздвигая окрестные улицы для того, чтобы войти в Главное.
Из Центра можно путешествовать по городу разными путями (Виченца округла и замкнута на саму себя), важно, что главная галочка уже поставлена.
Любая экскурсия имеет набор обязательных пунктов - где-то они кучкуются в одном месте, где-то рассеяны по планете города - однако, если ты так и не достиг центра, тебя всё время будет тревожить «недосказанность» городского плана, а если ты отметился на центральной площади (Белая базилика, являвшаяся центром общественной жизни, мэрией и судом, оформленная Палладио, тут же - памятник ему и несколько выходящих на Пьяцца деи Синьори важных палладианских фасадов) внутренняя система географических координат автоматически приходит в норму.
В спокойное состояние, с которым можно уже работать.
План любого «залётного» города, на который у тебя отведено всего два дня, таким образом, оказывается чем-то вроде супрематической композиции.
Приходится постоянно совмещать в себе два плана - буквальный (фронтальный), сталкивающий тебя с конкретными проявлениями уличной реальности (сегодня на Пьяцца деи Синьори рынок, площадь заполнена лотками и торговыми павильонами, из-за чего строгие очертания Базилики корректируются в сторону милой сельской непосредственности) - и супрематический, условный, надмирный.
Как если ты облетаешь окрестности на высоте птичьего полёта, пытаясь охватит город как нечто целое и геометрически законченное.
«Виченца. Палладио и окресности» на Яндекс.Фотках
И тут всё зависит от плотности исторического и архитектурного контекста: Венеция вываливается на тебя сразу вся, заполняя всю видимую и даже невидимую (её легко мысленно продолжить) территорию, тогда как Виченца, несмотря на структуру улиц, по-готически практически лишённую зазоров (дома, особенно на центральных улицах, стоят встык) кажется разреженной.
Ну, да, в путеводителе-то они все сгруппированы рядом, на одной странице, а здесь разбросаны как бог на душу положит.
Без всякого предварительного плана.
Здесь от одной важной галочки-точки до другой нужно пройти сколько-то шагов или минут; здесь пунктумы не так очевидны, как в других местах - те двадцать с лишним (точнее 22 если в городе и 25, если с виллами) объектов, сооружённых, так или иначе, по проектам Палладио, рассеяны по окоёму, что и превращает осмотр Виченцы в квест.
Тем более, что творения Палладио, доступные туристу, в основном, с фасада (если ты не заходишь в некоторые музеи, размещённые в исторических палаццо, а я не зашёл не в одно, за исключением «Театра Олимпико») не выставлены на нарочное всеобщее обозрение, точно бриллианты на бархатной подушечке или, как церкви в Венеции, не окружены пустотой окаменевших кампо), но жёстко встроены в структуру городской жизни и не слишком выделяются на фоне совершенно не «точечной» застройки.
Они погружены в собственную имманентность точно так же, как жители этого города, старающиеся не обращать внимание на чужаков (здесь, опять же, в отличие от Венеции такое вполне возможно - туристический трафик не настолько велик); живут своей затенённой особостью и плевать хотели на тех, кто хочет получше рассмотреть их архитектурные особенности.
"Только увидев эти творения собственными глазами, - писал Гёте после поезки в Виченцу, - познаёшь всю их значимость, ибо подлинной своей величиной и материальностью они дают пищу зрению, а прекрасной пространственной гармонией доставляют удовлетворение духу, и притом не на абстрактном чертеже, но в согласии со всеми законами перспективы, то приближающей их к нам, то отдаляющей...."
Собственно, именно это ты и понимаешь, почти сразу попадая на Пьяццу деи Синьори со стороны городских ворот, мгновенно меняющих зелёный ландшафт на каменный.
Точнее, так: до площади был ведь ещё не слишком выразительный Дуомо, стоящий совсем уже недалеко от проходных ворот (я назначаю их «главными» только оттого, что моя персональная «ниточка» разматывалась через них) - видели мы Дуомо и повыразительнее (прочитал, что его разрушили во время последней Мировой войны); а до площади с Дуомо была другая небольшая площадка, на которой стоит один из самых привлекательных для меня творений Палладио.
«Двухпролётный» (три колонны, два окна между ними) и как бы, поэтому, незаконченный особняк Porto Breganze, выделяющийся в окружающей низкорослой застройке вставным золотым (?) зубом.
Вообще, колонн должно было бы восемь (обязательная симметрия, уравновешенность, все дела), но что-то не срослось, Палладио не успел осуществить замысел и Палаццо достраивал за него Скамоцци (тот самый, что доводил до ума и предсмертный «Театр Олимпико» и многие другие проекты Палладио), так вот, тоже, почему-то, не достроил.
То есть, ты идёшь от вокзала через растянутые аллеи промежутка, мимо автобусных остановок, печальных ноябрьских деревьев, отходящих ко сну и бюста Ганди с закрытыми глазами (вот он, как раз, уже спит), затем входишь в главные ворота с бешенным желанием обязательно разыскать как можно больше палладианских фасадов и тут же, по ходу дела, и правой стороны от твоего центростремительного направления, видишь этот обрубок, выполняющий роль эпиграфа, который, если не знать, что он тоже входит в список ЮНЕСКО, можно и не опознать.
Пройти мимо.
Об этом же, кстати, в своих заметках о Виченце говорит и Гёте: "Когда здесь, на месте, рассматриваешь величественные здания, возведённые этим человеком, и видишь, как они изуродованы мелкиими, грязными людскими потребностями, когда понимаешь, что планы по большей части превосходили возможности исполнителей, и ещё: сколь мало эти бесценные памятники высокого духа соответствовали жизни всего прочего человечества, то поневоле начинаешь думать, что везде происходит одно и то же. Люди не поблагодарят тебя за стремление возвысить их внутренние потребности, внушить им более высокое представление о самих себе, заставить их почувствовать величие доподлинно благородного существования...
[...] Как выглядит базилика Палладио рядом со старым зданием, смахивающим на замок и усеянным разнокалиберными окнами, которое архитектор, конечно же, намеревался снести вместе с башней, трудно передать словами, и мне приходится гнать от себя странно неприятное чувство, ибо здесь я, увы, нахожу рядом то, от чего бегу, и то, чего ищу..." (19.09.1786)
На самом деле, это и будет твой главный палладианский сюрприз - первая твоя палладианская, за-такт, постройка, после которой уже примерно знаешь на что ориентироваться и что искать глазами.
Мы лучше всего помним (запоминаем) начала и концы, середина, как правило, проваливается в глухую несознанку, замещая впечатления друг дружкой примерно так же, как метафоры в метареалистическом стихотворении…
…но для этого нужно отступить ещё дальше и рассказать о том, что накануне, когда ты приехал в Виченцу из Падуи, шёл дождь.
Он шёл уже в Падуе, где много арочных галерей, протянутых вдоль улиц и много музеев и церквей, в которых можно переждать бесконечные серые осадки.
Тем более, что ты уже немного освоился внутри городской геометрии и непредсказуемость, сокращающая расстояния, тебя не страшит.
А тут ты с поезда и ищешь отель, который, как и вокзал, находится вне локальной исторической зоны, так похожей на настольную игру.
Движешься, сообразуясь с указателями, всё время удаляясь от центра, удивляешься тому, что ландшафт становится всё более приземистым и заурядным (дождь при этом не думает заканчиваться, постоянно усиливаясь или сдуваясь, точно кто-то крутит рычажок душа): сайт обещал тебе «пятнадцать минут пешим ходом», но вот ты идёшь и двадцать минут и даже тридцать, постоянно удивляясь пустой, малообжитой местности, явно не туристического толка.
Может быть, ты заплутал?
Даже и спросить не у кого: дождь разогнал последних аборигенов по тёплым углам, а единственный парень, у которого удалось спросить где находится «твоя улица» безнадёжно машет рукой куда-то вдаль.
И ты снова удаляешься от центра.
На сороковой минуте открытого космоса, наконец, доходишь до восьмиэтажной громадины, явно заточенной под транзитных пассажиров: отель не виноват, что находится возле международной трассы и нужен путешествующим сугубо на автомобиле.
А я ещё шутил накануне про пристанище дальнобойщиков и даже не представлял, насколько метафорически, но прав.
Внутри него тихо, как на фабрике после окончания рабочей недели, почти никого нет (сезон давно закончился), хотя он дико старается понравиться какими-то дополнительными, избыточными опциями, вроде косметических наборов и махрового халата, ручек, бытовых приборов и штучек, которыми никогда и никто не пользуется.
Понятно, что отсюда (край земли и обитаемого пространства) тебе уже не выбраться; самое время погружаться в пучины экзистенциального кризиса (где я и почему я тут оказался?) и клаустрофобических страхов.
Однако, берёшь себя в руки, спускаешься в соседний магазинчик за продуктами к ужину (ещё, славабо, работает) и завариваешь себе, вместе с грейпфрутовым маслом, отчаянно горячую ванну (первую за последний стоячий месяц!!!).
И это не «хоть шерсти клок», но мудрое перераспределение акцентов: отрезанный пространством и дождём от всего остального мира, даже не стараешься рыпаться как минимум до шведского завтрака, который окажется разнообразным и изобильным.
Тем более, что ночью дождь закончится и можно, забав вещи, сесть в автобус, который вернёт тебя на вокзал, где, правда, нет ни одной камеры хранения!
И вот тогда из слёз, из темноты, из бедного невежества былого, забыв о вчерашнем кошмаре (хотя чего уж такого в нём было кошмарного: wi-fi работает практически бесперебойно, номер уютный и сухой, из окна открываются дивные дивы на окрестности; выясняется, что твои манкие виллы с Тьеполовскими фресками, а так же легендарная «Ротонда» находятся в трёх с половиной км по прямой и это, между прочим, тоже греет), предпринимаешь вторую попытку.
Идёшь от вокзала парковым промежутком, постепенно наращивая скорость восприятия; проходишь ворота, подходишь к Дуомо, дальше на центральную площадь с временным рынком - а дальше, следовательно, как в музее - приходит пора разбредаться по самым разнообразным залам больших и маленьких, узких или парадных улиц и площадей, в поисках творений Палладиевых.
И это как в большой картинной галерее - обращаешь внимание, в первую очередь, на этикетки, указывающие автора, ибо все подряд дома обозреть невозможно, а возле каждого проекта Палладио обязательно стоит информационный стенд - перстом указующим.
Значит, снова как в музее, шаришь глазами по краям, вместо того, чтобы занимать себя сутью, но сами здания Палладио не коллекционируешь и сильно на них не фиксируешься, ибо, как я уже сказал выше, чаще всего сделать это практически невозможно.
И я не представляю себе тот режим смотрения его шедевров, который можно было бы назвать окончательным: ходить вместе с персональным гидом, который надолго бы застревал в узких уличных проходах, объясняя в чём заключается новаторство и важность каждой отдельной постройки?
Мои потребности много скромнее - прийти, увидеть и понять место, в котором ты очутился, в сто первом приближении; то есть, попытаться настроиться на его волну; те самые умозрительные токи, что, подобно уличным сквознякам, продолжающим улицы, встречаются внутри твоего тела слабыми импульсами умозрительной геометрии.
Мой интерес в Виченце можно назвать архитектурным, а, значит, внешним, не претендующим на детальность переживания, возможного только если здесь задержаться хотя бы на какое-то время.
Именно поэтому я демонстративно отказываюсь заходить в музеи, постоянно встречающиеся на пути - совсем недавно открытый «Музей Палладио» или же практически православный «Музей Икон».
Или же в городскую пинакотеку, стоящую рядом, двери в двери, с «Театром Олимпико» во дворце, созданном по проекту П., хотя всемузейный билет мне вполне позволяет стопорнуться. Но, чу…
Первые же церкви (сначала Дуомо, затем Сан-Лоренцо, фрески которого "к сожалению, сильно повреждены") отбивают всякое желание забираться вообще под какую бы то ни было крышу: после дождя, знаете ли, люди улыбаются, влюблённые встречаются, а населённые пункты раскрываются, точно напоённые свежестью весенние бутоны.
Исключением здесь будет сам «Театр Олимпико», который миновать нельзя и именно поэтому я напишу о нём отдельно.
А город, расслабившись и ухватившись за нить твоего желания, начинает постепенно (крайне медленно и крайне неохотно) раскрывать подведомственные территории; мелькая то живописным каналом, то старинным мостом (Палладио их тоже, кстати, строил), а то особенно таинственно молчащей улочкой, состоящей из загородных вилл, расположенных в городе.
Озаботившись (едва ли не самое важное «на выезде» - всегда чего-то хотеть и, главное, знать чего - это сильно мотивирует и даёт дополнительные силы) поисками «Театра Олимпико», окружными путями, я начал сдвигаться к югу; туда, где ещё меньше туристов и туристических манков и приманок, зато всё больше и больше гармонического единения природы и окультуренности, которыми, впрочем, в Италии никого не удивишь -
- здесь же всё время теряешься в догадках что чего является продолжением и следствием: меланхолическая красота природы, плавно переходящей в городские окрестности или же, наоборот, пойманная взапуски растительность, внезапно вскипающая в промежутках кварталов и как бы стихийно обустроившихся скверах?
Важно, что ты гуляешь внутри большого, раздвинутого в панораму, пейзажа, постоянно подбрасывающего твоему впечатлению всё новые и новые ракурсы и повороты.
Винченца петляет и накидывает петли, вынуждая человека, незнакомого с её внутренней логикой, перемещаться по внешним сторонам уличных полукружий.
Разумеется, на карте всё будет выглядеть не так очевидно и плоско, однако, восприятие имеет иные, причинно-следственные закономерности: ощущения накапливаются, натягиваются одно на другое, из-за чего, наконец, ты и находишь образ города - это клубок, в который, однако, складывается твой путь.
И того, как оно отличается от ожиданий, заданных путеводителем (нынешние, «трёхмерные» карты категорически мешают карты, искажая восприятие мнимой ясностью схемы улиц и площадей).
От границы «исторической зоны» (в Виченце она отделена от всего прочего города кругом зелёной» защиты парков и холмов) идёшь по направлению к «центру», обозначенному, как это водится в средневековых европейских (итальянских) городах Главной Площадью с Главным Зданием (тут это - Базилика Палладио), точно раздвигая окрестные улицы для того, чтобы войти в Главное.
Из Центра можно путешествовать по городу разными путями (Виченца округла и замкнута на саму себя), важно, что главная галочка уже поставлена.
Любая экскурсия имеет набор обязательных пунктов - где-то они кучкуются в одном месте, где-то рассеяны по планете города - однако, если ты так и не достиг центра, тебя всё время будет тревожить «недосказанность» городского плана, а если ты отметился на центральной площади (Белая базилика, являвшаяся центром общественной жизни, мэрией и судом, оформленная Палладио, тут же - памятник ему и несколько выходящих на Пьяцца деи Синьори важных палладианских фасадов) внутренняя система географических координат автоматически приходит в норму.
В спокойное состояние, с которым можно уже работать.
План любого «залётного» города, на который у тебя отведено всего два дня, таким образом, оказывается чем-то вроде супрематической композиции.
Приходится постоянно совмещать в себе два плана - буквальный (фронтальный), сталкивающий тебя с конкретными проявлениями уличной реальности (сегодня на Пьяцца деи Синьори рынок, площадь заполнена лотками и торговыми павильонами, из-за чего строгие очертания Базилики корректируются в сторону милой сельской непосредственности) - и супрематический, условный, надмирный.
Как если ты облетаешь окрестности на высоте птичьего полёта, пытаясь охватит город как нечто целое и геометрически законченное.
«Виченца. Палладио и окресности» на Яндекс.Фотках
И тут всё зависит от плотности исторического и архитектурного контекста: Венеция вываливается на тебя сразу вся, заполняя всю видимую и даже невидимую (её легко мысленно продолжить) территорию, тогда как Виченца, несмотря на структуру улиц, по-готически практически лишённую зазоров (дома, особенно на центральных улицах, стоят встык) кажется разреженной.
Ну, да, в путеводителе-то они все сгруппированы рядом, на одной странице, а здесь разбросаны как бог на душу положит.
Без всякого предварительного плана.
Здесь от одной важной галочки-точки до другой нужно пройти сколько-то шагов или минут; здесь пунктумы не так очевидны, как в других местах - те двадцать с лишним (точнее 22 если в городе и 25, если с виллами) объектов, сооружённых, так или иначе, по проектам Палладио, рассеяны по окоёму, что и превращает осмотр Виченцы в квест.
Тем более, что творения Палладио, доступные туристу, в основном, с фасада (если ты не заходишь в некоторые музеи, размещённые в исторических палаццо, а я не зашёл не в одно, за исключением «Театра Олимпико») не выставлены на нарочное всеобщее обозрение, точно бриллианты на бархатной подушечке или, как церкви в Венеции, не окружены пустотой окаменевших кампо), но жёстко встроены в структуру городской жизни и не слишком выделяются на фоне совершенно не «точечной» застройки.
Они погружены в собственную имманентность точно так же, как жители этого города, старающиеся не обращать внимание на чужаков (здесь, опять же, в отличие от Венеции такое вполне возможно - туристический трафик не настолько велик); живут своей затенённой особостью и плевать хотели на тех, кто хочет получше рассмотреть их архитектурные особенности.
"Только увидев эти творения собственными глазами, - писал Гёте после поезки в Виченцу, - познаёшь всю их значимость, ибо подлинной своей величиной и материальностью они дают пищу зрению, а прекрасной пространственной гармонией доставляют удовлетворение духу, и притом не на абстрактном чертеже, но в согласии со всеми законами перспективы, то приближающей их к нам, то отдаляющей...."
Собственно, именно это ты и понимаешь, почти сразу попадая на Пьяццу деи Синьори со стороны городских ворот, мгновенно меняющих зелёный ландшафт на каменный.
Точнее, так: до площади был ведь ещё не слишком выразительный Дуомо, стоящий совсем уже недалеко от проходных ворот (я назначаю их «главными» только оттого, что моя персональная «ниточка» разматывалась через них) - видели мы Дуомо и повыразительнее (прочитал, что его разрушили во время последней Мировой войны); а до площади с Дуомо была другая небольшая площадка, на которой стоит один из самых привлекательных для меня творений Палладио.
«Двухпролётный» (три колонны, два окна между ними) и как бы, поэтому, незаконченный особняк Porto Breganze, выделяющийся в окружающей низкорослой застройке вставным золотым (?) зубом.
Вообще, колонн должно было бы восемь (обязательная симметрия, уравновешенность, все дела), но что-то не срослось, Палладио не успел осуществить замысел и Палаццо достраивал за него Скамоцци (тот самый, что доводил до ума и предсмертный «Театр Олимпико» и многие другие проекты Палладио), так вот, тоже, почему-то, не достроил.
То есть, ты идёшь от вокзала через растянутые аллеи промежутка, мимо автобусных остановок, печальных ноябрьских деревьев, отходящих ко сну и бюста Ганди с закрытыми глазами (вот он, как раз, уже спит), затем входишь в главные ворота с бешенным желанием обязательно разыскать как можно больше палладианских фасадов и тут же, по ходу дела, и правой стороны от твоего центростремительного направления, видишь этот обрубок, выполняющий роль эпиграфа, который, если не знать, что он тоже входит в список ЮНЕСКО, можно и не опознать.
Пройти мимо.
Об этом же, кстати, в своих заметках о Виченце говорит и Гёте: "Когда здесь, на месте, рассматриваешь величественные здания, возведённые этим человеком, и видишь, как они изуродованы мелкиими, грязными людскими потребностями, когда понимаешь, что планы по большей части превосходили возможности исполнителей, и ещё: сколь мало эти бесценные памятники высокого духа соответствовали жизни всего прочего человечества, то поневоле начинаешь думать, что везде происходит одно и то же. Люди не поблагодарят тебя за стремление возвысить их внутренние потребности, внушить им более высокое представление о самих себе, заставить их почувствовать величие доподлинно благородного существования...
[...] Как выглядит базилика Палладио рядом со старым зданием, смахивающим на замок и усеянным разнокалиберными окнами, которое архитектор, конечно же, намеревался снести вместе с башней, трудно передать словами, и мне приходится гнать от себя странно неприятное чувство, ибо здесь я, увы, нахожу рядом то, от чего бегу, и то, чего ищу..." (19.09.1786)
На самом деле, это и будет твой главный палладианский сюрприз - первая твоя палладианская, за-такт, постройка, после которой уже примерно знаешь на что ориентироваться и что искать глазами.
Мы лучше всего помним (запоминаем) начала и концы, середина, как правило, проваливается в глухую несознанку, замещая впечатления друг дружкой примерно так же, как метафоры в метареалистическом стихотворении…
…но для этого нужно отступить ещё дальше и рассказать о том, что накануне, когда ты приехал в Виченцу из Падуи, шёл дождь.
Он шёл уже в Падуе, где много арочных галерей, протянутых вдоль улиц и много музеев и церквей, в которых можно переждать бесконечные серые осадки.
Тем более, что ты уже немного освоился внутри городской геометрии и непредсказуемость, сокращающая расстояния, тебя не страшит.
А тут ты с поезда и ищешь отель, который, как и вокзал, находится вне локальной исторической зоны, так похожей на настольную игру.
Движешься, сообразуясь с указателями, всё время удаляясь от центра, удивляешься тому, что ландшафт становится всё более приземистым и заурядным (дождь при этом не думает заканчиваться, постоянно усиливаясь или сдуваясь, точно кто-то крутит рычажок душа): сайт обещал тебе «пятнадцать минут пешим ходом», но вот ты идёшь и двадцать минут и даже тридцать, постоянно удивляясь пустой, малообжитой местности, явно не туристического толка.
Может быть, ты заплутал?
Даже и спросить не у кого: дождь разогнал последних аборигенов по тёплым углам, а единственный парень, у которого удалось спросить где находится «твоя улица» безнадёжно машет рукой куда-то вдаль.
И ты снова удаляешься от центра.
На сороковой минуте открытого космоса, наконец, доходишь до восьмиэтажной громадины, явно заточенной под транзитных пассажиров: отель не виноват, что находится возле международной трассы и нужен путешествующим сугубо на автомобиле.
А я ещё шутил накануне про пристанище дальнобойщиков и даже не представлял, насколько метафорически, но прав.
Внутри него тихо, как на фабрике после окончания рабочей недели, почти никого нет (сезон давно закончился), хотя он дико старается понравиться какими-то дополнительными, избыточными опциями, вроде косметических наборов и махрового халата, ручек, бытовых приборов и штучек, которыми никогда и никто не пользуется.
Понятно, что отсюда (край земли и обитаемого пространства) тебе уже не выбраться; самое время погружаться в пучины экзистенциального кризиса (где я и почему я тут оказался?) и клаустрофобических страхов.
Однако, берёшь себя в руки, спускаешься в соседний магазинчик за продуктами к ужину (ещё, славабо, работает) и завариваешь себе, вместе с грейпфрутовым маслом, отчаянно горячую ванну (первую за последний стоячий месяц!!!).
И это не «хоть шерсти клок», но мудрое перераспределение акцентов: отрезанный пространством и дождём от всего остального мира, даже не стараешься рыпаться как минимум до шведского завтрака, который окажется разнообразным и изобильным.
Тем более, что ночью дождь закончится и можно, забав вещи, сесть в автобус, который вернёт тебя на вокзал, где, правда, нет ни одной камеры хранения!
И вот тогда из слёз, из темноты, из бедного невежества былого, забыв о вчерашнем кошмаре (хотя чего уж такого в нём было кошмарного: wi-fi работает практически бесперебойно, номер уютный и сухой, из окна открываются дивные дивы на окрестности; выясняется, что твои манкие виллы с Тьеполовскими фресками, а так же легендарная «Ротонда» находятся в трёх с половиной км по прямой и это, между прочим, тоже греет), предпринимаешь вторую попытку.
Идёшь от вокзала парковым промежутком, постепенно наращивая скорость восприятия; проходишь ворота, подходишь к Дуомо, дальше на центральную площадь с временным рынком - а дальше, следовательно, как в музее - приходит пора разбредаться по самым разнообразным залам больших и маленьких, узких или парадных улиц и площадей, в поисках творений Палладиевых.
И это как в большой картинной галерее - обращаешь внимание, в первую очередь, на этикетки, указывающие автора, ибо все подряд дома обозреть невозможно, а возле каждого проекта Палладио обязательно стоит информационный стенд - перстом указующим.
Значит, снова как в музее, шаришь глазами по краям, вместо того, чтобы занимать себя сутью, но сами здания Палладио не коллекционируешь и сильно на них не фиксируешься, ибо, как я уже сказал выше, чаще всего сделать это практически невозможно.
И я не представляю себе тот режим смотрения его шедевров, который можно было бы назвать окончательным: ходить вместе с персональным гидом, который надолго бы застревал в узких уличных проходах, объясняя в чём заключается новаторство и важность каждой отдельной постройки?
Мои потребности много скромнее - прийти, увидеть и понять место, в котором ты очутился, в сто первом приближении; то есть, попытаться настроиться на его волну; те самые умозрительные токи, что, подобно уличным сквознякам, продолжающим улицы, встречаются внутри твоего тела слабыми импульсами умозрительной геометрии.
Мой интерес в Виченце можно назвать архитектурным, а, значит, внешним, не претендующим на детальность переживания, возможного только если здесь задержаться хотя бы на какое-то время.
Именно поэтому я демонстративно отказываюсь заходить в музеи, постоянно встречающиеся на пути - совсем недавно открытый «Музей Палладио» или же практически православный «Музей Икон».
Или же в городскую пинакотеку, стоящую рядом, двери в двери, с «Театром Олимпико» во дворце, созданном по проекту П., хотя всемузейный билет мне вполне позволяет стопорнуться. Но, чу…
Первые же церкви (сначала Дуомо, затем Сан-Лоренцо, фрески которого "к сожалению, сильно повреждены") отбивают всякое желание забираться вообще под какую бы то ни было крышу: после дождя, знаете ли, люди улыбаются, влюблённые встречаются, а населённые пункты раскрываются, точно напоённые свежестью весенние бутоны.
Исключением здесь будет сам «Театр Олимпико», который миновать нельзя и именно поэтому я напишу о нём отдельно.
А город, расслабившись и ухватившись за нить твоего желания, начинает постепенно (крайне медленно и крайне неохотно) раскрывать подведомственные территории; мелькая то живописным каналом, то старинным мостом (Палладио их тоже, кстати, строил), а то особенно таинственно молчащей улочкой, состоящей из загородных вилл, расположенных в городе.
Озаботившись (едва ли не самое важное «на выезде» - всегда чего-то хотеть и, главное, знать чего - это сильно мотивирует и даёт дополнительные силы) поисками «Театра Олимпико», окружными путями, я начал сдвигаться к югу; туда, где ещё меньше туристов и туристических манков и приманок, зато всё больше и больше гармонического единения природы и окультуренности, которыми, впрочем, в Италии никого не удивишь -
- здесь же всё время теряешься в догадках что чего является продолжением и следствием: меланхолическая красота природы, плавно переходящей в городские окрестности или же, наоборот, пойманная взапуски растительность, внезапно вскипающая в промежутках кварталов и как бы стихийно обустроившихся скверах?
Важно, что ты гуляешь внутри большого, раздвинутого в панораму, пейзажа, постоянно подбрасывающего твоему впечатлению всё новые и новые ракурсы и повороты.
Винченца петляет и накидывает петли, вынуждая человека, незнакомого с её внутренней логикой, перемещаться по внешним сторонам уличных полукружий.
Разумеется, на карте всё будет выглядеть не так очевидно и плоско, однако, восприятие имеет иные, причинно-следственные закономерности: ощущения накапливаются, натягиваются одно на другое, из-за чего, наконец, ты и находишь образ города - это клубок, в который, однако, складывается твой путь.