San Zaccaria /Сан-Заккария
Заходишь сюда и сразу понимаешь, что это (справочники много и интересно говорят о её истории, прочите, не пожалетее) очень важная церковь.
Сразу понимаешь: за торжественным и сдержанным фасадом ( готика в нём спорит с ренессансом; белый верх, розовый низ) скрывается живописное буйство, забившее все стены от пола до потолка.
Картины, большие и очень большие, повешены встык: шпалерная развеска обтекает капеллы и круглые окна под самым потолком (в них тычется слепорождённая вечерняя синь).
Алтарный полукруг, расписанный везде, где только можно, погружён в темноту. Картины подсвечивают фонарики, холсты блестят восковым потом и подмигивают подсвечникам.
Из-за стыков холстов, тел на них, занятых исполнением чудесных историй, брызжущих в разные стороны, возникает многоплановая суета - живопись-то сплошь венецианская, плотная, атласная, струящаяся…
…видно, как в этом изобразительном изобилии заводятся черви барокко; как оплавленный жир ярких пятен начинает стекать сверху вниз, уплотняя и без того густую тишину человеческого роста; сквозь неё не протолкнуться.
Хотя центр пуст, скамьи пусты, а туристы жмутся к боковым нефам, забитым искусством как на старинных картинах, изображающих первые галереи эпохи Просвещения.
Указателей и указаний почти нет, поэтому тщательно обходишь всё это шумное разностильное колыхание в поисках знакомых манер.
Время от времени теряешься в изобилии «замкнутых художественных систем», впадая в панику собственного бесчувствия; кажется, что нервные окончания, из-за обилия впечатлений последних дней, притупились и неспособны отличать дурное от хорошего.
Идёшь от входа против часовой стрелки, пялишься на лишние кило живописного мяса, натыкаешься на часовню Святого Афанасия -высокий, квадратный зал с картинами, среди которых тут же узнаёшь разреженную нежность Тьеполо-младшего и кинематографическую агрессию Тинторетто-старшего.
Из часовни есть ход в капеллу Св. Тарасия с фресками флорентийского (!) художника Андреа даль Кастаньо на сводах и отдельными творениями Виварини.
Здесь же, в углу, лестница в подвалы; зайти в них невозможно, там, под толстыми сводами, вода, в которой похоронено сколько-то (восемь) дожей.
Наевшись, вдоволь, возвращаешься в трансепт, как раз к тому месту, где хранятся мощи Св. Заккарии (Захария), отца Иоанна Крестителя.
Алтарь плохо видно и (только сейчас) ты перемещаешься к левой стене, точно так же забитой разноуровневой живописью.
Тут кто-то бросает монетку в слот и вспыхивает окошко - ого, да здесь самая лучшая картина Беллини в мире - «Мадонна с младенцем и четырьмя святыми», гармония которой как бы это выразить поточнее…
…рассчитана с такой снайперской точностью, что воспринимается организмом одномоментно как нечто, самой природой сочинённое.
Поразительное чувство, заставляющее замереть. Потеряться в композиционной чёткости и лёгкости, с какой переплетаются фигуры, окружающие Богоматерь.
Она же сидит на троне, вписанном в архитектурную фантазию, обрывающуюся по краям двумя колоннами, за которыми сад.
Кто-то бросил монетку, она возникла из темноты, точно только что возникшая, соткавшаяся из… из чего она соткалась непонятно, однако, после этого все остальные картины венецианского тщеславного зуда точно сделали шаг назад, ещё плотнее вжавшись в стены, чем раньше.
Точно Она восседает на троне, а остальные почтительно замерли в отдалении.
Скотомизировались, вместе с бытом и туристической суетой, смылись.
Сразу понимаешь: за торжественным и сдержанным фасадом ( готика в нём спорит с ренессансом; белый верх, розовый низ) скрывается живописное буйство, забившее все стены от пола до потолка.
Картины, большие и очень большие, повешены встык: шпалерная развеска обтекает капеллы и круглые окна под самым потолком (в них тычется слепорождённая вечерняя синь).
Алтарный полукруг, расписанный везде, где только можно, погружён в темноту. Картины подсвечивают фонарики, холсты блестят восковым потом и подмигивают подсвечникам.
Из-за стыков холстов, тел на них, занятых исполнением чудесных историй, брызжущих в разные стороны, возникает многоплановая суета - живопись-то сплошь венецианская, плотная, атласная, струящаяся…
…видно, как в этом изобразительном изобилии заводятся черви барокко; как оплавленный жир ярких пятен начинает стекать сверху вниз, уплотняя и без того густую тишину человеческого роста; сквозь неё не протолкнуться.
Хотя центр пуст, скамьи пусты, а туристы жмутся к боковым нефам, забитым искусством как на старинных картинах, изображающих первые галереи эпохи Просвещения.
Указателей и указаний почти нет, поэтому тщательно обходишь всё это шумное разностильное колыхание в поисках знакомых манер.
Время от времени теряешься в изобилии «замкнутых художественных систем», впадая в панику собственного бесчувствия; кажется, что нервные окончания, из-за обилия впечатлений последних дней, притупились и неспособны отличать дурное от хорошего.
Идёшь от входа против часовой стрелки, пялишься на лишние кило живописного мяса, натыкаешься на часовню Святого Афанасия -высокий, квадратный зал с картинами, среди которых тут же узнаёшь разреженную нежность Тьеполо-младшего и кинематографическую агрессию Тинторетто-старшего.
Из часовни есть ход в капеллу Св. Тарасия с фресками флорентийского (!) художника Андреа даль Кастаньо на сводах и отдельными творениями Виварини.
Здесь же, в углу, лестница в подвалы; зайти в них невозможно, там, под толстыми сводами, вода, в которой похоронено сколько-то (восемь) дожей.
Наевшись, вдоволь, возвращаешься в трансепт, как раз к тому месту, где хранятся мощи Св. Заккарии (Захария), отца Иоанна Крестителя.
Алтарь плохо видно и (только сейчас) ты перемещаешься к левой стене, точно так же забитой разноуровневой живописью.
Тут кто-то бросает монетку в слот и вспыхивает окошко - ого, да здесь самая лучшая картина Беллини в мире - «Мадонна с младенцем и четырьмя святыми», гармония которой как бы это выразить поточнее…
…рассчитана с такой снайперской точностью, что воспринимается организмом одномоментно как нечто, самой природой сочинённое.
Поразительное чувство, заставляющее замереть. Потеряться в композиционной чёткости и лёгкости, с какой переплетаются фигуры, окружающие Богоматерь.
Она же сидит на троне, вписанном в архитектурную фантазию, обрывающуюся по краям двумя колоннами, за которыми сад.
Кто-то бросил монетку, она возникла из темноты, точно только что возникшая, соткавшаяся из… из чего она соткалась непонятно, однако, после этого все остальные картины венецианского тщеславного зуда точно сделали шаг назад, ещё плотнее вжавшись в стены, чем раньше.
Точно Она восседает на троне, а остальные почтительно замерли в отдалении.
Скотомизировались, вместе с бытом и туристической суетой, смылись.