Santa Maria Gloriosa dei Frari/Санта-Мария Глориоза деи Фрари
О Фрари невозможно писать на бегу точно так же, как невозможно её смотреть быстро и безотчётно, хотя, построенная францисканцами в XIII веке, она охраняет «левый берег» Венеции точно так же, как Санти Джиованни-э-Паоло верховодит на «правом», сверху от Гран-Канала.
Структурно они похожи (многое из того, что было написано про СДэП можно перенести и на СМГдФ), хотя настроением отличаются кардинально: путеводители не зря пишут о том, что два готических монстра разделяются как «мужской» (СДэП) и «женский» (СМГдФ) варианты «Главного Собора» (хотя для Венеции, где церквей больше, чем в Иерусалиме само это понятие «главного», да ещё и в близи от базилики Сан-Марко кажется оксюморонным).
Женский - значит, более светлый и, что ли, лёгкий (если о лёгкости можно говорить внутри крытого некрополя), завязанный не на захоронения дожей, но, в том числе и художников: самые эффектные гробницы Фрари, встречающие любого проходящего «зону контроля» (Фрари входит в «список Хоруса») принадлежат Тициану (справа) и Канове (слева), Монтеверди (в крайне левой аспиде).
Перед входом в Церковь - небольшая площадь с небольшим мостом, возле которого уличный певец преклонных лет с небогатым, но густым голосом выводит популярные оперные арии.
Пока сидишь и слушаешь, замечаешь, что отлив стал ещё заметнее. Вздыхаешь почему-то и идёшь «сдаваться».
«Фрари» на Яндекс.Фотках
Если идти от моста, мимо фасада Фрари к площади Сан-Рокко, то правая стена её, кирпичная, могучая, скупая на проявления чувств) образует что-то вроде улицы с несколькими выступами капелл: заходишь за угол и церковь там как бы заканчивается.
Но доходишь до угла и раскрывается вид на новый выступ.
С солнечной и шумной улицы попадаешь в омут готического ангара, посреди которого (но уже ближе к алтарю стоят янтарного цвета резные деревянные хоры, выгораживая внутри пространство в пространстве, между прочим, мешая разглядеть главную жемчужина Фрари - алтарную картину Тициана «Успение Богоматери», композиционно вытянутую с помощью внутренних волн и красных одеяний Богоматери, вверх.
Внутри, Фрари тоже устроена как улица, точнее, как широкий проспект с витринами дорогих магазинов (ещё точнее: как целый средневековый город, защищённый от бед и врагов высокой крышей и броней стен).
Правда, ритм здесь задают не отдельные «торговые помещения», но монументальные надгробья (в отличие от СДэП стоящие, в основном, на мраморном полу, а не зависающие «вровень с нашей тоской»).
Особенно эффектным показался мне ансамбль, следующий за могилой Кановы (если идти к алтарю): захоронение дожа Джованни Пежаро, коего в последний путь сопровождают громадные мраморные мавры, черная сущность которых вылезает из белой оболочки в районе голов, рук и коленей.
Сразу за ними обычно висит тициановская «Мадонна Пезаро»,но сегодня её не было: черная, запыленная ниша оказалась пуста, точно разоренная урна без пепла.
Вековая пыль на неровной поверхности - эксклюзив, обычно недоступный посетителям Фрари.
Дальше посреди церкви хороводятся деревянные хоры, обрывающиеся перед самым алтарем, сбоку от которых идут торговые ряды персональные капеллы, набитые сокровищами.
Справа от алтаря, в одной из них, Донателло, затем полиптих Виварини; в правом торце трансепта очередной Беллини, здесь же - позолоченная сокровищница с самыми разными святыми мощами.
Рядом с ней дверь в соседний, уже совершенно пустой зал и воротами во внутренний дворик (закрытые) и какой-то совершенно одинокой мозаикой (или же фреской с золотым подбоем), которая оказывается надгробьем, выполненным Венециано.
С другой стороны тебя ждёт ещё один Виварини и плита в полу с надписью "Монтеверди", которую практически не видно из-за свежих роз.
Ошеломление сменяется утомлением, которое лечит тутошняя тишина, вялая как внимание туриста, летучая и быстро нарушаемая - стоит только подойти к двери: за ней дед всё ещё поет оперные партии, а люди слушают его, замерев, будто бы собираются жить вечно.
Я все время думаю о тех, кто ходил по этим узким улочкам раньше точно так же, как сейчас ходим мы (более похожие на тени, чем наши предшественники).
Вот они прошли и исчезли, а сытые и самодовольные туристы, постоянно попадающиеся мне навстречу, идут с таким видом, точно город этот принадлежит им и никому более.
Ну-ну.
Структурно они похожи (многое из того, что было написано про СДэП можно перенести и на СМГдФ), хотя настроением отличаются кардинально: путеводители не зря пишут о том, что два готических монстра разделяются как «мужской» (СДэП) и «женский» (СМГдФ) варианты «Главного Собора» (хотя для Венеции, где церквей больше, чем в Иерусалиме само это понятие «главного», да ещё и в близи от базилики Сан-Марко кажется оксюморонным).
Женский - значит, более светлый и, что ли, лёгкий (если о лёгкости можно говорить внутри крытого некрополя), завязанный не на захоронения дожей, но, в том числе и художников: самые эффектные гробницы Фрари, встречающие любого проходящего «зону контроля» (Фрари входит в «список Хоруса») принадлежат Тициану (справа) и Канове (слева), Монтеверди (в крайне левой аспиде).
Перед входом в Церковь - небольшая площадь с небольшим мостом, возле которого уличный певец преклонных лет с небогатым, но густым голосом выводит популярные оперные арии.
Пока сидишь и слушаешь, замечаешь, что отлив стал ещё заметнее. Вздыхаешь почему-то и идёшь «сдаваться».
«Фрари» на Яндекс.Фотках
Если идти от моста, мимо фасада Фрари к площади Сан-Рокко, то правая стена её, кирпичная, могучая, скупая на проявления чувств) образует что-то вроде улицы с несколькими выступами капелл: заходишь за угол и церковь там как бы заканчивается.
Но доходишь до угла и раскрывается вид на новый выступ.
С солнечной и шумной улицы попадаешь в омут готического ангара, посреди которого (но уже ближе к алтарю стоят янтарного цвета резные деревянные хоры, выгораживая внутри пространство в пространстве, между прочим, мешая разглядеть главную жемчужина Фрари - алтарную картину Тициана «Успение Богоматери», композиционно вытянутую с помощью внутренних волн и красных одеяний Богоматери, вверх.
Внутри, Фрари тоже устроена как улица, точнее, как широкий проспект с витринами дорогих магазинов (ещё точнее: как целый средневековый город, защищённый от бед и врагов высокой крышей и броней стен).
Правда, ритм здесь задают не отдельные «торговые помещения», но монументальные надгробья (в отличие от СДэП стоящие, в основном, на мраморном полу, а не зависающие «вровень с нашей тоской»).
Особенно эффектным показался мне ансамбль, следующий за могилой Кановы (если идти к алтарю): захоронение дожа Джованни Пежаро, коего в последний путь сопровождают громадные мраморные мавры, черная сущность которых вылезает из белой оболочки в районе голов, рук и коленей.
Сразу за ними обычно висит тициановская «Мадонна Пезаро»,но сегодня её не было: черная, запыленная ниша оказалась пуста, точно разоренная урна без пепла.
Вековая пыль на неровной поверхности - эксклюзив, обычно недоступный посетителям Фрари.
Дальше посреди церкви хороводятся деревянные хоры, обрывающиеся перед самым алтарем, сбоку от которых идут торговые ряды персональные капеллы, набитые сокровищами.
Справа от алтаря, в одной из них, Донателло, затем полиптих Виварини; в правом торце трансепта очередной Беллини, здесь же - позолоченная сокровищница с самыми разными святыми мощами.
Рядом с ней дверь в соседний, уже совершенно пустой зал и воротами во внутренний дворик (закрытые) и какой-то совершенно одинокой мозаикой (или же фреской с золотым подбоем), которая оказывается надгробьем, выполненным Венециано.
С другой стороны тебя ждёт ещё один Виварини и плита в полу с надписью "Монтеверди", которую практически не видно из-за свежих роз.
Ошеломление сменяется утомлением, которое лечит тутошняя тишина, вялая как внимание туриста, летучая и быстро нарушаемая - стоит только подойти к двери: за ней дед всё ещё поет оперные партии, а люди слушают его, замерев, будто бы собираются жить вечно.
Я все время думаю о тех, кто ходил по этим узким улочкам раньше точно так же, как сейчас ходим мы (более похожие на тени, чем наши предшественники).
Вот они прошли и исчезли, а сытые и самодовольные туристы, постоянно попадающиеся мне навстречу, идут с таким видом, точно город этот принадлежит им и никому более.
Ну-ну.