Иглоукалывание. Десять дней одного кода
На прощание, Ян вколол, если можно так сказать, двойную дозу - дело не в количестве иголок (сегодня их было десять, не на много более обычного), но в силе и расположении ударов, вбивающих спицы в плоть.
Некоторым иглам, он позволил выйти концом наружу; две иглы споткнулись внутри моей щеки друг о друга, завибрировали.
Верхняя игла, вошедшая в лицо над веком, прижала мышцу, ответственную за моргание, из-за чего глаз потёк, прекратив, на время, закрываться.
Промокать его платком я не мог, так как самые болезненные спицы Ян, гортанно комментирующий свои действия клокочущими звуками, похожими на гусиную речь, воткнул мне в подушечки возле пальцев (они и сейчас, вспухшие, болят, мешая мне печатать), когда любое движение рук преодолевает внутреннюю зажатость мускула, словно бы собранного в единый нервный узел металлической скобой.
Другой болезненный штрих пришёлся на заднюю (под ухом) точку смычки челюстей, из-за чего стало больно глотать и приходилось все 15 минут, пока длился сеанс, делать это не фиксировано, как бы бессознательно.
На полуавтомате, делающим своды внутренней пещеры не только осязаемыми, но и зримыми.
Каждый раз, вгоняя очередную иголку, Ян вольно или невольно привлекает внимание к боли, отстраивающей сознание в струнку и, таким образом, разглаживая мысленные мысли; вытесняя информационную шелуху, точнее, спрессовывая её, загоняя куда-то вбок.
Ну, да, боль как раз и вызывает медитацию, так как тело становится особенно чувствительным и, значит, проницаемым. Проницательным.
Пустота - единственное, что может с болью, ну, если и не бороться, то перекрывать её собственными волнами беззвучного и обездвиженного зубовного скрежета.
Сижу, пригвождённый и слышу за стенкой собачий скулёж с подвыванием - так обычно собаки за хозяйское внимание борются. Когда непонятно радуется пёсик или плачет.
Вот, значит, какой ты, цветочек аленький: так вот, оказывается, как это слышится со стороны, когда тебе металлические спицы в тело вкручивают…
…а потом, соответственно, выкручивают, оставляя, бонусом, ощущение инородного тела, продолжающего, по памяти, нудеть где-то возле центра принятия решений с такой силой, что я уточняю у сестрички: «Вы точно все иголки вытащили?»
- Да точно-точно! - Говорит Леночка с печальной преданностью в глазах.
А то тебе самому, по упадку сил, не понятно: каждый выход металла уносит из тебя частичку, ну, будем думать, болезни, а не чего-то иного.
После процедур, первым делом бежишь в туалет, только бы появилась возможность закрыться изнутри и перестать напрягать лицо; расслабить его, пока никто не видит, пару минут разглядывая узоры на плитке, затем, натягиваешь старое выражение всего, отстранённо-официальное и выходишь в свет. К людям.
На улице сегодня яркий яблочный сок; кажется, что солнце не одно, но несколько, что позволяет светить ему со всех сторон одновременно; щуришься, на ходу прикладываешь носовой платок к уголкам глаз, автоматически отмечая и, точно опуская в умозрительную копилку, каждый пустой рекламный билборд.
Такое ощущение, что с каждым днём свободных рекламных плоскостей в Чердачинске всё больше и больше.
Оно, разумеется понятно, почему - кризис и всё такое, но с мокрых глаз, хочется думать, что таким, стихийный, образом город борется за дополнительную осмысленность обжитых территорий, отторгая максимум возможных лозунгов, слоганов и мотто.
Жаль, эти билборды к тексту не подошьёшь, не приколешь: кажется, что рядом с их пустыми экранами (какие-то из них более фундаментальны и покрашены белым, другие сколочены из листов древесины) образуются зоны покоя и привычная городская турбулентность не то отступает, не то затихает; съёживается.
Точно волны расходятся, уступая место отливу всего, что тут обычно бывает - людей, звуков, машин, олеографических привкусов и расцветок; кажется, даже ветра и морозного покалывания пор становится меньше.
Точно ты не здесь, но на острове, пусть слегка обитаемом, но далёком и всеми заброшенном; тебе тепло и скучно, ты понимаешь, что окончательно свободен.
То есть, пока тебя кололи, ты был при деле и, буквально и метафорически подколот к занятию, определявшему твой быт последние две, что ли, недели; а теперь всё, китаец сделал своё дело и ты остался один, совсем один.
Принадлежа лишь себе и болезни; можешь куда угодно идти и что угодно делать, поскольку план исчерпан и тебя уже ничего тут не держит.
Ещё неизвестно, что лучше.
«Три пустоты» на Яндекс.Фотках