Рыцари Великой революции, светлое содружество ответственных квартиросъёмщиков (часть пятая)
Этой заметке предшествовало четыре. Вот ссылка на четвертую. В ней есть ссылки на первую, вторую и третью.
Согласно Борису Иофану (главному архитектору Дома), основной причиной высокой стоимости были «повышенные качественные требования», заданные правительством для «правительственной постройки». По его словам:
«Сравнение постройки Дома Правительства по расходу материалов с обычным жилищным строительством… не может быть сделано, исходя из наличия в данном строительстве общественных каркасных железо-бетонных зданий (Кино, Театр, Клуб, Универмаг и т. д.)… и кроме того - повышенными требованиями к конструкциям жилых зданий и улучшением бытовых условий в жилых корпусах…» (стр. 304)
Борис Иофан за работой
Использование железобетонных перекрытий в жилых корпусах … вызывалось соображениями гигиеничности и полной несгораемости. Высокие (3,4 м) потолки требовались для удобства жителей; мозаичные подоконники и гранитная облицовка были выбраны из эстетических соображений. Ступени из дорогого тарусского мрамора были прочнее железобетонных, а кухонные стены из дорогой метлахской плитки - долговечнее цементных. Решение сделать часть крыш плоскими было «вызвано необходимостью использовать эти крыши как солярии». Дополнительные этажи понадобились для того, чтобы вместить 505 квартир вместо предполагавшихся 440. Дополнительные квартиры понадобились для того, чтобы разместить дополнительных жильцов. Затраты, не предусмотренные первоначальным проектом, включали: радиофикацию и телефонизацию (в том числе прокладку телефонного кабеля в Кремль); строительство почтового отделения, сбербанка и тира; оборудование жилых и общественных зданий мебелью стоимостью в полтора миллиона рублей; использование специальной военизированной охраны… (стр. 304)
В общем, старались строить хорошо, потому что строили для себя. При этом в конце 1927 года «реальная норма жилплощади» в Замоскворецком районе упала до 5,6 кв. метра на человека и «продолжала снижаться за счет увеличения населения района и за счет жилой площади, приходящей в ветхость» (стр. 298).
Проект Дома правительства и его реализация не могли не оказать влияния на советскую жилищную архитектуру и на основы советского быта в целом. Дело в том, что Дом правительства отнюдь не отражал господствовавших тогда идей в этой области. Большинство тогдашних проектов социалистического жилья предполагали строительство домов-коммун (жилкомбинатов).
«На крышах этих домов будут тянуться плоские веранды, украшенные цветами, беседками для тени. Дома будут окрашены в светлые, радостные цвета... Войдя в дом, вы увидите большой вестибюль, из которого направо и налево идут умывальные комнаты, души, физкультурные залы, где усталый человек, придя с работы, может умыться, переодеться, повесить свое рабочее платье в особый шкафчик…» За этим следует прекрасное описание этого дома будущего, которое я сокращу, чтобы не слишком утомлять читателя. Вкратце - быт в таком доме максимально общественный. Кроме душевых и спортзалов здесь есть общие комнаты для чистки и починки сапог и одежды, для досуга (биллиардные, фото, шахматные, музыкальные, радио и т. д.) Вся еда сосредоточена в столовой «по типу американских кафетерий». Планировалась в таких домах и большая читальня с небольшими кабинетами вокруг нее для подготовки докладов и выступлений. Те помещения, где люди живут скрытно от глаз коллектива, это небольшие комнатки для каждого жителя. «В такой комнатке на небольшом пространстве должно быть устроено очень удобно и компактно … кровать или диван, ниша-шкаф для платья и других вещей, хороший стол для занятий, пара удобных стульев, полочки для книг, место для картин и цветов и, если возможно, выход на балкон. …комната займет около 7-9 кв. метров” (стр. 309-310).
Мне кажется, я видел где-то нечто подобное
Может быть это?
Проект вполне естественный для организации быта в мире, управляемом милленаристской сектой; почти вся жизнь человека является или напрямую общественной, или происходит под пристальным братским контролем. Отмирание семьи считалось неизбежным классиками марксизма и многими раннесоветскими теоретиками. В соответствии с этим положением наличие особых жилищных помещений для супружеских пар не предполагалось. Но само наличие пар все же не отрицалось.
Все комнаты в жилом комбинате должны сообщаться или внутренней дверью или … должны иметь раздвижные перегородки. Тогда, если муж и жена захотят жить вместе, они могут получить две смежные комнаты, сообщающиеся внутренней дверью… а в случае наличия раздвижной перегородки могут даже превратить эти две комнаты в одну комнату. Но когда какая-либо из сторон захочет или временно иметь отдельную комнату, или совершенно прекратить совместную жизнь, двери могут быть закрыты или раздвижная перегородка задвинута (стр. 312). Дети, понятное дело, не должны были оставаться с родителями; предполагалось, что все задачи по их воспитанию возьмет на себя государство (стр. 311-312).
Местом обитания советского человека не могла быть «семейно-мещанская» квартира, то есть «обособленная изолированная ячейка, часто с отдельным входом, одной, двумя или тремя жилыми комнатами, кухней и прочими вспомогательными помещениями». «… какой же это дом-коммуна, если он состоит из квартир?» «Ячейки» эмансипированных мужчин, женщин и детей должны стать домами без мещанства (стр. 315).
Все это кажется прямым и естественным продолжением той ненависти к обывателю, которую милленарист-подпольщик испытывал по отношению к прохожим на Невском и посетителям мясного ряда. Тем более удивительно, что автор тех слов, как и многие его товарищи поселились в Доме на набережной, который многие критиковали за его «переходный характер», т.е. за отсутствие последовательного воплощения принципов социалистического быта в жилищном строительстве.
Никто из его жильцов не собирался жить в "индивидуальных ячейках", никто не собирался расставаться с детьми. Все они хотели сохранить семью, несмотря на весь ее буржуазный характер. Радикальные реформы в этом отношении откладывались на будущее, а жильцы дома въезжали в самые что ни на есть буржуазные жилища, предназначенные для «замкнуто-семейного быта» (стр. 320). Проблемой большевизма-милленаризма, как мне кажется, была не относительная роскошь этих жилищ по сравнению с советским стандартом коммуналки тех дней, и не откровенная «буржуазность», проявлявшаяся в т.ч. в наличии еще в проекте места для отдыха прислуги в каждой квартире. Главной проблемой мне кажется отсутствие у наших «людей завтрашнего дня» реального проекта будущей жизни. Такого, который хотя бы они сами готовы были придерживаться.
Можно сколько угодно мечтать о грядущей за очистительным катаклизмом гармонии человеческих отношений. Можно издеваться над обывателем, выбирающим кусок мяса в лавке. Можно пафосно писать о мерной поступи железной когорты ветеранов всемирной освободительной борьбы. Но очень трудно придумать как устроить жизнь людей так, чтобы она была лучше, чем раньше. Милленаристы из Дома правительства надеялись на безличную силу законов истории, которая должна была все устроить после разрушения «мира насилия». Но оказалось, что вся новизна заключалась в воспроизведении ниспроверженных буржуазных стандартов.
Она проявлялась не только в характере жилища, но и в образе жизни. Ответственный квартиросъемщик пропадал целыми днями, только не на бирже, не в конторе капиталистического треста и не в учреждении буржуазного государства, а в советской конторе или учреждении (стр. 458-459). Семья его видела мало, как и его капиталистического двойника - подрядчика, банкира или комиссара полиции. Супруга обычно оставалась дома, воспитывала детей и вела хозяйство, как правило, с помощью няни и домработницы. Разве можно считать большой разницей то, что вместо пасхального пикника семья выезжала на «маевку», а вместо Рождества (или вместе с ним) праздновала Новый год, когда это стало позволено?
Жильцы дома, так же как их двойники из подобных домов в Нью-Йорке и Лондоне, ценили хорошую мебель и заказывали ее, по возможности, за границей (стр. 450-451). Они собирали библиотеки (стр. 450), хотя трудно сказать, что и как они читали. Точнее известно, что они вполне освоили буржуазно-помещичье искусство строить куры и жить одновременно с законной женой и амантою, творчески развив это искусство по-большевицки. Заглядывать в частную переписку такого рода не самое почтенное занятие, но преодолев себя, стоит взглянуть на пару писем жильцов Дома своим тайным возлюбленным, поскольку в таких письмах человек не может не раскрываться до некоторой степени. Вот несколько изумительных примеров.
«Осинский и Анна Шатерникова продолжали встречаться и переписываться (используя особый секретный адрес). Он писал о здоровье, работе, детях и научных занятиях (в основном о Гегеле, Гейне, математике и автомобильной промышленности). Иногда он предлагал ей денег - на путевки в дома отдыха и (его заветная мечта) для того, чтобы она бросила работу и пошла на философский факультет университета учиться марксизму-ленинизму.» (стр. 509)
“В 1937 году семидесятитрехлетний Феликс Кон вступил связь с Марией Филипповной Комаровой, сотрудницей Радиокомитета (который он возглавлял до 1933-го…). Они регулярно встречались, хотя он не всегда соответствовал ее ожиданиям. Она страдала от ревности и подозревала его в неверности. Его лучшей защитой была репутация старого большевика. «Прости, Марочка, но один вопрос я тебе не могу не поставить: можно ли любить человека, не веря в него, не веря ему? Ты - большевичка. Ты поймешь весь ужас поставленного мною вопроса… Всю жизнь я считал себя, считали меня и другие, честным человеком, а ты - в этом усомнилась… Это меня убивает…» Мне одному это сочетание аргументов кажется странным по самой меньшей мере?
Оттуда же: «Еще одно, деточка, кроме судов и пересудов кумушек. Хр. Гр. [супруга Кона] …Я с ней прожил, так или иначе, но 45 лет. Оставить ее теперь?.. Как же я могу даже подумать об оставлении Х. Г., 80-летнего инвалида, отдавшего мне лучшие годы жизни. Она бы не ревновала, но ей было бы невыразимо тяжело.» (стр. 508-509)
Обильное цитирование ниже помечено курсивом.
Большинство старых большевиков, которые ушли от старых жен к новым, сделали это во время великого разочарования. В 1930-е годы даже те, кто не скрывал новых связей, предпочитали не уходить от женщин, отдавших им лучшие годы жизни (и разделивших с ними лучшие годы революции). Кольцов сошелся с Марией Остен, не расставшись с Елизаветой Ратмановой; его брат Борис Ефимов открыто жил с двумя женами и их детьми; Иван Краваль привез третью жену в квартиру, где продолжали жить его вторая жена, ее сестра с мужем и дочь Краваля от первого брака. Первая, вторая и четвертая жены Куйбышева (П. А. Стяжкина, Е. С. Коган и О. А. Лежава) жили в разных квартирах в Доме правительства и были, судя по всему, в хороших отношениях друг с другом. После его смерти в 1935 году осталось две вдовы, О. А. Лежава и А. Н. Клушина. Бывший прораб Михаил Тучин ушел от жены, Татьяны Чижиковой, но продолжал жить в их квартире в Доме правительства.
Залогом сохранения интимно-товарищеских отношений - между товарищами, мужчинами и женщинами и членами семей - было совместное строительство социализма. (стр. 512)
Формально это может выглядеть даже как протест против буржуазности, но учитывая, что действующие лица устраивали свой быт в Доме вполне по-буржуазному, выглядит все это, как «тех же старорежимных щей, да побольше влей». Теоретически, жильцы Дома продолжали всячески ненавидеть обывателя. Они писали книги и фельетоны, обличая мещан; хороши выдержки на стр. 342, например, но цитировать не буду, потому что ничего примечательного в них нет, там мы видим то же самое презрение к обывателю, что и в отрывке про мясной ряд. Можно было бы предположить, что делали они это по служебной надобности. Но нет - и сами сетуют на это и друг друга в этом охотно обвиняют.
Вот что старый большевик пишет о своей жене: «Жену свою я не видел такою, чтоб она чем-нибудь когда-нибудь была довольна. Она, едва я появляюсь, начинает предъявлять претензии: почему я до сих пор не нашел домашней работницы, или не искал зелени Мите (сыну), или не выхлопотал вовремя билет ее подруге… жена имеет убийственную способность очень долго ворчать и каждый раз на одну и ту же тему: как здесь плохо жить … Живем на новой квартире и каждый день в мещанстве совершаем прогресс: то скатерки лучшие на столе, то после долгих трудов добьемся какого-нибудь мастера или рабочего, который, не торопясь, что-нибудь улучшит в нашей квартире» (стр. 557)
Означенный большевик с женой-мещанкой в Берлине
В общем и целом, как мы видим, быт жильцов дома не особенно отличался от быта их буржуазных двойников. Но практические, а не только идеологические, различия между, тем не менее, были. В отличие от переживающих тяжелый кризис своих капиталистических двойников, в Доме не умели и не желали считать деньги, особенно казенные.
Дом правительства с самого начала планировался как комплекс, включающий многочисленные учреждения бытового обслуживания (столовая, прачечная, ясли, банк, парикмахерская и проч.), культурно-массовые (театр, кинотеатр, клуб) и административные (комендант со всеми службами, охрана).
Построить построили, но организовать размеренную жизнь по средствам не смогли. «Многочисленные комиссии и инспекции жаловались на раздутые штаты, завышенные цены, растущие долги и непроницаемую бухгалтерию. Первыми жертвами стали Клуб имени Калинина и Государственный Новый театр. Клуб был лишен собственности и сотрудников и превращен в «культбазу для культурно-политического и массового обслуживания сотрудников правительственных учреждений»; теннисный корт был сдан в аренду Всероссийскому союзу кооперативных товариществ работников изобразительного искусства …» (стр. 559).
Государственный Новый театр испытывал трудности одновременно с репертуаром (для нового театра требовался новый репертуар, а цензура зарубила подготовленный уже спектакль про борьбу трудящихся Запада за свои права и всяческую правду, на который руководство театра очень надеялось) и с бюджетом («администрация Дома правительства отказывалась снизить арендную плату (160 тысяч рублей, на 2000 % больше, чем в предыдущем помещении)» (стр. 559). А говорят, что желание получить неслыханный навар отличает российского капиталиста. Оказывается, что и для российского коммуниста оно тоже характерно. Вскоре театр выгнали и передали помещение Первому Детскому кинотеатру. Когда театр через некоторое время попросил отдать часть имущества, хранившегося в «бывшей церкви» (разумеется, где же еще?), оказалось, что никакого имущества там уже нет.
Был Новый театр...
а стал Первый детский кинотеатр
У Хозяйственного управления были более серьезные заботы. Закрытие клуба и театра и введение режима экономии привело к сокращению штата Дома правительства с 831 до 612 человек (к октябрю 1935 года), но специальная комиссия ЦИК нашла принятые меры неудовлетворительными. Стоимость обслуживания Дома превышала месячную норму на 670 % (6,47 р. по сравнению с 0,84 р. за квадратный метр). Главными причинами перерасхода комиссия назвала большой штат (один сотрудник на четверых жителей, в том числе «административно-технического и счетного персонала 57 человек и электромонтеров и слесарей 43 человека») и расточительность (меры экономии оказались «не экономией, а недорасходом завышенно запланированных планом расходов»). Столовой (86 сотрудников) и прачечной (94 сотрудника) пользовались работники Дома и Хозяйственного управления, но не жители квартир («плохое качество обедов», «белье рвется, ржавые пятна»)... (стр. 561)
Прачечная Дома
Мне она почему-то напоминает тяжелое будущее в мире эксплуатации человека человеком из отличного фильма "Метрополис" (ему скоро уже сто лет)
Необходимо было улучшить административный контроль, финансовую дисциплину и качество кадров. Согласно отчету коменданта, секретаря парткома и председателя месткома от 4 ноября 1935 года, «тщательная фильтрация» при приеме на работу и регулярные чистки среди сотрудников «исключили возможность проникновения в аппарат чуждого элемента». Охрана Дома комплектовалась «исключительно составом бывших красноармейцев, краснофлотцев и пограничников с установкой на большую партпрослойку». Работа по их политической подготовке и строевой готовности проводилась со «стопроцентным охватом» (стр. 562)
Когда люди начинают причитать о превышении смет на строительство космодрома «Восточный» или олимпийских объектов в Сочи, призывая небо в свидетели, что при Сталине такого не было, им следует напоминать о Доме на Набережной. Смета на строительство была превышена в 10 раз (см. предыдущий выпуск), норма на обслуживание была превышена в семь раз. Ни одно из учреждений не работало качественно, многие закрылись всего несколько лет после их открытия по причине финансовой несостоятельности. В то же самое время административный контроль, фильтрация, партпрослойка и политподготовка были на уровне.
С "Восточного" хоть ракеты какие-то запускают. А что запустили в Доме правительства? Сельское хозяйство и идеологическую работу?
И ПРОДОЛЖЕНИЕ ВСЕ ЕЩЕ СЛЕДУЕТ
Согласно Борису Иофану (главному архитектору Дома), основной причиной высокой стоимости были «повышенные качественные требования», заданные правительством для «правительственной постройки». По его словам:
«Сравнение постройки Дома Правительства по расходу материалов с обычным жилищным строительством… не может быть сделано, исходя из наличия в данном строительстве общественных каркасных железо-бетонных зданий (Кино, Театр, Клуб, Универмаг и т. д.)… и кроме того - повышенными требованиями к конструкциям жилых зданий и улучшением бытовых условий в жилых корпусах…» (стр. 304)
Борис Иофан за работой
Использование железобетонных перекрытий в жилых корпусах … вызывалось соображениями гигиеничности и полной несгораемости. Высокие (3,4 м) потолки требовались для удобства жителей; мозаичные подоконники и гранитная облицовка были выбраны из эстетических соображений. Ступени из дорогого тарусского мрамора были прочнее железобетонных, а кухонные стены из дорогой метлахской плитки - долговечнее цементных. Решение сделать часть крыш плоскими было «вызвано необходимостью использовать эти крыши как солярии». Дополнительные этажи понадобились для того, чтобы вместить 505 квартир вместо предполагавшихся 440. Дополнительные квартиры понадобились для того, чтобы разместить дополнительных жильцов. Затраты, не предусмотренные первоначальным проектом, включали: радиофикацию и телефонизацию (в том числе прокладку телефонного кабеля в Кремль); строительство почтового отделения, сбербанка и тира; оборудование жилых и общественных зданий мебелью стоимостью в полтора миллиона рублей; использование специальной военизированной охраны… (стр. 304)
В общем, старались строить хорошо, потому что строили для себя. При этом в конце 1927 года «реальная норма жилплощади» в Замоскворецком районе упала до 5,6 кв. метра на человека и «продолжала снижаться за счет увеличения населения района и за счет жилой площади, приходящей в ветхость» (стр. 298).
Проект Дома правительства и его реализация не могли не оказать влияния на советскую жилищную архитектуру и на основы советского быта в целом. Дело в том, что Дом правительства отнюдь не отражал господствовавших тогда идей в этой области. Большинство тогдашних проектов социалистического жилья предполагали строительство домов-коммун (жилкомбинатов).
«На крышах этих домов будут тянуться плоские веранды, украшенные цветами, беседками для тени. Дома будут окрашены в светлые, радостные цвета... Войдя в дом, вы увидите большой вестибюль, из которого направо и налево идут умывальные комнаты, души, физкультурные залы, где усталый человек, придя с работы, может умыться, переодеться, повесить свое рабочее платье в особый шкафчик…» За этим следует прекрасное описание этого дома будущего, которое я сокращу, чтобы не слишком утомлять читателя. Вкратце - быт в таком доме максимально общественный. Кроме душевых и спортзалов здесь есть общие комнаты для чистки и починки сапог и одежды, для досуга (биллиардные, фото, шахматные, музыкальные, радио и т. д.) Вся еда сосредоточена в столовой «по типу американских кафетерий». Планировалась в таких домах и большая читальня с небольшими кабинетами вокруг нее для подготовки докладов и выступлений. Те помещения, где люди живут скрытно от глаз коллектива, это небольшие комнатки для каждого жителя. «В такой комнатке на небольшом пространстве должно быть устроено очень удобно и компактно … кровать или диван, ниша-шкаф для платья и других вещей, хороший стол для занятий, пара удобных стульев, полочки для книг, место для картин и цветов и, если возможно, выход на балкон. …комната займет около 7-9 кв. метров” (стр. 309-310).
Мне кажется, я видел где-то нечто подобное
Может быть это?
Проект вполне естественный для организации быта в мире, управляемом милленаристской сектой; почти вся жизнь человека является или напрямую общественной, или происходит под пристальным братским контролем. Отмирание семьи считалось неизбежным классиками марксизма и многими раннесоветскими теоретиками. В соответствии с этим положением наличие особых жилищных помещений для супружеских пар не предполагалось. Но само наличие пар все же не отрицалось.
Все комнаты в жилом комбинате должны сообщаться или внутренней дверью или … должны иметь раздвижные перегородки. Тогда, если муж и жена захотят жить вместе, они могут получить две смежные комнаты, сообщающиеся внутренней дверью… а в случае наличия раздвижной перегородки могут даже превратить эти две комнаты в одну комнату. Но когда какая-либо из сторон захочет или временно иметь отдельную комнату, или совершенно прекратить совместную жизнь, двери могут быть закрыты или раздвижная перегородка задвинута (стр. 312). Дети, понятное дело, не должны были оставаться с родителями; предполагалось, что все задачи по их воспитанию возьмет на себя государство (стр. 311-312).
Местом обитания советского человека не могла быть «семейно-мещанская» квартира, то есть «обособленная изолированная ячейка, часто с отдельным входом, одной, двумя или тремя жилыми комнатами, кухней и прочими вспомогательными помещениями». «… какой же это дом-коммуна, если он состоит из квартир?» «Ячейки» эмансипированных мужчин, женщин и детей должны стать домами без мещанства (стр. 315).
Все это кажется прямым и естественным продолжением той ненависти к обывателю, которую милленарист-подпольщик испытывал по отношению к прохожим на Невском и посетителям мясного ряда. Тем более удивительно, что автор тех слов, как и многие его товарищи поселились в Доме на набережной, который многие критиковали за его «переходный характер», т.е. за отсутствие последовательного воплощения принципов социалистического быта в жилищном строительстве.
Никто из его жильцов не собирался жить в "индивидуальных ячейках", никто не собирался расставаться с детьми. Все они хотели сохранить семью, несмотря на весь ее буржуазный характер. Радикальные реформы в этом отношении откладывались на будущее, а жильцы дома въезжали в самые что ни на есть буржуазные жилища, предназначенные для «замкнуто-семейного быта» (стр. 320). Проблемой большевизма-милленаризма, как мне кажется, была не относительная роскошь этих жилищ по сравнению с советским стандартом коммуналки тех дней, и не откровенная «буржуазность», проявлявшаяся в т.ч. в наличии еще в проекте места для отдыха прислуги в каждой квартире. Главной проблемой мне кажется отсутствие у наших «людей завтрашнего дня» реального проекта будущей жизни. Такого, который хотя бы они сами готовы были придерживаться.
Можно сколько угодно мечтать о грядущей за очистительным катаклизмом гармонии человеческих отношений. Можно издеваться над обывателем, выбирающим кусок мяса в лавке. Можно пафосно писать о мерной поступи железной когорты ветеранов всемирной освободительной борьбы. Но очень трудно придумать как устроить жизнь людей так, чтобы она была лучше, чем раньше. Милленаристы из Дома правительства надеялись на безличную силу законов истории, которая должна была все устроить после разрушения «мира насилия». Но оказалось, что вся новизна заключалась в воспроизведении ниспроверженных буржуазных стандартов.
Она проявлялась не только в характере жилища, но и в образе жизни. Ответственный квартиросъемщик пропадал целыми днями, только не на бирже, не в конторе капиталистического треста и не в учреждении буржуазного государства, а в советской конторе или учреждении (стр. 458-459). Семья его видела мало, как и его капиталистического двойника - подрядчика, банкира или комиссара полиции. Супруга обычно оставалась дома, воспитывала детей и вела хозяйство, как правило, с помощью няни и домработницы. Разве можно считать большой разницей то, что вместо пасхального пикника семья выезжала на «маевку», а вместо Рождества (или вместе с ним) праздновала Новый год, когда это стало позволено?
Жильцы дома, так же как их двойники из подобных домов в Нью-Йорке и Лондоне, ценили хорошую мебель и заказывали ее, по возможности, за границей (стр. 450-451). Они собирали библиотеки (стр. 450), хотя трудно сказать, что и как они читали. Точнее известно, что они вполне освоили буржуазно-помещичье искусство строить куры и жить одновременно с законной женой и амантою, творчески развив это искусство по-большевицки. Заглядывать в частную переписку такого рода не самое почтенное занятие, но преодолев себя, стоит взглянуть на пару писем жильцов Дома своим тайным возлюбленным, поскольку в таких письмах человек не может не раскрываться до некоторой степени. Вот несколько изумительных примеров.
«Осинский и Анна Шатерникова продолжали встречаться и переписываться (используя особый секретный адрес). Он писал о здоровье, работе, детях и научных занятиях (в основном о Гегеле, Гейне, математике и автомобильной промышленности). Иногда он предлагал ей денег - на путевки в дома отдыха и (его заветная мечта) для того, чтобы она бросила работу и пошла на философский факультет университета учиться марксизму-ленинизму.» (стр. 509)
“В 1937 году семидесятитрехлетний Феликс Кон вступил связь с Марией Филипповной Комаровой, сотрудницей Радиокомитета (который он возглавлял до 1933-го…). Они регулярно встречались, хотя он не всегда соответствовал ее ожиданиям. Она страдала от ревности и подозревала его в неверности. Его лучшей защитой была репутация старого большевика. «Прости, Марочка, но один вопрос я тебе не могу не поставить: можно ли любить человека, не веря в него, не веря ему? Ты - большевичка. Ты поймешь весь ужас поставленного мною вопроса… Всю жизнь я считал себя, считали меня и другие, честным человеком, а ты - в этом усомнилась… Это меня убивает…» Мне одному это сочетание аргументов кажется странным по самой меньшей мере?
Оттуда же: «Еще одно, деточка, кроме судов и пересудов кумушек. Хр. Гр. [супруга Кона] …Я с ней прожил, так или иначе, но 45 лет. Оставить ее теперь?.. Как же я могу даже подумать об оставлении Х. Г., 80-летнего инвалида, отдавшего мне лучшие годы жизни. Она бы не ревновала, но ей было бы невыразимо тяжело.» (стр. 508-509)
Обильное цитирование ниже помечено курсивом.
Большинство старых большевиков, которые ушли от старых жен к новым, сделали это во время великого разочарования. В 1930-е годы даже те, кто не скрывал новых связей, предпочитали не уходить от женщин, отдавших им лучшие годы жизни (и разделивших с ними лучшие годы революции). Кольцов сошелся с Марией Остен, не расставшись с Елизаветой Ратмановой; его брат Борис Ефимов открыто жил с двумя женами и их детьми; Иван Краваль привез третью жену в квартиру, где продолжали жить его вторая жена, ее сестра с мужем и дочь Краваля от первого брака. Первая, вторая и четвертая жены Куйбышева (П. А. Стяжкина, Е. С. Коган и О. А. Лежава) жили в разных квартирах в Доме правительства и были, судя по всему, в хороших отношениях друг с другом. После его смерти в 1935 году осталось две вдовы, О. А. Лежава и А. Н. Клушина. Бывший прораб Михаил Тучин ушел от жены, Татьяны Чижиковой, но продолжал жить в их квартире в Доме правительства.
Залогом сохранения интимно-товарищеских отношений - между товарищами, мужчинами и женщинами и членами семей - было совместное строительство социализма. (стр. 512)
Формально это может выглядеть даже как протест против буржуазности, но учитывая, что действующие лица устраивали свой быт в Доме вполне по-буржуазному, выглядит все это, как «тех же старорежимных щей, да побольше влей». Теоретически, жильцы Дома продолжали всячески ненавидеть обывателя. Они писали книги и фельетоны, обличая мещан; хороши выдержки на стр. 342, например, но цитировать не буду, потому что ничего примечательного в них нет, там мы видим то же самое презрение к обывателю, что и в отрывке про мясной ряд. Можно было бы предположить, что делали они это по служебной надобности. Но нет - и сами сетуют на это и друг друга в этом охотно обвиняют.
Вот что старый большевик пишет о своей жене: «Жену свою я не видел такою, чтоб она чем-нибудь когда-нибудь была довольна. Она, едва я появляюсь, начинает предъявлять претензии: почему я до сих пор не нашел домашней работницы, или не искал зелени Мите (сыну), или не выхлопотал вовремя билет ее подруге… жена имеет убийственную способность очень долго ворчать и каждый раз на одну и ту же тему: как здесь плохо жить … Живем на новой квартире и каждый день в мещанстве совершаем прогресс: то скатерки лучшие на столе, то после долгих трудов добьемся какого-нибудь мастера или рабочего, который, не торопясь, что-нибудь улучшит в нашей квартире» (стр. 557)
Означенный большевик с женой-мещанкой в Берлине
В общем и целом, как мы видим, быт жильцов дома не особенно отличался от быта их буржуазных двойников. Но практические, а не только идеологические, различия между, тем не менее, были. В отличие от переживающих тяжелый кризис своих капиталистических двойников, в Доме не умели и не желали считать деньги, особенно казенные.
Дом правительства с самого начала планировался как комплекс, включающий многочисленные учреждения бытового обслуживания (столовая, прачечная, ясли, банк, парикмахерская и проч.), культурно-массовые (театр, кинотеатр, клуб) и административные (комендант со всеми службами, охрана).
Построить построили, но организовать размеренную жизнь по средствам не смогли. «Многочисленные комиссии и инспекции жаловались на раздутые штаты, завышенные цены, растущие долги и непроницаемую бухгалтерию. Первыми жертвами стали Клуб имени Калинина и Государственный Новый театр. Клуб был лишен собственности и сотрудников и превращен в «культбазу для культурно-политического и массового обслуживания сотрудников правительственных учреждений»; теннисный корт был сдан в аренду Всероссийскому союзу кооперативных товариществ работников изобразительного искусства …» (стр. 559).
Государственный Новый театр испытывал трудности одновременно с репертуаром (для нового театра требовался новый репертуар, а цензура зарубила подготовленный уже спектакль про борьбу трудящихся Запада за свои права и всяческую правду, на который руководство театра очень надеялось) и с бюджетом («администрация Дома правительства отказывалась снизить арендную плату (160 тысяч рублей, на 2000 % больше, чем в предыдущем помещении)» (стр. 559). А говорят, что желание получить неслыханный навар отличает российского капиталиста. Оказывается, что и для российского коммуниста оно тоже характерно. Вскоре театр выгнали и передали помещение Первому Детскому кинотеатру. Когда театр через некоторое время попросил отдать часть имущества, хранившегося в «бывшей церкви» (разумеется, где же еще?), оказалось, что никакого имущества там уже нет.
Был Новый театр...
а стал Первый детский кинотеатр
У Хозяйственного управления были более серьезные заботы. Закрытие клуба и театра и введение режима экономии привело к сокращению штата Дома правительства с 831 до 612 человек (к октябрю 1935 года), но специальная комиссия ЦИК нашла принятые меры неудовлетворительными. Стоимость обслуживания Дома превышала месячную норму на 670 % (6,47 р. по сравнению с 0,84 р. за квадратный метр). Главными причинами перерасхода комиссия назвала большой штат (один сотрудник на четверых жителей, в том числе «административно-технического и счетного персонала 57 человек и электромонтеров и слесарей 43 человека») и расточительность (меры экономии оказались «не экономией, а недорасходом завышенно запланированных планом расходов»). Столовой (86 сотрудников) и прачечной (94 сотрудника) пользовались работники Дома и Хозяйственного управления, но не жители квартир («плохое качество обедов», «белье рвется, ржавые пятна»)... (стр. 561)
Прачечная Дома
Мне она почему-то напоминает тяжелое будущее в мире эксплуатации человека человеком из отличного фильма "Метрополис" (ему скоро уже сто лет)
Необходимо было улучшить административный контроль, финансовую дисциплину и качество кадров. Согласно отчету коменданта, секретаря парткома и председателя месткома от 4 ноября 1935 года, «тщательная фильтрация» при приеме на работу и регулярные чистки среди сотрудников «исключили возможность проникновения в аппарат чуждого элемента». Охрана Дома комплектовалась «исключительно составом бывших красноармейцев, краснофлотцев и пограничников с установкой на большую партпрослойку». Работа по их политической подготовке и строевой готовности проводилась со «стопроцентным охватом» (стр. 562)
Когда люди начинают причитать о превышении смет на строительство космодрома «Восточный» или олимпийских объектов в Сочи, призывая небо в свидетели, что при Сталине такого не было, им следует напоминать о Доме на Набережной. Смета на строительство была превышена в 10 раз (см. предыдущий выпуск), норма на обслуживание была превышена в семь раз. Ни одно из учреждений не работало качественно, многие закрылись всего несколько лет после их открытия по причине финансовой несостоятельности. В то же самое время административный контроль, фильтрация, партпрослойка и политподготовка были на уровне.
С "Восточного" хоть ракеты какие-то запускают. А что запустили в Доме правительства? Сельское хозяйство и идеологическую работу?
И ПРОДОЛЖЕНИЕ ВСЕ ЕЩЕ СЛЕДУЕТ