Рыцари Великой революции, светлое содружество ответственных квартиросъёмщиков (часть третья)
В предыдущей части этой длинной заметки шла речь о том, как жила милленаристская секта российских марксистов (таковой она являлась по мнению автора обсуждаемой книги, и мы решили с этим не спорить) в ожидании очистительного катаклизма. В 1913 году, когда слегка постаревшие чеховские персонажи пили чай с вареньем на веранде дачи, обсуждая будущую светлую жизнь и постановку «Гамлета» в Художественном театре, а большевики-подпольщики шастали по Невскому с воззваниями к рабочим, которые все никак не поднимали означенных рабочих на разрушение старого мира, потому что рабочие интуитивно чувствовали нелюбовь подпольщиков к изобилию продуктов питания, могло показаться, что эта катастрофа никогда не придет. Но прошло всего несколько лет, и она явилась во всепобеждающей силе.
На сцене МХАТа
Великие революции, по мнению автора и тех, кого он по этому случаю цитирует, есть не что иное, как смену государственного строя, при котором милленаристы приходят к власти (стр. 123). Большинство проповедников-новобранцев, о которых шла речь ранее, дожили до обещанного очистительного катаклизма. Старый мир (на одной шестой земной суши) погиб в мучениях, как и было предречено. Произошло все не вполне так, как представляли сектанты, но так или иначе это произошло. Одним из отличий от ожиданий была легкость, с которой совершился переворот, и относительно слабое сопротивление действующей власти (стр. 137-138). Вдохновленные этим борцы за светлое будущее с трибуны Учредительного собрания формально объявили войну «старому миру»: «Перед нами … водораздел, который сейчас делит все это собрание … на два непримиримых лагеря. Этот водораздел проходит по линии - за социализм или против социализма… Мы скажем, товарищи, в этот момент, когда заревом революционного пожара загорится если не сегодня, то завтра весь мир, мы с этой кафедры провозглашаем смертельную войну буржуазно-парламентарной республике…» (стр. 142).
Незадолго до этого события, во время ноябрьских боев в Москве, Рахманинов сидел в своей квартире на Страстном бульваре, недалеко от главного революционного штаба на Скобелевской площади. По воспоминаниям его жены, «он был занят переработкой своего Первого фортепианного концерта и очень увлекся этим. Так как было опасно зажигать в квартире свет, то в его кабинете, выходившем во двор, портьеры были задернуты, и он работал при свете одной стеариновой свечи». Как мы знаем, многие в его окружении надеялись, что новый день принесет обещанное Царство счастья и правды, но он был не из их числа. «Я видел с ужасающей ясностью, что это было начало конца - конца, полного ужасов, наступление которых было делом времени». Вскоре он уехал в Петроград, 20 декабря пришел в Смольный за выездными визами, а 23 декабря вместе с семьей сел в стокгольмский поезд (стр. 140). Реакция Рахманинова была здоровой реакцией человека «старого мира», который целиком должен был умереть в муках, чтобы освободить место для братского пиршества секты свидетелей нового дня во главе с проверенными аскетическими трудами и подвигами проповедниками, будущими ответственными квартиросъемщиками в Доме правительства.
В результате, по мнению автора, пророчество марксистов-милленаристов исполнилось, да так, что секта оказалась у руководства вполне земными делами в изменившемся мире, совмещая свой сектантский характер с государственной властью. (Как и прежде, обширные цитирования текста указаны курсивом.)
Большинство милленаристских сект умирают вместе со своим пророком. Некоторые живут дольше, но перестают быть милленаристскими… Христианство выжило как секта, перестало быть милленаристским и воцарилось в Вавилоне в качестве официальной идеологии. Израильтяне и мормоны пересекли пустыню, обменяли молоко и мед на стабильные государства и вошли в состав более крупных империй. Мусульмане создали свои собственные империи, периодически сотрясаемые «фундаменталистскими» реформациями… Только большевики разрушили «тюрьму народов», истребили соглашателей, реформировали семью, отменили частную собственность и утвердились во главе Вавилона, не переставая ожидать тысячелетнего царства при жизни нынешнего поколения. Впервые в истории секте на пике милленаристского энтузиазма удалось захватить власть в действующей империи…
Существует два основных типа отношений между государствами и специалистами по спасению заблудших. В первом государство занимает нейтральную позицию и относится ко всем кандидатам на духовную монополию одинаково снисходительно. Это характерно для многих традиционных империй (в том числе основанных воинами-кочевниками) и постхристианских либеральных государств, «отделенных от церкви»…
Второй тип отношений между государством и организациями, дарующими спасение, - отождествление государства с одной из них… На одном конце спектра - государства, в которых духовная бюрократия безусловно подчинена политической (как в Российской империи). На другом - «иерократии» («теократии», «идеократии»), где доминируют специалисты в области спасения (как в некоторых тибетских, древнееврейских и позднеегипетских государствах, а также в кальвинистской Женеве, пуританском Массачусетсе и Исламской Республике Иран)…
Государство, которым управляли большевики в конце Гражданской войны, было незрелой иерократией с серьезными унитарными амбициями. Все ветви власти… контролировались сообществом единоверцев, прошедших процесс личного обращения. Коммунистическая партия оставалась сектой (единственными требованиями для новых членов были знание писания и личная добродетель, гарантируемые старейшинами)… Глава партии являлся главой государства независимо от официального титула. Государство было диктатурой святых на территории бывшей Российской империи.
Советское государство покоилось на двух столпах: специализированных министерствах, унаследованных от старого режима под именем «народных комиссариатов», и сети региональных партийных комитетов во главе с ЦК. Региональные комитеты контролировали все стороны жизни на своей территории, ЦК контролировал всё без исключения.
Партию окружали миллионы «беспартийных», внезапно оказавшиеся в ее ведении. Как говорит злодей в «Городе Градов» Платонова (1926):
Так вот, я и говорю, что такое губком? А я вам скажу: секретарь - это архиерей, а губком - епархия! Верно ведь? И епархия мудрая и серьезная, потому что религия пошла новая и посерьезней православной. Теперь на собрание - ко всенощной - попробуй не сходи! Давайте, скажут, ваш билетик, мы отметочку там сделаем! Отметочки четыре будут, тебя в язычники зачислят. А язычник у нас хлеба не найдет! Так-то! (стр. 173-176).
Сложившемуся положению соответствовали и «духовные» поиски. Литература, как форма, наиболее подходящая для большевистского евангелия, стала важнейшим способом создания мифа об искупительной катастрофе и рождении нового мира. Советская литература того времени не просто оправдывает, а возвышает, превозносит и освящает (в том смысле, в каком она может это делать) насилие, если оно совершается над старым миром ради очистительной катастрофы.
Советская литература, создающая миф нового общества, следует библейским сюжетам, смело заимствуя из них, и стремится к «моральной ясности и риторическому пафосу» (стр. 189) библейского повествования. У Слезкина есть неплохая подборка текстов, иллюстрирующих эти положения. Часть приведенных им произведений всем известна, из которых одни были прочитаны многими, а другие остались для большинства названиями из школьной программы. Часть произведений была и остается малоизвестна, чему я очень рад; эти книги вполне заслуживают того, чтобы их знали и читали только специалисты.
В «Записках Терентия Забытого» Аросева (1922) чекист Клейнер носит «и лето, и день, и ночь все одну и ту же кожаную куртку». Он полон «скрытого внутреннего энтузиазма» и убивает людей по зову сердца и требованию исторической необходимости. Одна из его идей - показывать казни на большом экране на здании ЧК. «Что необходимо, то не развращает, - говорит он. - Поймите это. Что необходимо, то не развращает».
«Глубоко прав у Аросева Клейнер, утверждающий: что необходимо, не развращает», - писал Воронский [главный редактор «Красной Нови», советский литературный критик, писатель]. Перебитые кости и развороченные чрева - часть плана провидения. «Никакой справедливости, никаких категорических императивов, все подчинено целесообразности, а она сейчас дает только одну заповедь: убивай!» (стр. 189).
А этот текст, наверное, помнят многие; он из «Чевенгура» Платонова. Обыкновенно он [рыцарь революции Копенкин, Прекрасной Дамой которого была Роза Люксембург] убивал не так, как жил, а равнодушно, но насмерть, словно в нем действовала сила расчета и хозяйства. Копенкин видел в белогвардейцах и бандитах не очень важных врагов, недостойных его личной ярости, и убивал их с тем будничным тщательным усердием, с каким баба полет просо. Он воевал точно, но поспешно, на ходу и на коне, бессознательно храня свои чувства для дальнейшей надежды и движения (стр. 189).
Копенкин с Розой Люксембург и Кларой Цеткин. Что это - традиционный треугольник или нетрадиционные отношения?
Поскольку мы согласились посмотреть на историю советского общества через призму концепции милленаристской секты, нам должно быть ясно, эта история будет представлена последовательностью «дозволенных» стадий. Поэтому, [з]ахватив власть, выстроив административный аппарат, вознаградив себя системой привилегий, разработав канон основополагающих мифов и временно отступив в ожидании всемирно-исторических боев между пролетариатом и капиталом, большевики столкнулись с самым трудным моментом в жизни любой секты - смертью вождя-основателя.
В марте 1923 года, после того как Ленин перенес второй инсульт и потерял способность говорить, Карл Радек написал, что мировой пролетариат живет «одним горячим желанием, чтобы этот Моисей, который вывел рабов из страны неволи, вошел вместе с нами в землю обетованную».
Двадцать первого января 1924 года Ленин умер. На следующий день Центральный комитет партии выпустил официальное заявление «К партии, ко всем трудящимся», в котором изложил основные пункты новой иконографии вождя…
Ленин стал основателем и вождем, потому что был пророком… Как все истинные пророки, Ленин был одинаково близок земле и небесам, своему народу и грядущему миру (стр. 200).
Значение смерти Ленина в советской истории и мифологии столь велико, что даже через 50 с лишком лет после этих событий моя хорошая знакомая смогла получить «отлично» по истории КПСС, вытащив билет с безнадежным для нее вопросом про решения XIII съезда ВКП (б), начав ответ с того, что в 1924 году партия и народ были потрясены до основания, но в ответ сплотились, превозмогли, одолели и тому подобное прочее.
При всей значительности смерти главного пророка еще более важным оказался факт несбывшихся ожиданий. По словам автора книги «Моисей умер, но молока с медом на обетованной земле не оказалось (потому что народ стал блудно ходить вслед чужих богов). Или, в рамках другого сюжета, настоящий день настал, но смерть, плач, вопль и болезнь не исчезли, и прежнее не прошло» (стр. 208). В рамках же конкретно-исторических можно сказать, что несмотря на состоявшийся полновесный катаклизм мечты о гармонии и всеобщей любви не спешили материализоваться. Вместо них имел место т.н. «угар НЭПа». Правильное солнце никак не восходило над новой землей.
Все это стало причиной того, что выше было названо великим разочарованием, важной стадией в развитии милленаристской секты. Вот так это выглядело у адвенистов. Уильям Миллер, один из американских пророков последних дней, предсказал конец света в 1843 году. Этого не произошло, и Миллер перенес Судный день на 22 октября 1844 года. Тысячи «вторых адвентистов» («миллеритов») продали свою собственность, простили долги, оставили труды и в назначенный день собрались в ожидании спасения. То, что за этим последовало, вошло в историю как «великое разочарование».
Согласно воспоминаниям Хирама Эдсона, пионера секты адвентистов седьмого дня: «Мы с уверенностью ожидали, что увидим Иисуса Христа и всех его святых ангелов и услышим, как голос его призовет Авраама, Исаака, Иакова и всех праотцов, а также близких и милых друзей наших, коих смерть отняла у нас, и что испытания и страдания наши на этой земле подойдут к концу и мы встретим Господа нашего и вечно с ним пребудем в светлых золотых домах в золотом родном городе, готовые к искуплению. Наши надежды были очень велики, и мы ожидали пришествия Господа нашего, пока часы не пробили полночь. День минул, и страх разочарования превратился в уверенность. Наши самые светлые надежды и ожидания рухнули, и из нашей груди вырвался такой стон, какого я прежде не слышал. Потеря всех земных друзей не могла бы с этим сравниться. Мы рыдали и рыдали до самого рассвета» (стр. 104).
Хирам Эдсон заявил, что пророчество исполнилось, но не так, как ожидалось. Это объяснение стало основой того, что автор «Дома» называет стадией пробуждения. Группа адвентистов сплотилась вокруг этой идеи. Их пасторы усовершенствовал богословие секты, введя такое заметное изменение, как субботние богослужебные собрания, основав то, что мы знаем сейчас как секту адвентистов седьмого дня.
В годы, последовавшие за смертью Ленина, из груди проповедников и рядовых членов его секты тоже вырвался неслыханный прежде стон. Это не удивительно, в общем, поскольку те, кого мы можем считать заслуженными проповедниками (большевики с дореволюционным стажем) были воспитаны обществом, имевшим очень другие стандарты тягот и невзгод.
Вот как один из сокамерников Свердлова описывает их заключение в 1907 году (это, заметим, год подавления т.н. Первой Русской революции, всяческой реакции, военно-полевых судов и проч.).
Целый день камеры нашего коридора были открыты, и заключенные могли свободно ходить из камеры в камеру, заниматься играми, петь песни, слушать доклады, вести диспуты. Но все это регламентировалось «конституцией», то есть соблюдался большой порядок, за которым наблюдали выбранные политическими заключенными старосты камер. Были определенные часы тишины и групповых прогулок во дворе… Часто приходили в нашу камеру из других камер, чтобы послушать Я. М. Свердлова (стр. 59).
Так что стон раздался - всем стонам стон. «В 1924 году после смерти нашего дорогого вождя ВКП(б) товарища Ленина, - писал бывший пастух и помощник прокурора Василий Орехов, - неперенес его смерти и плакал около трех месяцев, и в этот пириод у меня открылся травматический нервоз» (стр. 208).
Невроз, вызванный смертью Ленина, оказался проблемой совсем не простой. Тот же Орехов писал через три года в Общество Старых Большевиков: «В 1924 г. я тяжело заболел травматическим нервозом, от коего лечился в санатории Корсикова около 3 м-цев. За этот срок я сравнительно отдохнул и снова пошел на работу. Проработав до 19 января 1925 г., болезнь моя повторилась, но в более сериозной степени, отнялся язык иноги. На мое физическое состояние сильно действовал холод. В конце февраля месяца Московский Комитет отправил на лечение в г. Севастополь в Институт физического лечения, в коем я пролечился около 3х м-цев… Обращаясь к Вам с просьбой, прошу вывести меня из этого омута, в который завела меня стихия» (стр. 210).
Орехов был не один. Плакал и Бухарин. По словам последней жены Бухарина,
«его душевная организация была удивительно тонкой, я бы сказала, болезненно истонченной». В день смерти Ленина многие его ученики плакали, но «никто не плакал сильней Бухарина». Его «эмоциональная утонченность и непосредственная восприимчивость приводили его нередко в состояние истерии. Он легко плакал» (стр. 209).
Неврозы вообще были типичны для большевиков того времени.
Из 144 человек, получивших медицинскую помощь в доме отдыха ВЦИК в Тетькове летом 1928 года, 89 (68 %) страдали от психических расстройств: «неврастения - 18, психоневрастения - 6, душевное расстройство - 1, переутомление - 73». Годом ранее в доме отдыха ВЦИК в Марьине побывали 1266 человек, из них «6 человек (0,48 %) здоровы, другие 1260 человек (99,52 %) на что-либо жаловались». У 598 из них (то есть почти у половины) были найдены «функциональные болезни нервной системы», у 27 - «органические болезни нервной системы»; у 59 - «психоневроз» и у 130 - «переутомление». В общей сложности 65 % отдыхающих жаловались на ту или иную форму душевного расстройства. Ни Тетьково, ни Марьино не были специализированными медицинскими учреждениями - оба предназначались для отдыха и светского общения и располагали услугами одного или двух врачей (стр. 209).
О причинах этого потрясающего воображение явления мы продолжим разговор в следующей части заметки, а здесь мне хочется немного развить тему социальной маргинальности большинства проповедников-новобранцев секты российских марксистов, о чем шла речь в прошлой части заметки. Мы говорили о том, что их обычно скромное социальное происхождение в сочетании с недостаточным образованием не могло не поставить в ряды маргиналов, вроде современных борцов за права трансгендеров и спасение Земли от человека, которые, будучи уже в летах, все никак не могут повзрослеть и найти работу, позволяющую им жить независимо от родителей.
Но есть у них и еще одно общее свойство - та самая неуравновешенность, психическая нестабильность, тo, что Ларина-Бухарина уклончиво назвала "эмоциональной утонченностью, приводящей в состояние истерии". Это свойство не могло не стать помехой для труда и ежедневной жизни, а следовательно, не могло не привести их в ряды маргиналов, если бы события пошли по другому пути. Но они пошли по пути хорошо нам известному, и случилось так, что эти эмоционально неуравновешенные люди пополнили ряды не маргиналов, а правящего класса.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
На сцене МХАТа
Великие революции, по мнению автора и тех, кого он по этому случаю цитирует, есть не что иное, как смену государственного строя, при котором милленаристы приходят к власти (стр. 123). Большинство проповедников-новобранцев, о которых шла речь ранее, дожили до обещанного очистительного катаклизма. Старый мир (на одной шестой земной суши) погиб в мучениях, как и было предречено. Произошло все не вполне так, как представляли сектанты, но так или иначе это произошло. Одним из отличий от ожиданий была легкость, с которой совершился переворот, и относительно слабое сопротивление действующей власти (стр. 137-138). Вдохновленные этим борцы за светлое будущее с трибуны Учредительного собрания формально объявили войну «старому миру»: «Перед нами … водораздел, который сейчас делит все это собрание … на два непримиримых лагеря. Этот водораздел проходит по линии - за социализм или против социализма… Мы скажем, товарищи, в этот момент, когда заревом революционного пожара загорится если не сегодня, то завтра весь мир, мы с этой кафедры провозглашаем смертельную войну буржуазно-парламентарной республике…» (стр. 142).
Незадолго до этого события, во время ноябрьских боев в Москве, Рахманинов сидел в своей квартире на Страстном бульваре, недалеко от главного революционного штаба на Скобелевской площади. По воспоминаниям его жены, «он был занят переработкой своего Первого фортепианного концерта и очень увлекся этим. Так как было опасно зажигать в квартире свет, то в его кабинете, выходившем во двор, портьеры были задернуты, и он работал при свете одной стеариновой свечи». Как мы знаем, многие в его окружении надеялись, что новый день принесет обещанное Царство счастья и правды, но он был не из их числа. «Я видел с ужасающей ясностью, что это было начало конца - конца, полного ужасов, наступление которых было делом времени». Вскоре он уехал в Петроград, 20 декабря пришел в Смольный за выездными визами, а 23 декабря вместе с семьей сел в стокгольмский поезд (стр. 140). Реакция Рахманинова была здоровой реакцией человека «старого мира», который целиком должен был умереть в муках, чтобы освободить место для братского пиршества секты свидетелей нового дня во главе с проверенными аскетическими трудами и подвигами проповедниками, будущими ответственными квартиросъемщиками в Доме правительства.
В результате, по мнению автора, пророчество марксистов-милленаристов исполнилось, да так, что секта оказалась у руководства вполне земными делами в изменившемся мире, совмещая свой сектантский характер с государственной властью. (Как и прежде, обширные цитирования текста указаны курсивом.)
Большинство милленаристских сект умирают вместе со своим пророком. Некоторые живут дольше, но перестают быть милленаристскими… Христианство выжило как секта, перестало быть милленаристским и воцарилось в Вавилоне в качестве официальной идеологии. Израильтяне и мормоны пересекли пустыню, обменяли молоко и мед на стабильные государства и вошли в состав более крупных империй. Мусульмане создали свои собственные империи, периодически сотрясаемые «фундаменталистскими» реформациями… Только большевики разрушили «тюрьму народов», истребили соглашателей, реформировали семью, отменили частную собственность и утвердились во главе Вавилона, не переставая ожидать тысячелетнего царства при жизни нынешнего поколения. Впервые в истории секте на пике милленаристского энтузиазма удалось захватить власть в действующей империи…
Существует два основных типа отношений между государствами и специалистами по спасению заблудших. В первом государство занимает нейтральную позицию и относится ко всем кандидатам на духовную монополию одинаково снисходительно. Это характерно для многих традиционных империй (в том числе основанных воинами-кочевниками) и постхристианских либеральных государств, «отделенных от церкви»…
Второй тип отношений между государством и организациями, дарующими спасение, - отождествление государства с одной из них… На одном конце спектра - государства, в которых духовная бюрократия безусловно подчинена политической (как в Российской империи). На другом - «иерократии» («теократии», «идеократии»), где доминируют специалисты в области спасения (как в некоторых тибетских, древнееврейских и позднеегипетских государствах, а также в кальвинистской Женеве, пуританском Массачусетсе и Исламской Республике Иран)…
Государство, которым управляли большевики в конце Гражданской войны, было незрелой иерократией с серьезными унитарными амбициями. Все ветви власти… контролировались сообществом единоверцев, прошедших процесс личного обращения. Коммунистическая партия оставалась сектой (единственными требованиями для новых членов были знание писания и личная добродетель, гарантируемые старейшинами)… Глава партии являлся главой государства независимо от официального титула. Государство было диктатурой святых на территории бывшей Российской империи.
Советское государство покоилось на двух столпах: специализированных министерствах, унаследованных от старого режима под именем «народных комиссариатов», и сети региональных партийных комитетов во главе с ЦК. Региональные комитеты контролировали все стороны жизни на своей территории, ЦК контролировал всё без исключения.
Партию окружали миллионы «беспартийных», внезапно оказавшиеся в ее ведении. Как говорит злодей в «Городе Градов» Платонова (1926):
Так вот, я и говорю, что такое губком? А я вам скажу: секретарь - это архиерей, а губком - епархия! Верно ведь? И епархия мудрая и серьезная, потому что религия пошла новая и посерьезней православной. Теперь на собрание - ко всенощной - попробуй не сходи! Давайте, скажут, ваш билетик, мы отметочку там сделаем! Отметочки четыре будут, тебя в язычники зачислят. А язычник у нас хлеба не найдет! Так-то! (стр. 173-176).
Сложившемуся положению соответствовали и «духовные» поиски. Литература, как форма, наиболее подходящая для большевистского евангелия, стала важнейшим способом создания мифа об искупительной катастрофе и рождении нового мира. Советская литература того времени не просто оправдывает, а возвышает, превозносит и освящает (в том смысле, в каком она может это делать) насилие, если оно совершается над старым миром ради очистительной катастрофы.
Советская литература, создающая миф нового общества, следует библейским сюжетам, смело заимствуя из них, и стремится к «моральной ясности и риторическому пафосу» (стр. 189) библейского повествования. У Слезкина есть неплохая подборка текстов, иллюстрирующих эти положения. Часть приведенных им произведений всем известна, из которых одни были прочитаны многими, а другие остались для большинства названиями из школьной программы. Часть произведений была и остается малоизвестна, чему я очень рад; эти книги вполне заслуживают того, чтобы их знали и читали только специалисты.
В «Записках Терентия Забытого» Аросева (1922) чекист Клейнер носит «и лето, и день, и ночь все одну и ту же кожаную куртку». Он полон «скрытого внутреннего энтузиазма» и убивает людей по зову сердца и требованию исторической необходимости. Одна из его идей - показывать казни на большом экране на здании ЧК. «Что необходимо, то не развращает, - говорит он. - Поймите это. Что необходимо, то не развращает».
«Глубоко прав у Аросева Клейнер, утверждающий: что необходимо, не развращает», - писал Воронский [главный редактор «Красной Нови», советский литературный критик, писатель]. Перебитые кости и развороченные чрева - часть плана провидения. «Никакой справедливости, никаких категорических императивов, все подчинено целесообразности, а она сейчас дает только одну заповедь: убивай!» (стр. 189).
А этот текст, наверное, помнят многие; он из «Чевенгура» Платонова. Обыкновенно он [рыцарь революции Копенкин, Прекрасной Дамой которого была Роза Люксембург] убивал не так, как жил, а равнодушно, но насмерть, словно в нем действовала сила расчета и хозяйства. Копенкин видел в белогвардейцах и бандитах не очень важных врагов, недостойных его личной ярости, и убивал их с тем будничным тщательным усердием, с каким баба полет просо. Он воевал точно, но поспешно, на ходу и на коне, бессознательно храня свои чувства для дальнейшей надежды и движения (стр. 189).
Копенкин с Розой Люксембург и Кларой Цеткин. Что это - традиционный треугольник или нетрадиционные отношения?
Поскольку мы согласились посмотреть на историю советского общества через призму концепции милленаристской секты, нам должно быть ясно, эта история будет представлена последовательностью «дозволенных» стадий. Поэтому, [з]ахватив власть, выстроив административный аппарат, вознаградив себя системой привилегий, разработав канон основополагающих мифов и временно отступив в ожидании всемирно-исторических боев между пролетариатом и капиталом, большевики столкнулись с самым трудным моментом в жизни любой секты - смертью вождя-основателя.
В марте 1923 года, после того как Ленин перенес второй инсульт и потерял способность говорить, Карл Радек написал, что мировой пролетариат живет «одним горячим желанием, чтобы этот Моисей, который вывел рабов из страны неволи, вошел вместе с нами в землю обетованную».
Двадцать первого января 1924 года Ленин умер. На следующий день Центральный комитет партии выпустил официальное заявление «К партии, ко всем трудящимся», в котором изложил основные пункты новой иконографии вождя…
Ленин стал основателем и вождем, потому что был пророком… Как все истинные пророки, Ленин был одинаково близок земле и небесам, своему народу и грядущему миру (стр. 200).
Значение смерти Ленина в советской истории и мифологии столь велико, что даже через 50 с лишком лет после этих событий моя хорошая знакомая смогла получить «отлично» по истории КПСС, вытащив билет с безнадежным для нее вопросом про решения XIII съезда ВКП (б), начав ответ с того, что в 1924 году партия и народ были потрясены до основания, но в ответ сплотились, превозмогли, одолели и тому подобное прочее.
При всей значительности смерти главного пророка еще более важным оказался факт несбывшихся ожиданий. По словам автора книги «Моисей умер, но молока с медом на обетованной земле не оказалось (потому что народ стал блудно ходить вслед чужих богов). Или, в рамках другого сюжета, настоящий день настал, но смерть, плач, вопль и болезнь не исчезли, и прежнее не прошло» (стр. 208). В рамках же конкретно-исторических можно сказать, что несмотря на состоявшийся полновесный катаклизм мечты о гармонии и всеобщей любви не спешили материализоваться. Вместо них имел место т.н. «угар НЭПа». Правильное солнце никак не восходило над новой землей.
Все это стало причиной того, что выше было названо великим разочарованием, важной стадией в развитии милленаристской секты. Вот так это выглядело у адвенистов. Уильям Миллер, один из американских пророков последних дней, предсказал конец света в 1843 году. Этого не произошло, и Миллер перенес Судный день на 22 октября 1844 года. Тысячи «вторых адвентистов» («миллеритов») продали свою собственность, простили долги, оставили труды и в назначенный день собрались в ожидании спасения. То, что за этим последовало, вошло в историю как «великое разочарование».
Согласно воспоминаниям Хирама Эдсона, пионера секты адвентистов седьмого дня: «Мы с уверенностью ожидали, что увидим Иисуса Христа и всех его святых ангелов и услышим, как голос его призовет Авраама, Исаака, Иакова и всех праотцов, а также близких и милых друзей наших, коих смерть отняла у нас, и что испытания и страдания наши на этой земле подойдут к концу и мы встретим Господа нашего и вечно с ним пребудем в светлых золотых домах в золотом родном городе, готовые к искуплению. Наши надежды были очень велики, и мы ожидали пришествия Господа нашего, пока часы не пробили полночь. День минул, и страх разочарования превратился в уверенность. Наши самые светлые надежды и ожидания рухнули, и из нашей груди вырвался такой стон, какого я прежде не слышал. Потеря всех земных друзей не могла бы с этим сравниться. Мы рыдали и рыдали до самого рассвета» (стр. 104).
Хирам Эдсон заявил, что пророчество исполнилось, но не так, как ожидалось. Это объяснение стало основой того, что автор «Дома» называет стадией пробуждения. Группа адвентистов сплотилась вокруг этой идеи. Их пасторы усовершенствовал богословие секты, введя такое заметное изменение, как субботние богослужебные собрания, основав то, что мы знаем сейчас как секту адвентистов седьмого дня.
В годы, последовавшие за смертью Ленина, из груди проповедников и рядовых членов его секты тоже вырвался неслыханный прежде стон. Это не удивительно, в общем, поскольку те, кого мы можем считать заслуженными проповедниками (большевики с дореволюционным стажем) были воспитаны обществом, имевшим очень другие стандарты тягот и невзгод.
Вот как один из сокамерников Свердлова описывает их заключение в 1907 году (это, заметим, год подавления т.н. Первой Русской революции, всяческой реакции, военно-полевых судов и проч.).
Целый день камеры нашего коридора были открыты, и заключенные могли свободно ходить из камеры в камеру, заниматься играми, петь песни, слушать доклады, вести диспуты. Но все это регламентировалось «конституцией», то есть соблюдался большой порядок, за которым наблюдали выбранные политическими заключенными старосты камер. Были определенные часы тишины и групповых прогулок во дворе… Часто приходили в нашу камеру из других камер, чтобы послушать Я. М. Свердлова (стр. 59).
Так что стон раздался - всем стонам стон. «В 1924 году после смерти нашего дорогого вождя ВКП(б) товарища Ленина, - писал бывший пастух и помощник прокурора Василий Орехов, - неперенес его смерти и плакал около трех месяцев, и в этот пириод у меня открылся травматический нервоз» (стр. 208).
Невроз, вызванный смертью Ленина, оказался проблемой совсем не простой. Тот же Орехов писал через три года в Общество Старых Большевиков: «В 1924 г. я тяжело заболел травматическим нервозом, от коего лечился в санатории Корсикова около 3 м-цев. За этот срок я сравнительно отдохнул и снова пошел на работу. Проработав до 19 января 1925 г., болезнь моя повторилась, но в более сериозной степени, отнялся язык иноги. На мое физическое состояние сильно действовал холод. В конце февраля месяца Московский Комитет отправил на лечение в г. Севастополь в Институт физического лечения, в коем я пролечился около 3х м-цев… Обращаясь к Вам с просьбой, прошу вывести меня из этого омута, в который завела меня стихия» (стр. 210).
Орехов был не один. Плакал и Бухарин. По словам последней жены Бухарина,
«его душевная организация была удивительно тонкой, я бы сказала, болезненно истонченной». В день смерти Ленина многие его ученики плакали, но «никто не плакал сильней Бухарина». Его «эмоциональная утонченность и непосредственная восприимчивость приводили его нередко в состояние истерии. Он легко плакал» (стр. 209).
Неврозы вообще были типичны для большевиков того времени.
Из 144 человек, получивших медицинскую помощь в доме отдыха ВЦИК в Тетькове летом 1928 года, 89 (68 %) страдали от психических расстройств: «неврастения - 18, психоневрастения - 6, душевное расстройство - 1, переутомление - 73». Годом ранее в доме отдыха ВЦИК в Марьине побывали 1266 человек, из них «6 человек (0,48 %) здоровы, другие 1260 человек (99,52 %) на что-либо жаловались». У 598 из них (то есть почти у половины) были найдены «функциональные болезни нервной системы», у 27 - «органические болезни нервной системы»; у 59 - «психоневроз» и у 130 - «переутомление». В общей сложности 65 % отдыхающих жаловались на ту или иную форму душевного расстройства. Ни Тетьково, ни Марьино не были специализированными медицинскими учреждениями - оба предназначались для отдыха и светского общения и располагали услугами одного или двух врачей (стр. 209).
О причинах этого потрясающего воображение явления мы продолжим разговор в следующей части заметки, а здесь мне хочется немного развить тему социальной маргинальности большинства проповедников-новобранцев секты российских марксистов, о чем шла речь в прошлой части заметки. Мы говорили о том, что их обычно скромное социальное происхождение в сочетании с недостаточным образованием не могло не поставить в ряды маргиналов, вроде современных борцов за права трансгендеров и спасение Земли от человека, которые, будучи уже в летах, все никак не могут повзрослеть и найти работу, позволяющую им жить независимо от родителей.
Но есть у них и еще одно общее свойство - та самая неуравновешенность, психическая нестабильность, тo, что Ларина-Бухарина уклончиво назвала "эмоциональной утонченностью, приводящей в состояние истерии". Это свойство не могло не стать помехой для труда и ежедневной жизни, а следовательно, не могло не привести их в ряды маргиналов, если бы события пошли по другому пути. Но они пошли по пути хорошо нам известному, и случилось так, что эти эмоционально неуравновешенные люди пополнили ряды не маргиналов, а правящего класса.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ