О своевременных случайностях и о том, что не надо избегать просить прощения
Вчера, разбирая старые книги, я заглянул в наугад открытый томик и обнаружил историю, имеющую непосредственное отношение к происходящему сегодня, в т.ч. и Прощеному Воскресению.
Книга “Мотивы моей жизни”, о которой пойдет речь, написана архиепископом Виталием (Максименко) и издана в Джорданвилле в 1955 году (2е издание). Владыка Виталий (в миру Василий Иванович Максименко) родился в семье диакона под Таганрогом в Области Войска Донского в 1873 году. Он закончил Мариупольское духовное училище, Екатеринославскую духовную семнарию и учился в Киевской духовной академии. При обстоятельствах, описанных ниже, он был переведен в Казанскую академию, которую закончил в 1899 году.
Епископ Виталий (Максименко)
В последующие годы он был насельником Почаевской лавры, начальником ее типографии и издателем газеты “Русский инок”. Во время Гражданской войны эмигрировал, основал новый Почаевский монастырь в Чехословакии, а затем был хиротонисан во епископа Детройтского и стал управляющим приходами Русской Зарубежной Церкви в Северной Америке. Поэтому с 1930х годов владыка Виталий жил в Джордан вилле до своей кончины в 1960 году.
Вот такую историю, имеющую прямое отношение к Прощенному воскресению и некоторое к происходящим сейчас событиям он рассказал в своей книге (стр. 171-174, если что). Владыка интересно пишет о традициях Киевской Академии - так, напимер, в начале учебного года старший курс передавал младшему «лекции» (конспекты оных, я полагаю - Партизан_1812) по каковому поводу устраивали угощение «с крепким», к которому присоединялись и надзиратели (автор называет их именно так, «надзиратели» - Партизан_1812). Пишет он и о преподавателях: ректоре Киевской академии - старом, слепом Владыке Сильвестре, авторе пятитомного «Догматического богословия»; «сладкоглаголивом» профессоре Певницком, читавшим гомилетику; многих других. Пишет обо всех с любовью и уважением.
О студентах владыка Виталий пишет так: «Студенты мы были слабые: хотя и собирался цвет духовного юношества и каждый вначале был с высокими идеалами, но потом удовольствия соблазняли многих и в общей среде жил всегда дух недовольства якобы стеснениями.» Это и послужило причиной трагедии на масленой неделе 1896 года. «Предложено было кем-то… выразить недовольство тем, чтобы не пойти в прощенный день прощаться с Владыкой Сильвестром. У него было заведено издавна: приходить на заговены в столовую попрощаться со студентами: «Не пойдем! Пусть почувствует!» Но благоразумные удержали от такого шага «зачем огорчать безобидного старца? Лучше вот насчет столовой: здесь эконом что-то мошенничает». Хотя и в этом не все соглашались, но большинство не пошло на ужин и на следующий день объяснено это было забастовкой.»
Пришло время для студентов писать объяснительные. И тут многие бунтовщики стали объяснять свое отсутствие то больным животом, то внезапно приехавшей тетей, то другими равно уважительными причинами. Про липовость этих объяснений все знали и издевались над хитрецами, однако оставили их в покое, выгнав с «волчьим билетом» всех студентов, среди которых был и будущий владыка Виталий, которые честно признались, что участвовали в забастовке. В результате изгнанник проработал следующий год учителем народной школы в Екатеринославской губернии, пытаясь при этом найти возможность продолжить учебу в духовной академии.
На просьбы изгнанного студента откликнулся ректор Казанской духовной академии, который выхлопотал для него восстановление сразу на втором курсе своей академии. Владыка Виталий пишет: «Здесь я встретил совершенно другую атмосферу. Ректор Академии Антоний (впоследствии Митрополит Киевский и Галицкий) держал себя доступно и часто студенты просиживали у него целые вечера за чаем и богословскими или просто текущими беседами.»
Резюме этой истории тривиальнейшее: все, что иным кажется болезнями нашего века, уже имело место в «благословенные времена»; борцы с режимом и во времена доктора Чехова и беллетриста-мыслителя Мережковского отличались прямотой и готовностью к жертвам; Малороссия и Россия отличались еще во времена издания газеты «Киевлянин»; и тому подобное прочее, не заслуживающее даже и упоминания.
В заключение прошу всех френдов и случайных читателей простить меня за все, чем я был в состоянии вам насолить: за то, что вместо объявленной главной темы ЖЖ, я сбиваюсь на рассказы о Войне штатов и летательных аппаратах тяжелее воздуха; за недостаток духовности, а иногда и полное отсутствие серьезности в этом ЖЖ; за банальность общественных взглядов и недостаток сочувствия к идее прогресса, в том числе и социального; а также за то, что не всегда отвечаю на ваши комменты своевременно и в полном объеме. Простите меня, ради Бога.
Книга “Мотивы моей жизни”, о которой пойдет речь, написана архиепископом Виталием (Максименко) и издана в Джорданвилле в 1955 году (2е издание). Владыка Виталий (в миру Василий Иванович Максименко) родился в семье диакона под Таганрогом в Области Войска Донского в 1873 году. Он закончил Мариупольское духовное училище, Екатеринославскую духовную семнарию и учился в Киевской духовной академии. При обстоятельствах, описанных ниже, он был переведен в Казанскую академию, которую закончил в 1899 году.
Епископ Виталий (Максименко)
В последующие годы он был насельником Почаевской лавры, начальником ее типографии и издателем газеты “Русский инок”. Во время Гражданской войны эмигрировал, основал новый Почаевский монастырь в Чехословакии, а затем был хиротонисан во епископа Детройтского и стал управляющим приходами Русской Зарубежной Церкви в Северной Америке. Поэтому с 1930х годов владыка Виталий жил в Джордан вилле до своей кончины в 1960 году.
Вот такую историю, имеющую прямое отношение к Прощенному воскресению и некоторое к происходящим сейчас событиям он рассказал в своей книге (стр. 171-174, если что). Владыка интересно пишет о традициях Киевской Академии - так, напимер, в начале учебного года старший курс передавал младшему «лекции» (конспекты оных, я полагаю - Партизан_1812) по каковому поводу устраивали угощение «с крепким», к которому присоединялись и надзиратели (автор называет их именно так, «надзиратели» - Партизан_1812). Пишет он и о преподавателях: ректоре Киевской академии - старом, слепом Владыке Сильвестре, авторе пятитомного «Догматического богословия»; «сладкоглаголивом» профессоре Певницком, читавшим гомилетику; многих других. Пишет обо всех с любовью и уважением.
О студентах владыка Виталий пишет так: «Студенты мы были слабые: хотя и собирался цвет духовного юношества и каждый вначале был с высокими идеалами, но потом удовольствия соблазняли многих и в общей среде жил всегда дух недовольства якобы стеснениями.» Это и послужило причиной трагедии на масленой неделе 1896 года. «Предложено было кем-то… выразить недовольство тем, чтобы не пойти в прощенный день прощаться с Владыкой Сильвестром. У него было заведено издавна: приходить на заговены в столовую попрощаться со студентами: «Не пойдем! Пусть почувствует!» Но благоразумные удержали от такого шага «зачем огорчать безобидного старца? Лучше вот насчет столовой: здесь эконом что-то мошенничает». Хотя и в этом не все соглашались, но большинство не пошло на ужин и на следующий день объяснено это было забастовкой.»
Пришло время для студентов писать объяснительные. И тут многие бунтовщики стали объяснять свое отсутствие то больным животом, то внезапно приехавшей тетей, то другими равно уважительными причинами. Про липовость этих объяснений все знали и издевались над хитрецами, однако оставили их в покое, выгнав с «волчьим билетом» всех студентов, среди которых был и будущий владыка Виталий, которые честно признались, что участвовали в забастовке. В результате изгнанник проработал следующий год учителем народной школы в Екатеринославской губернии, пытаясь при этом найти возможность продолжить учебу в духовной академии.
На просьбы изгнанного студента откликнулся ректор Казанской духовной академии, который выхлопотал для него восстановление сразу на втором курсе своей академии. Владыка Виталий пишет: «Здесь я встретил совершенно другую атмосферу. Ректор Академии Антоний (впоследствии Митрополит Киевский и Галицкий) держал себя доступно и часто студенты просиживали у него целые вечера за чаем и богословскими или просто текущими беседами.»
Резюме этой истории тривиальнейшее: все, что иным кажется болезнями нашего века, уже имело место в «благословенные времена»; борцы с режимом и во времена доктора Чехова и беллетриста-мыслителя Мережковского отличались прямотой и готовностью к жертвам; Малороссия и Россия отличались еще во времена издания газеты «Киевлянин»; и тому подобное прочее, не заслуживающее даже и упоминания.
В заключение прошу всех френдов и случайных читателей простить меня за все, чем я был в состоянии вам насолить: за то, что вместо объявленной главной темы ЖЖ, я сбиваюсь на рассказы о Войне штатов и летательных аппаратах тяжелее воздуха; за недостаток духовности, а иногда и полное отсутствие серьезности в этом ЖЖ; за банальность общественных взглядов и недостаток сочувствия к идее прогресса, в том числе и социального; а также за то, что не всегда отвечаю на ваши комменты своевременно и в полном объеме. Простите меня, ради Бога.