похороны Герарда Реве
Сподобились-таки мы поклониться тени... Вчера в Махелене-аан-де-Лейе состоялись похороны великого писателя земли голландской - Герарда Реве.
По дороге заезжаем за цветами: с одной стороны, Пасхальная Суббота, Праздник Света, нужны белые розы. С другой - «Фиолетовое и Смерть»... побеждают сиреневые тюльпаны.
В Генте подбираем Писателя
pagad_ultimo, элегантного как чёрт возьми. (Он запретил упоминать про его чёрный галстух, так что упоминать не буду, скажу только, что если бы у Писателя были усы, он бы их вызолотил).
Добрались до Дейнзе около половины второго. В городе везде посты, очень вежливые полицейские распоряжаются парковкой. Сонный городишко запружен машинами с голландскими номерами, народ течёт к церкви, мы пристраиваемся в хвост толпе.
У церкви немедленно попадаем под журналистский обстрел: очевидно, мы столь пристойно одеты, что нас принимают за очень важных персон (Василич, правда, как и положено шоффэру, в небрежных штанах, но хотя бы выбрит, а я ещё переживала, что у меня нет чёрной шляпки с вуалеткой, это на фоне голландцев в цветистых шарфах, какой-то дикой блондинки в красном мини и пары моральных уродов в чёрных пиджаках поверх оранжевых штанов.)
В два часа подъезжают два роскошнейших катафалка (вспоминается из В. Попова: «Тебя-то уж так не понесут...»), из одного выносят гроб. У дверей уже выстроились почётные приближённые, самый первый, разумеется, залитый слезами Юп Схафтхаюзен, возлюбленный друг Реве, поддерживаемый под руки двумя дамами (Ханни Михаэлис, бывшей жены Реве, кажется, не было). Гроб вносят в церковь, начинается служба.
Должна заметить, что не ожидала такого прекрасного прощания. Священник Габриэл Десмалэ был воистину великолепен: речь его была краткая, живая, очень остроумная, говорил без бумажки, отлично артикулируя и с глубокой нежностью к старому греховоднику, который, несомненно, был бы очень доволен услышанным. «Герард сейчас начал свою последнюю книгу. И знаете, как бы он её назвал? «Прикинь, а Бог-то существует!»
Речи - практически все выступавшие были очень многословны, но весьма остроумны, народ то и дело одобрительно хмыкал - продолжались ровно час. После этого Десмалэ предложил желающим сделать круг почёта и приложить руку к кресту. Мои милые мальчики с разболевшимися спинами уходят на улицу, а я опять встаю в очередь. На экранах телевизоров, показывающих то, что происходит впереди, я вижу, что люди проходят мимо служки с миской и опускают туда руку. По серости своей решаю, что это миска со святой водой, стягиваю перчатку. И только подойдя вплотную, замечаю в миске деньги. Стыдно, конечно, но не лезть же мне было за кошёлкой. Прикладываю руку к кресту, получаю портретик Реве - поминальную открытку. Какое прекрасное лицо.
Ну, а потом - пешком на кладбище. Реве не досталось местечка возле церкви, и погребли его на Новом кладбище, впрочем, на почётном месте. По дороге меня вдруг обнимают за плечи: «Простите менья, ви русские?» Оглядываемся - пожилая элегантная дама. Как выясняется, племянница Реве, дочь Карела ван хет Реве, известного слависта. К сожалению, поговорить с ней не удалось, не те обстоятельства...
Подходим к гробу. Укладываю на крышку свои жалкие тюльпаны и вдруг с облегчением замечаю у кого-то в руках точно такой же букет. Прикасаюсь к крышке гроба. Писатель кропит гроб святой водой.
Всё. Домой. Устали. По дороге Писатель начинает ворчать (в этом деле ему вообще равных нет): и кладбище далеко, и журналисты надоели, и народ одет как чучело, и вообще пора бы покойника помянуть по нашему, пока магазины не закрылись, так что я в конце концов не выдерживаю: «Ты ведёшь себя так, как будто это твои похороны». Писатель разражается сатанинским хохотом.
Какой прекрасный день был вчера.
А вот тут - наипоэтичнейший отчёт Писателя.
http://pagad-ultimo.livejournal.com/13507.html?view=161475#t161475
По дороге заезжаем за цветами: с одной стороны, Пасхальная Суббота, Праздник Света, нужны белые розы. С другой - «Фиолетовое и Смерть»... побеждают сиреневые тюльпаны.
В Генте подбираем Писателя
pagad_ultimo, элегантного как чёрт возьми. (Он запретил упоминать про его чёрный галстух, так что упоминать не буду, скажу только, что если бы у Писателя были усы, он бы их вызолотил).
Добрались до Дейнзе около половины второго. В городе везде посты, очень вежливые полицейские распоряжаются парковкой. Сонный городишко запружен машинами с голландскими номерами, народ течёт к церкви, мы пристраиваемся в хвост толпе.
У церкви немедленно попадаем под журналистский обстрел: очевидно, мы столь пристойно одеты, что нас принимают за очень важных персон (Василич, правда, как и положено шоффэру, в небрежных штанах, но хотя бы выбрит, а я ещё переживала, что у меня нет чёрной шляпки с вуалеткой, это на фоне голландцев в цветистых шарфах, какой-то дикой блондинки в красном мини и пары моральных уродов в чёрных пиджаках поверх оранжевых штанов.)
В два часа подъезжают два роскошнейших катафалка (вспоминается из В. Попова: «Тебя-то уж так не понесут...»), из одного выносят гроб. У дверей уже выстроились почётные приближённые, самый первый, разумеется, залитый слезами Юп Схафтхаюзен, возлюбленный друг Реве, поддерживаемый под руки двумя дамами (Ханни Михаэлис, бывшей жены Реве, кажется, не было). Гроб вносят в церковь, начинается служба.
Должна заметить, что не ожидала такого прекрасного прощания. Священник Габриэл Десмалэ был воистину великолепен: речь его была краткая, живая, очень остроумная, говорил без бумажки, отлично артикулируя и с глубокой нежностью к старому греховоднику, который, несомненно, был бы очень доволен услышанным. «Герард сейчас начал свою последнюю книгу. И знаете, как бы он её назвал? «Прикинь, а Бог-то существует!»
Речи - практически все выступавшие были очень многословны, но весьма остроумны, народ то и дело одобрительно хмыкал - продолжались ровно час. После этого Десмалэ предложил желающим сделать круг почёта и приложить руку к кресту. Мои милые мальчики с разболевшимися спинами уходят на улицу, а я опять встаю в очередь. На экранах телевизоров, показывающих то, что происходит впереди, я вижу, что люди проходят мимо служки с миской и опускают туда руку. По серости своей решаю, что это миска со святой водой, стягиваю перчатку. И только подойдя вплотную, замечаю в миске деньги. Стыдно, конечно, но не лезть же мне было за кошёлкой. Прикладываю руку к кресту, получаю портретик Реве - поминальную открытку. Какое прекрасное лицо.
Ну, а потом - пешком на кладбище. Реве не досталось местечка возле церкви, и погребли его на Новом кладбище, впрочем, на почётном месте. По дороге меня вдруг обнимают за плечи: «Простите менья, ви русские?» Оглядываемся - пожилая элегантная дама. Как выясняется, племянница Реве, дочь Карела ван хет Реве, известного слависта. К сожалению, поговорить с ней не удалось, не те обстоятельства...
Подходим к гробу. Укладываю на крышку свои жалкие тюльпаны и вдруг с облегчением замечаю у кого-то в руках точно такой же букет. Прикасаюсь к крышке гроба. Писатель кропит гроб святой водой.
Всё. Домой. Устали. По дороге Писатель начинает ворчать (в этом деле ему вообще равных нет): и кладбище далеко, и журналисты надоели, и народ одет как чучело, и вообще пора бы покойника помянуть по нашему, пока магазины не закрылись, так что я в конце концов не выдерживаю: «Ты ведёшь себя так, как будто это твои похороны». Писатель разражается сатанинским хохотом.
Какой прекрасный день был вчера.
А вот тут - наипоэтичнейший отчёт Писателя.
http://pagad-ultimo.livejournal.com/13507.html?view=161475#t161475