Ну и часок…
Дела отправили в Питер. Отсняв одно мероприятие и отправляясь на другое, захожу с Юлей, пиарщицей пригласившей меня компании, в метро. И тут происходит странное. Несколько крепких молодых людей никак не могут определиться выходить им или нет. Они почему-то не пропускают нас внутрь, заставляя оставаться в дверях. При этом сзади на нас давят заходящие пассажиры. Ведут себя непонятно, жестко не дают пройти, хотя за ними вагон пустой и даже переругиваются друг с другом. Мы толкаемся, я не понимаю что происходит. В замешательстве проходит несколько секунд и прямо перед закрытием дверей компания сваливает. В том числе и давившие сзади. Вагон как и я облегченно вздыхает. "Странные ребята…", - произношу я, провожая из окна группу человек в шесть, быстро уходящую по станции. И тут один из сидящих пассажиров, возле которого мы встали, показывает взглядом на мою фотокамеру…
Я знал, я читал, я сто раз слышал, что именно так это и происходит. Но все-таки не придал значения. Просто выучите наизусть: с камерой на пузе в метро ездить нельзя никогда. Опустив глаза, я понял, что получил платный урок, ценой в 60 тысяч рублей. Прощай навсегда, моя рабочая лошадка, мой объектив 24-70. Юля тянет меня в полицию, рассказывает про видеокамеры и даже фотографирует на телефон номер вагона в котором мы едем. Я же, понимая бесперспективность этих действий, надеваю на пустое место другой объектив, засовываю Никон в сумку и говорю, что мы никуда не пойдем. Не стоит тратить время на пустое, а лучше завершить то, ради чего я сюда приехал.
Однажды со мной уже было подобное и, глядя на быстро уезжающий вдаль Каен, долго анализировал, как такое могло произойти. И понял, что попав в схему, из нее уже не вырваться. Допустив первую ошибку, все остальные варианты действий уже просчитаны и помочь вам сможет только случайность. Тогда я согласился при продаже показать машину не на своей стоянке, а в месте, удобном покупателю. Теперь я зашел в метро с камерой на животе.
Проехав пару станций, мы заходим на эскалатор и я почему-то оборачиваюсь...
Внизу старичок, неловко качнувшись, пытаясь сохранить равновесие, кладет руку не на поручень, а дальше, на место между стеной и черной резиной. Ступени едут, опора двигается, он несколько раз перебирает рукой, стараясь за что-нибудь ухватиться и падает вниз. Эскалатор останавливают, я ближе всех и бегу вниз. Юля, вспомнив, вычитанные в интернете рекомендации, пытается звать на помощь. Люди могут растеряться, поэтому просто кричать "Помогите!" неэффективно. Нужно выбрать кого-то одного и глядя в глаза конкретно обратиться к нему за действием. Ближайший мужчина твердо ответил: "Нет!", второй сказал: "А ему уже помогают". Это она мне потом уже рассказывала. Я сажаю старичка, собираю в тряпичную сумку выпавшее удостоверение, какие-то бумажки, спрашиваю как он и поднимаю. Он не хочет идти вниз, говорит, что нормально, но я, видя идущую из руки и головы кровь, уговариваю спуститься шесть ступенек. Неглубокие, но кровоточащие царапины. Тетка из стеклянного "стакана" спрашивает вызывать ли скорую. Отказывается. После чего она начинает его пытать:
- Вы претензии к метрополитену имеете? Имеете к метрополитену претензии?
- Да отстаньте вы, - говорю, - У него же кровь, где у вас медпункт?
- Нет у нас медпункта.
- А аптечка?
- Нет у нас ничего.
- А на какой станции есть?
- Я сейчас старшей позвоню.
Через пару минут приходит старшая по станции, держа за кончик двадцатисантиметровый размотанный кусочек бинтика. Прозрачной ткани хватает только на приложить к руке и еле-еле завязать узелок с другой стороны. Толку от такой повязки ноль.
- А нам вообще запрещают к крови прикасаться.
Они записывают его ФИО и дату рождения: 1926 год.
Мы с Юлей помогаем ему подняться наверх, навязываемся в провожатые и настаиваем на остановке у аптеки. Я покупаю бинт, пластырь и перекись, обрабатываю раны. Мы знакомимся, он рассказывает где учился и что его телефон легко запомнить - это в точности число "Пи", кроме одной цифры. Он уже совершенно нормальный. Интересуюсь куда идет.
- В "Содействие", тут рядом.
Или в "Согласие", я не запомнил.
- Это социальная помощь? - спрашиваю, думая про какую-нибудь государственную службу.
- Ну да… Ты им можешь отдать... и они тебе будут платить... или взять у них деньги.
- Ломбард что-ли? Вы туда что-то сдали?
- Нет, это касса взаимопомощи. Я туда сто тысяч вложил и теперь каждый месяц получаю три, а можно и больше!
Прикидываю, что это 36% годовых и офигиваю от такой щедрости. Мы подходим к зданию с вывеской что-то вроде "Кооператив взаимного кредитования".
- А если нужно взять, то можно под полпроцента в день, - продолжает он.
- В день?!
Кивает. Я вспоминаю как ставили "на счетчик" в девяностых. Пытаюсь вразумить, объясняю, что он потеряет все в один момент. Но он меня не слушает. Он получает 3 тысячи в месяц и идет за ними отдав сто. А я, боясь вычесть из 2013-ти 1926, веду его туда под руку. Привести аргумент, что эту сотню он может тратить на себя 33 месяца, я не мог.
Я знал, я читал, я сто раз слышал, что именно так это и происходит. Но все-таки не придал значения. Просто выучите наизусть: с камерой на пузе в метро ездить нельзя никогда. Опустив глаза, я понял, что получил платный урок, ценой в 60 тысяч рублей. Прощай навсегда, моя рабочая лошадка, мой объектив 24-70. Юля тянет меня в полицию, рассказывает про видеокамеры и даже фотографирует на телефон номер вагона в котором мы едем. Я же, понимая бесперспективность этих действий, надеваю на пустое место другой объектив, засовываю Никон в сумку и говорю, что мы никуда не пойдем. Не стоит тратить время на пустое, а лучше завершить то, ради чего я сюда приехал.
Однажды со мной уже было подобное и, глядя на быстро уезжающий вдаль Каен, долго анализировал, как такое могло произойти. И понял, что попав в схему, из нее уже не вырваться. Допустив первую ошибку, все остальные варианты действий уже просчитаны и помочь вам сможет только случайность. Тогда я согласился при продаже показать машину не на своей стоянке, а в месте, удобном покупателю. Теперь я зашел в метро с камерой на животе.
Проехав пару станций, мы заходим на эскалатор и я почему-то оборачиваюсь...
Внизу старичок, неловко качнувшись, пытаясь сохранить равновесие, кладет руку не на поручень, а дальше, на место между стеной и черной резиной. Ступени едут, опора двигается, он несколько раз перебирает рукой, стараясь за что-нибудь ухватиться и падает вниз. Эскалатор останавливают, я ближе всех и бегу вниз. Юля, вспомнив, вычитанные в интернете рекомендации, пытается звать на помощь. Люди могут растеряться, поэтому просто кричать "Помогите!" неэффективно. Нужно выбрать кого-то одного и глядя в глаза конкретно обратиться к нему за действием. Ближайший мужчина твердо ответил: "Нет!", второй сказал: "А ему уже помогают". Это она мне потом уже рассказывала. Я сажаю старичка, собираю в тряпичную сумку выпавшее удостоверение, какие-то бумажки, спрашиваю как он и поднимаю. Он не хочет идти вниз, говорит, что нормально, но я, видя идущую из руки и головы кровь, уговариваю спуститься шесть ступенек. Неглубокие, но кровоточащие царапины. Тетка из стеклянного "стакана" спрашивает вызывать ли скорую. Отказывается. После чего она начинает его пытать:
- Вы претензии к метрополитену имеете? Имеете к метрополитену претензии?
- Да отстаньте вы, - говорю, - У него же кровь, где у вас медпункт?
- Нет у нас медпункта.
- А аптечка?
- Нет у нас ничего.
- А на какой станции есть?
- Я сейчас старшей позвоню.
Через пару минут приходит старшая по станции, держа за кончик двадцатисантиметровый размотанный кусочек бинтика. Прозрачной ткани хватает только на приложить к руке и еле-еле завязать узелок с другой стороны. Толку от такой повязки ноль.
- А нам вообще запрещают к крови прикасаться.
Они записывают его ФИО и дату рождения: 1926 год.
Мы с Юлей помогаем ему подняться наверх, навязываемся в провожатые и настаиваем на остановке у аптеки. Я покупаю бинт, пластырь и перекись, обрабатываю раны. Мы знакомимся, он рассказывает где учился и что его телефон легко запомнить - это в точности число "Пи", кроме одной цифры. Он уже совершенно нормальный. Интересуюсь куда идет.
- В "Содействие", тут рядом.
Или в "Согласие", я не запомнил.
- Это социальная помощь? - спрашиваю, думая про какую-нибудь государственную службу.
- Ну да… Ты им можешь отдать... и они тебе будут платить... или взять у них деньги.
- Ломбард что-ли? Вы туда что-то сдали?
- Нет, это касса взаимопомощи. Я туда сто тысяч вложил и теперь каждый месяц получаю три, а можно и больше!
Прикидываю, что это 36% годовых и офигиваю от такой щедрости. Мы подходим к зданию с вывеской что-то вроде "Кооператив взаимного кредитования".
- А если нужно взять, то можно под полпроцента в день, - продолжает он.
- В день?!
Кивает. Я вспоминаю как ставили "на счетчик" в девяностых. Пытаюсь вразумить, объясняю, что он потеряет все в один момент. Но он меня не слушает. Он получает 3 тысячи в месяц и идет за ними отдав сто. А я, боясь вычесть из 2013-ти 1926, веду его туда под руку. Привести аргумент, что эту сотню он может тратить на себя 33 месяца, я не мог.