Рус сидел на Пашкиной домашней свадьбе нахохлившимся воробьем. Ему категорически не нравилась эта затея, но какой смысл отговаривать друга, когда невеста уже сильно похожа на упитанную панду.
Ему было чертовски обидно, что его номер - второй. Но и предположить в себе ревность было невыносимо. Потому и злился. И ещё очень опасался, что Пашка бросит, еще недавно такой желанный политех, закопавшись в сосках и безденежье.
Про себя Рус точно знал, что никакие любви или даже любови ему не нужны. Он уверенно топал к своей мечте, закончив первый год летного училища и не позволит всяким глупым обстоятельствам, например, в виде вон той симпатичной блондинки, помешать ему стать командиром самого большого воздушного судна.
Летчиком он, как и положено всем мальчикам от двух до восьмидесяти лет, хотел стать всегда. В его спальне висит портрет мужчины в лётной форме, которого мать назначила им с сестрой в отца. Вероятность этого обстоятельства никогда не подвергалась критике и сомнению. Если мама сказала, значит так и есть.
Мать была врачом. Очень хорошим врачом. Оперирующим онкологом. Выбор детей в будущей профессии не обсуждался. Дочь-врач, сын-лётчик. При всём богатстве выбора, альтернативой было только поменяться. Сестра в летчики не стремилась.
Пока Рус задумчиво перебирал бахрому на скатерти и размышлял о своем и Пашкином будущем, разгулявшаяся часть свадьбы выползла на балкон третьего этажа для принятия воздушных ванн.
Ванна всех не вместила, лишний выпал. Все было как в замедленном кино. Не самый сообразительный и самый нетрезвый гость уселся на перила балкона. Пару недель назад он демобилизовался из армии и все ещё представлял себя десантником. Забыл, что без парашюта любой десантник - пехотинец.
Застывшие, на миг падения, гости крикливо засуетились, превратив квартиру в разоренный курятник. Квохча и причитая полупьяный молодой табун кинулся вниз по лестнице, сбиваясь в кучу и мешая друг другу.
Рус видел в открытую балконную дверь этот фееричный взмах руками и две ноги переваливающиеся через перила в победоносном символе «Виктория», ну или римской цифре пять, кому как больше нравится. Когда все побежали вниз, он так и остался сидеть растерянным каменным изваянием.
И тут с балкона вернулась в комнату давешняя симпатичная блондинка. Уверенной рукой он набрала номер скорой помощи и четко продиктовала адрес происшествия и причину обращения. Ни паники, ни суеты не было в этом благородном существе очень женского пола.
Амазонка, не меньше, думал восхищенный Рус, готовый сдаться в плен не отходя от обеденного стола.
Барышня пошла к выходу. Надо было встретить скорую и удостовериться, что сбитого десантника не затоптали пьяные спасатели. Рус сорвался за ней. Плен ему уже виделся раем.
Спустились очень вовремя, потому как десантник подавал активные признаки жизни и пытался встать, а нетрезвые спасатели очень ему помогали.
Барышня, оказавшаяся Полиной, разогнала эту свору дикарей и раздала приказы шальным чипидейлам, кому бежать встречать скорую, кому прижимать к земле, не давая двигаться, раненому бойцу, а кому отгонять любопытных прохожих.
Увозя трезвеющего недодесантника, врач скорой посоветовал меньше пить. Потом переобулся и с товарищеской непосредственностью сообщил, что трезвые, после такого падения не всегда выживают, а ваш через пару недель опять начнет скакать по балконам.
Кордебалет со скорой, потом с милицией затянулся до получи. Уже вернулась мать Катюхи и уползла спать в свою комнату, а они все ещё не могли отойти от случившегося, заново перебирая обстоятельства десантной операции.
Рус предложил проводить уставшую Полину, на что получил, впечатывающий в бетон по пояс, взгляд. Амазонка и есть. Теперь плен казался ему недопустимой роскошью и новой мечтой. Конечно же, после свершения предыдущей.
Кто откажет летчику в форме?