Иудеи и эллины
Виктор Сонькин,
специально для «Oтото»
Переводчик, журналист и преподаватель Виктор Сонькин написал книгу под названием "Здесь был Рим", которая выходит летом в издательстве "Корпус". Текст "Эллины и иудеи" был создан автором специально для проекта "Отото", - за что проект очень автору благодарен.
Есть такое модное слово - «иудео-христианский». Его, видимо, придумали, чтобы нашу западную цивилизацию последних двух тысяч лет не называть просто христианской. Такое политкорректное, религиозно-нейтральное слово.
Вообще-то действительно в истории Европы - и в истории человечества как следствии европейского опыта - и правда не было события важнее, чем соприкосновение древней палестинской религии с миром за пределами Ближнего Востока.
У этого мира по-русски есть удачное название - античность (то, что в других языках называется классической древностью) - то есть культура, быт, религия древней Греции и древнего Рима.
Первые античные свидетельства о христианах совершенно недвусмысленно показывают, что греки и римляне видели в христианстве то, чем оно и было - еврейскую секту. Историк Светоний пишет об «иудеях, постоянно волнуемых Хрестом» (может, это вообще про какого-нибудь другого Хреста). Император Домициан казнил своего родственника, консула по имени Клемент, «за склонность к иудейским обычаям» (буквально «за еврейские штучки»), что в те времена почти наверняка означало приверженность христианству. И хотя апостол Павел утверждал, что «несть иудей, ни еллин», в новой религии (в том виде, в каком она сформировалась в проповедях Павла, «апостола язычников») были в полный рост представлены оба - и от союза этих двух весьма несхожих родителей и произошла вся наша культура вплоть до сегодняшнего дня. Правильнее ее было бы называть иудео-античной.
Но античный мир сталкивался с евреями задолго до появления на исторической арене христиан. Евреи, например, служили в персидской армии, порой весьма далеко от родных мест. На нильском острове Элефантине в Египте сухой климат сохранил множество написанных по-арамейски папирусов V века до н. э. - в них солдаты иудейского гарнизона жалуются на погром и просят персидского сатрапа Иудеи восстановить их разрушенную синагогу.
Другое место, где эллин мог встретиться с иудеем - это невольничий рынок. В книге пророка Иоиля финикийцы подвергаются жесткой критике Господа за то, что они «сынов Иуды и сынов Иерусалима продавали сынам Еллинов». Такой межкультурный обмен приводил к тому, что образованные греки могли кое-что знать о природе и культуре Иудеи: Геродот упоминает обычай обрезания, который практикуют «сирийцы из Палестины», Аристотель знает про Мертвое море, а ученик Аристотеля Феофраст Лесбосский довольно подробно описывает некоторые еврейские обычаи: «Будучи племенем мудрецов, они обсуждают между собой природу Божества и проводят ночи в наблюдении звезд, глядя на них и обращаясь к ним в своих молитвах». В этом описании сквозит какое-то сомнительное кантианство и язычество, но указание на «племя мудрецов» и групповые теологические диспуты - это, согласитесь, довольно узнаваемо.
Завоевания Александра Македонского создали в Средиземноморье первую глобализованную державу. Неожиданно возникла причудливая параллель между иудейскими и индийскими мудрецами. Мегасфен, греческий посол в Индии, пишет: «Все, что было написано о естественной истории старыми греческими философами, можно найти и у философов вне Греции, таких, как индусские брахманы, или у так называемых евреев из Сирии». А в Талмуде есть история о том, как Александр Македонский задавал хитрые вопросы мудрецам из пустыни Негев, очень похожая на рассказ Плутарха об Александре и индийских «голых мудрецах».
В 167 году до н. э., после успешного восстания против насильственной эллинизации (в честь которого справляется праздник Ханука), братья Макаби (в русской традиции «Маккавеи») послали эмиссаров к потенциальному союзнику: «Тогда избрал Иуда [Маккавей] Евполема, сына Иоаннова, сына Аккосова, и Иасона, сына Елеазарова, и послал их в Рим, чтобы заключить с ними дружбу и союз; и чтобы они сняли с них иго, ибо они видят, что Еллинское царство хочет поработить Израиля. Итак, они отправились в Рим, хотя путь был очень долгий, и вошли в собрание совета и, приступив, сказали: Иуда Маккавей и братья его и весь народ Иудейский послали нас к вам, чтобы заключить с вами союз и мир и чтобы вы вписали нас в число соратников и друзей ваших» (I Макк., 8:17-20; дальше следует текст договора о военно-политическом сотрудничестве, который нормально смотрелся бы в бюллетене любого нынешнего МИДа). Рим в те годы еще только-только выходил на большую средиземноморскую арену, и союзники были для него не лишними.
Прошло всего сто лет, и в Риме уже завелась заметная еврейская диаспора. Мы знаем об этом из источника почти случайного - в 59 году до н. э. молодой Цицерон, в расцвете своей недолгой политической карьеры, защищал бывшего наместника в Азии Флакка, которому вменялось в вину, в числе прочего, удержание в свою пользу денег, предназначенных для иерусалимского храма. Ну, коррупция, оскорбление религиозных чувств, все знакомые дела. Цицерон в своей речи наехал на евреев («ты знаешь, как эти люди многочисленны, как организованно действуют, как сильны в собраниях… Даже пока евреи вели себя мирно, их религия… казалась отталкивающей… а сколь этот народ дорог бессмертным богам, мы видим по тому, как евреи побеждены, разбросаны, обращены в рабство»). На основании этих риторических упражнений, усугубленных пристрастным переводом, Цицерона объявляли чуть ли не родоначальником европейского антисемитизма. Но Цицерону было все равно, кого обвинять - антигреческих высказываний в его речах куда больше, а в том, что он высоко ценил греческую культуру, ученость и цивилизацию, сомневаться нет никаких оснований.
Интересно в его свидетельстве другое. Получается, что уже в середине I века до н. э. в Риме было большое и влиятельное еврейское сообщество, можно сказать - лобби. Об этом же свидетельствует Овидий в «Науке любви», отговаривая читателя начинать флирт в день субботний, «когда в семидневный черед все дела затихают / И палестинский еврей чтит свой завещанный день» (пер. М. Л. Гаспарова). Еще более показательно свидетельство Горация: в одной из своих сатир он рассказывает о том, как, прогуливаясь, встречает особенно докучливого собеседника и никак не может от него избавиться; наконец, появляется еще один приятель, и поэт радостно бросается к нему: «О, ты ведь говорил, что хотел обсудить со мной наедине что-то конфиденциальное». - «Я помню, но давай перенесем это на более удобное время; сегодня тридцатая суббота - ты же не хочешь оскорбить обрезанных евреев?» - «Вообще-то, - сказал я, - я [их] религией не интересуюсь». - «Ну а я да; я не так крепок, я лишь один из многих. Извини, в другой раз поговорим».
Почему суббота названа тридцатой - неизвестно (хотя версий уже накопилось больше тридцати). Очевидно, что экзотический палестинский культ в Риме не только прижился, но и нашел новых сторонников. Сенека в одном из «нравственных писем» осуждает субботнее возжигание свечей - но из его слов понятно, что для римского общества это была обычная практика!
О том, как спустя сто лет после Цицерона, Овидия и Горация еврейский вопрос вошел в военно-политическую жизнь римского общества, мы еще поговорим. А я хочу спросить вот что:
Приходилось ли вам видеть, как еврейские обычаи и культура сталкиваются с обычаями и культурами других народов? И что при этом происходило?