Польско-литовские мусульмане при Османском дворе
В 1558 трое мусульман из Польско-Литовского государства оставили свои дома и отправились в хадж. Путешествие к священным городам Мекки и Медины привело их в Стамбул, где великий визирь Рустем паша принял их и попросил написать отчет государства для султана Сулеймана I, об истории и состоянии мусульманской общины Польско-Литовского. В качестве крупнейшего интегрированного мусульманского сообщества, живущего под протекторатом в христианской Европе позднего средневековья, польско-литовские мусульмане, называемые в более поздние времена «Липками», обладали уникальными связями с самой близкой и могущественной мусульманской силой - Османской империей. «Рисале-и Татар-и Лех» (Послание о польских татарах) была составлена при помощи ученых из Османского двора и попыталась изложить проблемы мусульманского народа, избравшего поселение в не-мусульманских землях и вынужденного по определенным историко-правовым и общественным обязательствам сражаться за христианских князей, в том числе иногда и против своих собратьев мусульман.
С редакторской помощью Османских ученых, польско-литовские мусульманские авторы Рисале разработали легитимирующий исторический нарратив о своем поселении, основанный на современной им чувствительности Османского двора. Газва, милленаризм и увлекательная гибридизация польского и османского исторических мифов о происхождении, были задействованы для того, чтобы лишить мусульманскую знать Польско-Литовского государства татарской родословной, в пользу двойного Чингизидо-Сельджукского наследия, связывающего их непосредственно с Османской династией и с другими влиятельными мусульманскими государствами. Окончательным решением отделения польско-литовских мусульман от Дар уль-Ислам, и что более важно, аморального конфликта между мусульманами, случившегося во время войны между Польско-Литовским государством и Османской империей, для Сулеймана I было простирание своей тени на север и завоевание Лехистана.
Мусульмане начали селиться в Великом Княжестве Литовском и Королевстве Польском еще до правления Османа I (1258-1326), родоначальника Османской династии, и продолжали делать это на протяжении всего периода раннего современного периода. Большинство пришло во времена конфликта между Золотой Ордой и ее государством преемником, Крымских ханством, хотя также среди них были и насильственно переселенные мусульманские военнопленные. Права на землю и другие привилегии давались в обмен на военную службу, что приводило к расслоению мусульманского общества на благородных и неблагородных. В конце 14-го столетия католическая Польша и языческая Литва соединились в личной унии под скипетром новокрещенных литовских монархов.
Авторы Рисале описывают раннее мусульманское поселение среди языческих литовских великих князей как форму Газва, или священной войны за распространение Ислама. Вместо того, чтобы предать положения своей веры из личных целей или ради безопасности, поселенцы ренегаты, пришедшие из Орды, наоборот, фактически расширяли границы Исламского мира. Для читателей Рисале газва была мощным идеологическим инструментом, используемым чтобы узаконить суверенитет Османской династии и неотъемлемым объединяющим фактором для ортодоксального суннитского военного класса в Османском обществе. Дальнейшее повествование поясняет решение поселенцев о союзе с немусульманскими правителями тем большим уважением, которое испытывали литовские и польские правители по отношению к военному мастерству мусульманских воинов, а также к самой исламской религии. Несмотря на то, что они были неверующими, Рисале последовательно изображает монархов Польско-Литовского государства в качестве праведных лидеров, с уважением признающих превосходство Исламской веры.
В первую очередь из этих исторических немусульманских государей, упомянутых в Рисале, был языческий Великий князь Витовт (1350-1430), который изображается как почти святая личность, почитаемая среди польско-литовских мусульман. «Имя царя, который был подобен столпу, поддерживающему Ислам на землях неверных (гяуров) - Витовт. Память о нем сохранилась до нашего времени, ибо раз в году есть особый день, когда поминают этого царя. Мусульмане, живущие в этой стране, собираются в храмах в этот день, и вспоминают с почтением его имя». Подробности этого необычного ритуала поминания язычника, обратившегося затем в латинское христианство, неизвестны. Несмотря на утверждаемое великодушие Витовта, решение предков польско-литовских мусульманских авторов поселиться в земле неверующих, вызывало у них некоторое сожаление: «Наши предки всегда стремились к тем странам, где у нашей веры и наших обычаев есть благая обитель. Однако, смирились они со своим бытием, и охотно положились на Божью Волю».
Авторы Рисале ссылаются на «сарматский» миф о происхождении польско-литовской шляхты, наряду с параллельным мифом, связывающим местную мусульманскую знать с турками-сельджуками и с Чингисханом. Рисале сообщает Османскому двору, что ляхи (поляки) «произошли в древние времена от воинственного народа, от которого они взяли доблесть и силу. На самом деле, они мужественны на войне, и большинство их людей обладает храбрым поведением, полно жизни и движения, и когда видишь их на лошади, то кажется, что видишь обитателя благословенной земли Пророка». Включая сарматскую легенду в свое описание Лехистана (Польши), авторы Рисале излагали убеждение польско-литовской знати об общем происхождении их, как сословия, от сарматских племен, населяющих понтийскую степь в древности. Сарматизм проявляется в мощном объединяющем этосе, выраженном через нормативную культурную практику в среде многоконфессиональной христианской шляхты, независимо от индивидуальных географических и этнических идентичностей, усиливая чувство равенства через мифологическое происхождение и законное лидерство шляхты по отношению к крестьянству и городскому населению
Очевидно, что польско-литовские соавторы Рисале, бывшие скорее всего мусульманскими шляхтичами, впитали в себя сарматский миф. Они могли, однако, не принимать в нем непосредственное участие. Социальная стратификация польско-литовского общества создало ясное различие между благородными и неблагородными мусульманами. Благородные мусульмане не включались в «сарматскую нацию». «Татары», как думали поляки, происходили от скифов, другой степной культуры древности. Авторы Рисале развили параллельный миф о происхождении мусульманской знати, провозглашающий сельджукское и чингизидское происхождение мусульманской шляхты Польско-Литовского государства. Текст сообщает своим читателям, что благороднейшая часть мусульманской знати не были татарами вообще: «в этой стране они называют нас татарами, хотя основная часть из нас не произошла от этих головорезов, которых мусульмане всегда очень презирали, но скорее от благородной и отважной линии сельджуков, предков Османов». Эта предполагаемая связь с турками-сельджуками де-факто приводила к родству с Османской династией, привязывая к историческому нарративу, лежащему в корне Османского суверенитета. Неблагородные городские мусульмане Польши и Литвы, тем не менее, были описаны как потомки ордынских татар. Неприязнь авторов к татарам была связана с кочевым образом жизни современных им татар Крымского ханства и Орды: «мы не живем в шатрах и не бродим по степям. Но (в Лехистане) все равно - если кто-то исповедует веру, отличную от веры многобожников (мушрик), его называют татарином». Необходимо отметить, что кроме этого текста не существует исторических свидетельств, указывающих на утверждение польско-литовских мусульман о сельджукских предках.
Предполагаемое сельджукское наследие мусульманской шляхты Польско-Литовского государства было еще более облагорожено подчеркнутыми родовыми связями с чингизидскими ханами Джучи, Бату, и Тохтамышем. В отличии от сельджукского мифа, среди польско-литовских мусульман действительно были чингизиды. Чингизидское происхождение стало легитимирующим нарративом в поддержку правления многих династий мусульманского мира, включая Османских вассалов, ханов Гераев из Крыма. В 16-м веке было хорошо известно, что Гераи частично обязаны своей властью литовскому покровительству и поддержке во время войн за наследство, с которых началось их правление, и которые засвидетельствовали волну мусульманского поселения в Литве.
Для авторов Рисале окончательным решением проблематичного статуса польско-литовских мусульман, связанного с необходимостью сражаться с их братьями, суннитскими мусульманами, под командой своих христианских монархов, было завоевание и обращение Лехистана Сулейманом I. В первой половине правления Сулеймана, в кругах как народа так и элиты, возникло мощное эсхатологическое понимание Османского суверенитета, связанное с грядущим концом первого тысячелетия Исламского мира и с распространением Исламского мира в правление Селима I и Сулеймана I. Авторы Рисале-и Татар-и Лех поучаствовали в этом нарративе, используя такие титулы как Зуль-Карнейн («Двурогий») и называя султана «зилль Аллах» (буквально - «тень Аллаха на земле»). Хотя авторы не пытались создать явную патрональную связь между Сулейманом I и мусульманским населением Польши и Литвы, они подразумевали, что в султанскую ответственность и судьбу входило покорить Польско-Литовское государство и привести местное мусульманское население назад в свои ряды.
Авторы указывают, что многоконфессиональный и относительно терпимый характер Польско-Литовского общества будет способствовать распространению Ислама на его землях. «Если бы отношения с Высокой Портой были более постоянным, можно было бы гарантировать, что исламская вера распространится на этой земле…Из (Лехистана) очевидно, что нет похожей страны, где было бы так много путей для восхваления Аллаха. Здесь нет религии, которая бы обладала бы каким-то очевидным преимуществом над другими, а в других местах среди неверующих запрещено мусульманам поселяться и жить».
Вне зависимости от искренности этой просьбы, выраженной неизвестными членами европейской мусульманской общины, толерантное отношение к которой было хорошо известно, также как и их лояльность, и чьи потомки живут до сих пор, Рисале-и Татар-и Лех дает османистам возможность пересмотреть то политическое и социальное влияние, которое оказывала Османская империя на соседние европейские общества. Польско-Литовское мусульманское сообщество, возможно, было самым большим в христианской Европе к середине 16-го столетия, и при этом мы до сих пор знаем очень мало об их отношениях с Османским государством. Погружаясь в изощренные повествования и мифы о происхождении поселенцев, становится ясно, что позиция авторов относительно роли Османского султана в жизни польско-литовских мусульман не была основана исключительно на их пристрастиях; она была критически важна для авторов как для хаджи (паломников). Хотя падишах и не был законным правителем польско-литовских мусульман, он осуществлял контроль над их возможностью совершить важную религиозную обязанность: «поцеловать Каабу и увидеть могилу Пророка».
Поэтому Рисале стремилась утвердить неприкосновенность сулеймановского верховенства над целым миром, и особенно в качестве защитника всех мусульман, что было частично легитимизировано его титулом Халифа, а также облегчить совершение хаджа. Очевидно, что без султанских щедрости, милости и покровительства во время хаджа, мусульманская община Польско-Литовского государства никогда бы не смогла выполнять одну из важнейших обязанностей своей Исламской веры.
Michael Połczyński, Seljuks on the Baltic: Polish-Lithuanian Muslims in the court of Süleyman the Magnificent
http://www.thewildfield.com/
С редакторской помощью Османских ученых, польско-литовские мусульманские авторы Рисале разработали легитимирующий исторический нарратив о своем поселении, основанный на современной им чувствительности Османского двора. Газва, милленаризм и увлекательная гибридизация польского и османского исторических мифов о происхождении, были задействованы для того, чтобы лишить мусульманскую знать Польско-Литовского государства татарской родословной, в пользу двойного Чингизидо-Сельджукского наследия, связывающего их непосредственно с Османской династией и с другими влиятельными мусульманскими государствами. Окончательным решением отделения польско-литовских мусульман от Дар уль-Ислам, и что более важно, аморального конфликта между мусульманами, случившегося во время войны между Польско-Литовским государством и Османской империей, для Сулеймана I было простирание своей тени на север и завоевание Лехистана.
Мусульмане начали селиться в Великом Княжестве Литовском и Королевстве Польском еще до правления Османа I (1258-1326), родоначальника Османской династии, и продолжали делать это на протяжении всего периода раннего современного периода. Большинство пришло во времена конфликта между Золотой Ордой и ее государством преемником, Крымских ханством, хотя также среди них были и насильственно переселенные мусульманские военнопленные. Права на землю и другие привилегии давались в обмен на военную службу, что приводило к расслоению мусульманского общества на благородных и неблагородных. В конце 14-го столетия католическая Польша и языческая Литва соединились в личной унии под скипетром новокрещенных литовских монархов.
Авторы Рисале описывают раннее мусульманское поселение среди языческих литовских великих князей как форму Газва, или священной войны за распространение Ислама. Вместо того, чтобы предать положения своей веры из личных целей или ради безопасности, поселенцы ренегаты, пришедшие из Орды, наоборот, фактически расширяли границы Исламского мира. Для читателей Рисале газва была мощным идеологическим инструментом, используемым чтобы узаконить суверенитет Османской династии и неотъемлемым объединяющим фактором для ортодоксального суннитского военного класса в Османском обществе. Дальнейшее повествование поясняет решение поселенцев о союзе с немусульманскими правителями тем большим уважением, которое испытывали литовские и польские правители по отношению к военному мастерству мусульманских воинов, а также к самой исламской религии. Несмотря на то, что они были неверующими, Рисале последовательно изображает монархов Польско-Литовского государства в качестве праведных лидеров, с уважением признающих превосходство Исламской веры.
В первую очередь из этих исторических немусульманских государей, упомянутых в Рисале, был языческий Великий князь Витовт (1350-1430), который изображается как почти святая личность, почитаемая среди польско-литовских мусульман. «Имя царя, который был подобен столпу, поддерживающему Ислам на землях неверных (гяуров) - Витовт. Память о нем сохранилась до нашего времени, ибо раз в году есть особый день, когда поминают этого царя. Мусульмане, живущие в этой стране, собираются в храмах в этот день, и вспоминают с почтением его имя». Подробности этого необычного ритуала поминания язычника, обратившегося затем в латинское христианство, неизвестны. Несмотря на утверждаемое великодушие Витовта, решение предков польско-литовских мусульманских авторов поселиться в земле неверующих, вызывало у них некоторое сожаление: «Наши предки всегда стремились к тем странам, где у нашей веры и наших обычаев есть благая обитель. Однако, смирились они со своим бытием, и охотно положились на Божью Волю».
Авторы Рисале ссылаются на «сарматский» миф о происхождении польско-литовской шляхты, наряду с параллельным мифом, связывающим местную мусульманскую знать с турками-сельджуками и с Чингисханом. Рисале сообщает Османскому двору, что ляхи (поляки) «произошли в древние времена от воинственного народа, от которого они взяли доблесть и силу. На самом деле, они мужественны на войне, и большинство их людей обладает храбрым поведением, полно жизни и движения, и когда видишь их на лошади, то кажется, что видишь обитателя благословенной земли Пророка». Включая сарматскую легенду в свое описание Лехистана (Польши), авторы Рисале излагали убеждение польско-литовской знати об общем происхождении их, как сословия, от сарматских племен, населяющих понтийскую степь в древности. Сарматизм проявляется в мощном объединяющем этосе, выраженном через нормативную культурную практику в среде многоконфессиональной христианской шляхты, независимо от индивидуальных географических и этнических идентичностей, усиливая чувство равенства через мифологическое происхождение и законное лидерство шляхты по отношению к крестьянству и городскому населению
Очевидно, что польско-литовские соавторы Рисале, бывшие скорее всего мусульманскими шляхтичами, впитали в себя сарматский миф. Они могли, однако, не принимать в нем непосредственное участие. Социальная стратификация польско-литовского общества создало ясное различие между благородными и неблагородными мусульманами. Благородные мусульмане не включались в «сарматскую нацию». «Татары», как думали поляки, происходили от скифов, другой степной культуры древности. Авторы Рисале развили параллельный миф о происхождении мусульманской знати, провозглашающий сельджукское и чингизидское происхождение мусульманской шляхты Польско-Литовского государства. Текст сообщает своим читателям, что благороднейшая часть мусульманской знати не были татарами вообще: «в этой стране они называют нас татарами, хотя основная часть из нас не произошла от этих головорезов, которых мусульмане всегда очень презирали, но скорее от благородной и отважной линии сельджуков, предков Османов». Эта предполагаемая связь с турками-сельджуками де-факто приводила к родству с Османской династией, привязывая к историческому нарративу, лежащему в корне Османского суверенитета. Неблагородные городские мусульмане Польши и Литвы, тем не менее, были описаны как потомки ордынских татар. Неприязнь авторов к татарам была связана с кочевым образом жизни современных им татар Крымского ханства и Орды: «мы не живем в шатрах и не бродим по степям. Но (в Лехистане) все равно - если кто-то исповедует веру, отличную от веры многобожников (мушрик), его называют татарином». Необходимо отметить, что кроме этого текста не существует исторических свидетельств, указывающих на утверждение польско-литовских мусульман о сельджукских предках.
Предполагаемое сельджукское наследие мусульманской шляхты Польско-Литовского государства было еще более облагорожено подчеркнутыми родовыми связями с чингизидскими ханами Джучи, Бату, и Тохтамышем. В отличии от сельджукского мифа, среди польско-литовских мусульман действительно были чингизиды. Чингизидское происхождение стало легитимирующим нарративом в поддержку правления многих династий мусульманского мира, включая Османских вассалов, ханов Гераев из Крыма. В 16-м веке было хорошо известно, что Гераи частично обязаны своей властью литовскому покровительству и поддержке во время войн за наследство, с которых началось их правление, и которые засвидетельствовали волну мусульманского поселения в Литве.
Для авторов Рисале окончательным решением проблематичного статуса польско-литовских мусульман, связанного с необходимостью сражаться с их братьями, суннитскими мусульманами, под командой своих христианских монархов, было завоевание и обращение Лехистана Сулейманом I. В первой половине правления Сулеймана, в кругах как народа так и элиты, возникло мощное эсхатологическое понимание Османского суверенитета, связанное с грядущим концом первого тысячелетия Исламского мира и с распространением Исламского мира в правление Селима I и Сулеймана I. Авторы Рисале-и Татар-и Лех поучаствовали в этом нарративе, используя такие титулы как Зуль-Карнейн («Двурогий») и называя султана «зилль Аллах» (буквально - «тень Аллаха на земле»). Хотя авторы не пытались создать явную патрональную связь между Сулейманом I и мусульманским населением Польши и Литвы, они подразумевали, что в султанскую ответственность и судьбу входило покорить Польско-Литовское государство и привести местное мусульманское население назад в свои ряды.
Авторы указывают, что многоконфессиональный и относительно терпимый характер Польско-Литовского общества будет способствовать распространению Ислама на его землях. «Если бы отношения с Высокой Портой были более постоянным, можно было бы гарантировать, что исламская вера распространится на этой земле…Из (Лехистана) очевидно, что нет похожей страны, где было бы так много путей для восхваления Аллаха. Здесь нет религии, которая бы обладала бы каким-то очевидным преимуществом над другими, а в других местах среди неверующих запрещено мусульманам поселяться и жить».
Вне зависимости от искренности этой просьбы, выраженной неизвестными членами европейской мусульманской общины, толерантное отношение к которой было хорошо известно, также как и их лояльность, и чьи потомки живут до сих пор, Рисале-и Татар-и Лех дает османистам возможность пересмотреть то политическое и социальное влияние, которое оказывала Османская империя на соседние европейские общества. Польско-Литовское мусульманское сообщество, возможно, было самым большим в христианской Европе к середине 16-го столетия, и при этом мы до сих пор знаем очень мало об их отношениях с Османским государством. Погружаясь в изощренные повествования и мифы о происхождении поселенцев, становится ясно, что позиция авторов относительно роли Османского султана в жизни польско-литовских мусульман не была основана исключительно на их пристрастиях; она была критически важна для авторов как для хаджи (паломников). Хотя падишах и не был законным правителем польско-литовских мусульман, он осуществлял контроль над их возможностью совершить важную религиозную обязанность: «поцеловать Каабу и увидеть могилу Пророка».
Поэтому Рисале стремилась утвердить неприкосновенность сулеймановского верховенства над целым миром, и особенно в качестве защитника всех мусульман, что было частично легитимизировано его титулом Халифа, а также облегчить совершение хаджа. Очевидно, что без султанских щедрости, милости и покровительства во время хаджа, мусульманская община Польско-Литовского государства никогда бы не смогла выполнять одну из важнейших обязанностей своей Исламской веры.
Michael Połczyński, Seljuks on the Baltic: Polish-Lithuanian Muslims in the court of Süleyman the Magnificent
http://www.thewildfield.com/