Французская армия в Крыму. ( 19 фото )
Письмо французского солдата из Крыма, адресованное в Париж некоему Морису, другу автора:
"Наш майор говорит, что по всем правилам военной науки русским давно пора капитулировать. На каждую их пушку - у нас пять пушек, на каждого солдата - десять. А ты бы видел их ружья! Наверное, у наших дедов, штурмовавших Бастилию, и то было лучшее оружие.
У них нет снарядов. Каждое утро их женщины и дети выходят на открытое поле между укреплениями и собирают в мешки ядра. Мы начинаем стрелять. Да! Мы стреляем в женщин и детей. Не удивляйся. Но ведь ядра, которые они собирают, предназначаются для нас!
А они не уходят. Женщины плюют в нашу сторону, а мальчишки показывают языки. Им нечего есть. Мы видим, как они маленькие кусочки хлеба делят на пятерых. И откуда только они берут силы сражаться?
На каждую нашу атаку они отвечают контратакой и вынуждают нас отступать за укрепления. Не смейся, Морис, над нашими солдатами. Мы не из трусливых, но когда у русского в руке штык - дереву и тому я советовал бы уйти с дороги.
Я, милый Морис, иногда перестаю верить майору. Мне начинает казаться, что война никогда не кончится. Вчера перед вечером мы четвертый раз за день ходили в атаку и четвертый раз отступали.
Русские матросы (я ведь писал тебе, что они сошли с кораблей и теперь защищают бастионы) погнались за нами. Впереди бежал коренастый малый с черными усами. Он сшиб двух наших - одного штыком, другого прикладом - и уже нацелился на третьего, когда хорошенькая порция шрапнели угодила ему прямо в лицо.
Рука у матроса так и отлетела, кровь брызнула фонтаном. Сгоряча он пробежал еще несколько шагов и свалился на землю у самого нашего вала. Мы перетащили его к себе, перевязали кое-как раны и положили в землянке. Он еще дышал: "Если до утра не умрет, отправим его в лазарет, - сказал капрал. - А сейчас поздно. Чего с ним возиться?"
Ночью я внезапно проснулся, будто кто-то толкнул меня в бок. В землянке было совсем темно, хоть глаз выколи. Я долго лежал, не ворочаясь, и никак не мог уснуть. Вдруг в углу послышался шорох. Я зажег спичку. И что бы ты думал?
Раненый русский матрос подполз к бочонку с порохом. В единственной своей руке он держал трут и огниво. Белый как полотно, со стиснутыми зубами, он напрягал остаток своих сил, пытаясь одной рукой высечь искру. Еще немного, и все мы, вместе с ним, со всей землянкой взлетели бы на воздух."
Письма французского капитана Шарля Боше из Крыма:
Позапрошлой ночью у нас была вылазка русских, очень смелая и прекрасно скомбинированная, против наших оборонительных сооружений справа, со стороны Зеленого холма.
Это, конечно, самая сильная атака, которой мы только подвергались с самого Инкермана. Их было от семи до восьми тысяч под командованием Хрулева. Наши караульные войска не особенно их ожидали оттуда. Траншеи, внезапно занятые этими неустрашимыми нападающими, были театром наиболее кровопролитной рукопашной схватки.
Сегодня было перемирие на несколько часов, чтобы похоронить мертвых. Насчитывалось, по меньшей мере, шестьсот трупов на земле. Офицеры и унтер-офицеры войск, участвовавших в бою с обеих сторон, с людьми в наряде идут опознавать трупы и приказывают относить своих.
Это грустное зрелище. Эти жертвы войны большей частью страшно изуродованы; часто у них почти отсутствует голова, рука или нога. Какие впечатления у тех, кто видел их накануне полными жизни и здоровья!
В течение этой грустной церемонии французские и русские офицеры, которые здесь находились в достаточно большом количестве, наконец, приблизились и обменялись словами вежливости, крепко пожимая друг другу руки. С двух сторон желали конца войны, которая знакомила две армии, довольно-таки симпатичные одна другой.
Вражеский офицер перешел на нашу сторону; но было смягчающее обстоятельство для чести русской армии: это - поляк. Он нам сообщил о скором прибытии подкреплений для осажденных и о приходе сильной гвардейской дивизии.
Мы живем среди груд трупов; на каждом шагу встречаем на земле мертвых лошадей или останки животных. Только что присыпали небольшим количеством земли кучи трупов, нагроможденных вперемешку после инкерманского кровопролитного дня.
С этой стороны - страшный очаг инфекции, который может нам принести холеру в жаркую погоду. В Константинополе была заказана известь, чтобы предохраниться, насколько возможно, но уже поздно.
Защитные сооружения крепости или укрепленных лагерей, что мы атаковали, прекрасны; более того, они минированы: атаковать их нам также будет стоить дорого. Осажденные работают для своей обороны без остановки.
Офицер инженерных войск Тотлебен, который ими управляет замечательным образом, человек незаурядный. Он олицетворяет оборону, он ее душа и вдохновение. Он работает против нас, а в нашем лагере говорят только о нем. Какой престиж должен он иметь среди тех, для кого он является наиболее солидной опорой!
Русские значительно превосходят нас. Мы слишком пренебрегали их силами. Мы, наверное, надеялись увидеть, как стены Севастополя падут, подобно стенам Жерико, под грохот наших фанфар.
Город, снабженный восемьюстами стволами орудий, громоздящимися друг на друге, с пятьюдесятью тысячами неустрашимыми защитниками под храбрым командованием, невозможно взять так легко. Не нужно удивляться в Париже, самом умном городе, ни вынужденным задержкам осады, ни осторожности того, кто ею руководит.
Позавчера во время пиршества в качестве исключения нам подали кусок великолепной копченой говядины, подаренной королевой Англии, с портвейном. Это внимание нас очень тронуло. Среди приглашенных за нашим столом - бывший полковник иностранного легиона г-н Базен, которого я знал еще в Африке и которого нашел здесь бригадным генералом.
Англичане изнежены, беспокойны, скучают и, как все скучающие, скучны. Они нам оказывают лишь весьма слабое содействие. Приходится постоянно вести переговоры с лордом Рагланом, чтобы его склонить вникнуть в наши планы.
Это подает ему повод для высказывания, характеризующего расположение духа его армии: "Лучший план кампании - это хорошее перемирие".
Из Евпатории по морю прибыла часть турецкой армии. Она бралась помочь нам при попытках штурма, которые должны были совершиться после открытия огня с наших батарей.
Сам Омер-Паша, победитель Силистрии и Евпатории, здесь. На этой неделе он неоднократно обедал и ужинал в нашей штаб-квартире, где ему оказывают наилучший прием.
Это человек проницательный, хитрый, приятных манер, великой вежливости, превосходного ума. Он немного француз и этим хвастается (родился в Каттаро во времена, когда Иллирия составляла часть французской империи).
Двое английских офицеров, объединенные с нами любопытством, нашли способ попасться казакам. Любопытство - одна из черт характера англичанина: он хочет знать и видеть. Если хорошо все взвесить, этот недостаток в тысячу раз лучше, чем безразличие турок, которые поступают, как чужеземцы в цивилизованном мире, которого они не умеют ни увидеть, ни понять.
Очень грустная церемония состоялась на этих днях: погребение генерала Бизо, одного из наиболее способных офицеров. Как командир инженерных войск он с замечательными умом и преданностью управлял работами осады. Он был смертельно ранен, когда шел с генералом Ньелем на разведку работ во вражеских контрапрошах.
Адмирал Бруа пришел сегодня утром завтракать. Был также за нашим столом молодой младший лейтенант английского флота, едва достигший десяти лет. Этот ребенок, племянник генерала Роуза, обладает апломбом молодого человека, выпускающегося из нашей морской школы.
Он занимает весьма видное место среди морских офицеров, намного его старше. Подобное воспитание, конечно, более подходит для формирования блестящих офицеров, чем сложное и бесполезное, которому подчиняют учеников нашего морского флота до восемнадцати лет!
Молодые английские офицеры того же возраста опережают наших на семь-восемь лет службы на море. Недостаточно у нас уделяют внимания настроению, характеру и здоровью молодых людей. Считают, что наука делает все; она не возмещает опыта и часто искажает здравый смысл, столь необходимый в жизни.
Как есть различие в характерах двух армий, так оно присутствует и у их генералов! Английский солдат холоден, молчалив, спокоен, дисциплинирован; он ухаживает за своим бельем, своими вещами, занимается кухней.
Наш всегда в хорошем настроении, беззаботный, болтун, пунктуальный, но пренебрегающий всем тем, чем заняты англичане, в досугах лагерей он ищет лишь повод для забавы и развлечения.
Французский генерал живет, как солдат, выходит и показывается повсюду, не пренебрегает никакими мелочами и подает пример. Лорд Раглан не выходит из дома почти никогда.
Помещенный в очень комфортабельном доме, выгодно расположенном около фонтана, он живет здесь как в деревне в окрестностях Лондона. У него хороший, разнообразный и обильный стол. Здесь нет недостатка ни в чем! Не потому ли он никогда не соглашался ужинать во французской штаб-квартире?
Наконец, мы поняли, что война с русскими - не шутка. В течение месяца нам отправляют значительные подкрепления. Пьемонтцы уже приехали. Ля Мармора их командующий, приехал вчера в нашу штаб-квартиру.
Вскоре мы ждем наш резервный корпус с императорской гвардией, уже собранной в Константинополе. Не позднее 20 мая у нас будет армия или, скорее, четыре армии с личным составом более двухсот тысяч человек.
Императорская гвардия прибыла. Люди высаживаются каждый день. Вчера я видел брата Альфреда, не принесшего мне ни малейшей радости. Его новости о семье были уже старыми.
Мундиры гвардии производят редкий эффект. Большие форменные медвежьи шапки и длинные плащи напоминают солдат первой Империи с иллюстраций Шарле. Эта форма больше не пригождается в нынешних армиях: она - хороший спектакль для парадов или смотров в Тюильри.
Был отдан приказ отправить все эти смешные головные уборы на хранение на склады Константинополя. Лучшая форма на войне - форма зуавов и пеших стрелков."
Французская гвардия Наполеона Третьего.
"Наш майор говорит, что по всем правилам военной науки русским давно пора капитулировать. На каждую их пушку - у нас пять пушек, на каждого солдата - десять. А ты бы видел их ружья! Наверное, у наших дедов, штурмовавших Бастилию, и то было лучшее оружие.
У них нет снарядов. Каждое утро их женщины и дети выходят на открытое поле между укреплениями и собирают в мешки ядра. Мы начинаем стрелять. Да! Мы стреляем в женщин и детей. Не удивляйся. Но ведь ядра, которые они собирают, предназначаются для нас!
А они не уходят. Женщины плюют в нашу сторону, а мальчишки показывают языки. Им нечего есть. Мы видим, как они маленькие кусочки хлеба делят на пятерых. И откуда только они берут силы сражаться?
На каждую нашу атаку они отвечают контратакой и вынуждают нас отступать за укрепления. Не смейся, Морис, над нашими солдатами. Мы не из трусливых, но когда у русского в руке штык - дереву и тому я советовал бы уйти с дороги.
Я, милый Морис, иногда перестаю верить майору. Мне начинает казаться, что война никогда не кончится. Вчера перед вечером мы четвертый раз за день ходили в атаку и четвертый раз отступали.
Русские матросы (я ведь писал тебе, что они сошли с кораблей и теперь защищают бастионы) погнались за нами. Впереди бежал коренастый малый с черными усами. Он сшиб двух наших - одного штыком, другого прикладом - и уже нацелился на третьего, когда хорошенькая порция шрапнели угодила ему прямо в лицо.
Рука у матроса так и отлетела, кровь брызнула фонтаном. Сгоряча он пробежал еще несколько шагов и свалился на землю у самого нашего вала. Мы перетащили его к себе, перевязали кое-как раны и положили в землянке. Он еще дышал: "Если до утра не умрет, отправим его в лазарет, - сказал капрал. - А сейчас поздно. Чего с ним возиться?"
Ночью я внезапно проснулся, будто кто-то толкнул меня в бок. В землянке было совсем темно, хоть глаз выколи. Я долго лежал, не ворочаясь, и никак не мог уснуть. Вдруг в углу послышался шорох. Я зажег спичку. И что бы ты думал?
Раненый русский матрос подполз к бочонку с порохом. В единственной своей руке он держал трут и огниво. Белый как полотно, со стиснутыми зубами, он напрягал остаток своих сил, пытаясь одной рукой высечь искру. Еще немного, и все мы, вместе с ним, со всей землянкой взлетели бы на воздух."
Письма французского капитана Шарля Боше из Крыма:
Позапрошлой ночью у нас была вылазка русских, очень смелая и прекрасно скомбинированная, против наших оборонительных сооружений справа, со стороны Зеленого холма.
Это, конечно, самая сильная атака, которой мы только подвергались с самого Инкермана. Их было от семи до восьми тысяч под командованием Хрулева. Наши караульные войска не особенно их ожидали оттуда. Траншеи, внезапно занятые этими неустрашимыми нападающими, были театром наиболее кровопролитной рукопашной схватки.
Сегодня было перемирие на несколько часов, чтобы похоронить мертвых. Насчитывалось, по меньшей мере, шестьсот трупов на земле. Офицеры и унтер-офицеры войск, участвовавших в бою с обеих сторон, с людьми в наряде идут опознавать трупы и приказывают относить своих.
Это грустное зрелище. Эти жертвы войны большей частью страшно изуродованы; часто у них почти отсутствует голова, рука или нога. Какие впечатления у тех, кто видел их накануне полными жизни и здоровья!
В течение этой грустной церемонии французские и русские офицеры, которые здесь находились в достаточно большом количестве, наконец, приблизились и обменялись словами вежливости, крепко пожимая друг другу руки. С двух сторон желали конца войны, которая знакомила две армии, довольно-таки симпатичные одна другой.
Вражеский офицер перешел на нашу сторону; но было смягчающее обстоятельство для чести русской армии: это - поляк. Он нам сообщил о скором прибытии подкреплений для осажденных и о приходе сильной гвардейской дивизии.
Мы живем среди груд трупов; на каждом шагу встречаем на земле мертвых лошадей или останки животных. Только что присыпали небольшим количеством земли кучи трупов, нагроможденных вперемешку после инкерманского кровопролитного дня.
С этой стороны - страшный очаг инфекции, который может нам принести холеру в жаркую погоду. В Константинополе была заказана известь, чтобы предохраниться, насколько возможно, но уже поздно.
Защитные сооружения крепости или укрепленных лагерей, что мы атаковали, прекрасны; более того, они минированы: атаковать их нам также будет стоить дорого. Осажденные работают для своей обороны без остановки.
Офицер инженерных войск Тотлебен, который ими управляет замечательным образом, человек незаурядный. Он олицетворяет оборону, он ее душа и вдохновение. Он работает против нас, а в нашем лагере говорят только о нем. Какой престиж должен он иметь среди тех, для кого он является наиболее солидной опорой!
Русские значительно превосходят нас. Мы слишком пренебрегали их силами. Мы, наверное, надеялись увидеть, как стены Севастополя падут, подобно стенам Жерико, под грохот наших фанфар.
Город, снабженный восемьюстами стволами орудий, громоздящимися друг на друге, с пятьюдесятью тысячами неустрашимыми защитниками под храбрым командованием, невозможно взять так легко. Не нужно удивляться в Париже, самом умном городе, ни вынужденным задержкам осады, ни осторожности того, кто ею руководит.
Позавчера во время пиршества в качестве исключения нам подали кусок великолепной копченой говядины, подаренной королевой Англии, с портвейном. Это внимание нас очень тронуло. Среди приглашенных за нашим столом - бывший полковник иностранного легиона г-н Базен, которого я знал еще в Африке и которого нашел здесь бригадным генералом.
Англичане изнежены, беспокойны, скучают и, как все скучающие, скучны. Они нам оказывают лишь весьма слабое содействие. Приходится постоянно вести переговоры с лордом Рагланом, чтобы его склонить вникнуть в наши планы.
Это подает ему повод для высказывания, характеризующего расположение духа его армии: "Лучший план кампании - это хорошее перемирие".
Из Евпатории по морю прибыла часть турецкой армии. Она бралась помочь нам при попытках штурма, которые должны были совершиться после открытия огня с наших батарей.
Сам Омер-Паша, победитель Силистрии и Евпатории, здесь. На этой неделе он неоднократно обедал и ужинал в нашей штаб-квартире, где ему оказывают наилучший прием.
Это человек проницательный, хитрый, приятных манер, великой вежливости, превосходного ума. Он немного француз и этим хвастается (родился в Каттаро во времена, когда Иллирия составляла часть французской империи).
Двое английских офицеров, объединенные с нами любопытством, нашли способ попасться казакам. Любопытство - одна из черт характера англичанина: он хочет знать и видеть. Если хорошо все взвесить, этот недостаток в тысячу раз лучше, чем безразличие турок, которые поступают, как чужеземцы в цивилизованном мире, которого они не умеют ни увидеть, ни понять.
Очень грустная церемония состоялась на этих днях: погребение генерала Бизо, одного из наиболее способных офицеров. Как командир инженерных войск он с замечательными умом и преданностью управлял работами осады. Он был смертельно ранен, когда шел с генералом Ньелем на разведку работ во вражеских контрапрошах.
Адмирал Бруа пришел сегодня утром завтракать. Был также за нашим столом молодой младший лейтенант английского флота, едва достигший десяти лет. Этот ребенок, племянник генерала Роуза, обладает апломбом молодого человека, выпускающегося из нашей морской школы.
Он занимает весьма видное место среди морских офицеров, намного его старше. Подобное воспитание, конечно, более подходит для формирования блестящих офицеров, чем сложное и бесполезное, которому подчиняют учеников нашего морского флота до восемнадцати лет!
Молодые английские офицеры того же возраста опережают наших на семь-восемь лет службы на море. Недостаточно у нас уделяют внимания настроению, характеру и здоровью молодых людей. Считают, что наука делает все; она не возмещает опыта и часто искажает здравый смысл, столь необходимый в жизни.
Как есть различие в характерах двух армий, так оно присутствует и у их генералов! Английский солдат холоден, молчалив, спокоен, дисциплинирован; он ухаживает за своим бельем, своими вещами, занимается кухней.
Наш всегда в хорошем настроении, беззаботный, болтун, пунктуальный, но пренебрегающий всем тем, чем заняты англичане, в досугах лагерей он ищет лишь повод для забавы и развлечения.
Французский генерал живет, как солдат, выходит и показывается повсюду, не пренебрегает никакими мелочами и подает пример. Лорд Раглан не выходит из дома почти никогда.
Помещенный в очень комфортабельном доме, выгодно расположенном около фонтана, он живет здесь как в деревне в окрестностях Лондона. У него хороший, разнообразный и обильный стол. Здесь нет недостатка ни в чем! Не потому ли он никогда не соглашался ужинать во французской штаб-квартире?
Наконец, мы поняли, что война с русскими - не шутка. В течение месяца нам отправляют значительные подкрепления. Пьемонтцы уже приехали. Ля Мармора их командующий, приехал вчера в нашу штаб-квартиру.
Вскоре мы ждем наш резервный корпус с императорской гвардией, уже собранной в Константинополе. Не позднее 20 мая у нас будет армия или, скорее, четыре армии с личным составом более двухсот тысяч человек.
Императорская гвардия прибыла. Люди высаживаются каждый день. Вчера я видел брата Альфреда, не принесшего мне ни малейшей радости. Его новости о семье были уже старыми.
Мундиры гвардии производят редкий эффект. Большие форменные медвежьи шапки и длинные плащи напоминают солдат первой Империи с иллюстраций Шарле. Эта форма больше не пригождается в нынешних армиях: она - хороший спектакль для парадов или смотров в Тюильри.
Был отдан приказ отправить все эти смешные головные уборы на хранение на склады Константинополя. Лучшая форма на войне - форма зуавов и пеших стрелков."
Французская гвардия Наполеона Третьего.