О разрешениии ребёнку быть на свой лад
Читая "Ребёнок с невысказанным смыслом", автор Юлия Кристева, мама трёх детей, феминистка, психоаналитик...
Мальчик Поль, трёх лет от роду, пока не произнёс ни одного слова. Более того, запрещает родителям говорить. Понятно, что это интерпретируется психоаналитиком как запрет ребёнка на отношения между родителями. У него есть органические нарушения ЦНС. Кристева начинает открывать пространство речи музыкой голоса. Ребёнку предлагается общаться с помощью мелодий, напевов. Постепенно ребёнок начинает говорить сначала песнями, мелодиями, потом прибавляет слова к музыке голоса, а затем начинает говорить без поддержки мелодий. Но это не самое интересное в этом случае, хотя решение просто гениальное.
Во-первых, она проговаривает, что ребёнок может перейти к языку, если ему позволено осуществляться как субъекту высказывания. Или субъекту действий, чувствования, реагирования, если речь идёт, например, не о проблемах с речью, а о поведенческих проблемах. Проще говоря, даже если есть органические нарушение, безусловное принятие ребёнка и всех его проявлений, чувств и действий, уважение и поддержка могут совершить чудеса. Тогда ребёнок чувствует себя значимым, чувствует себя собой.
Что значит принятие? Это значит принимать ЛЮБЫЕ проявления активности ребёнка. То есть:
- не навязывать ребёнку правильных чувств и действий, типа "не бойся", "не ной", а позволять иметь собственные чувства и эмоции;
- не навязывать собственное толкование чувств и действий ребёнка типа "ты очень расстроен тем-то и тем-то, поэтому ты плачешь", а позволять ребёнку его реакции, эмоции, действия, уходы, спокойно ожидая их разрядки, реализации;
- не навязывать действия и поведение, не подавлять его побуждения, например, "не бей игрушку", "не убегай от бабушки, она не страшная" и т.п., а позволять ребёнку совершать любые действия по отношению ко всем доступным ему предметам, позволить ему говорить "нет" другим детям и взрослым, даже родителям, хоть в словесной форме, хоть в форме отвержения, убегания, борьбы.
Любые здесь означает ЛЮБЫЕ. Конечно, за исключением тех случаев, когда нарушаются границы, права и безопасность другого. Или самого ребёнка. Другой и ребёнок имеет право на защиту.
Во-вторых, Кристева пишет, что на самом деле исцеление ребёнка начинается с исцеления родителя:
"Матери, которые оказались бы способными придать значение невысказанному смыслу своих детей, имеющих умственные недостатки, чрезвычайно редки. Это происходит потому, что со смыслом сливается собственное изолированное страдание, настоящее или прошлое. Когда случается эта номинация, нужно искать помощи третьего, который мог бы содействовать (это может быть наша помощь, помощь отца или третьей личности), искать помощи того, кто привел бы саму мать к распознаванию, к определению и к устранению ее невыразимой депрессии, перед тем, как помогать ее ребенку пройти аналогичный путь" (Кристева Ю. Ребёнок с невысказанным смыслом//Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции ХХ века. Томск, 1998. С. 303).
Обратившись к фактам активного проговаривания мамами чувств и эмоций своих детей, можно сделать вывод, что они вместо того, чтобы распознавать и высказывать свои подавленные или исправленные в детстве чувства и эмоции, якобы "распознают" их у ребёнка, повторяя историю подавления и навязывания. То есть, мамам, как это принято в нашей культуре, когда они были детьми, запрещали иметь собственные, естественные реакции, эмоции, чувства, не позволяя им быть самими собой, и теперь они не только воспроизводят это стереотип отношений между детьми и родителями, но и разряжают ту энергию собственных реакций и невысказанных ими самими смыслов, которая в их детстве была задавлена внутрь психики.
Выход из этого замкнутого цикла здесь простой: сначала научиться быть собой, заново вырасти из детского состояния с принимающей поддержкой, принимая себя, своих родителей, свои чувства, эмоции, ощущения. А потом всё пойдёт само собой.
Мальчик Поль, трёх лет от роду, пока не произнёс ни одного слова. Более того, запрещает родителям говорить. Понятно, что это интерпретируется психоаналитиком как запрет ребёнка на отношения между родителями. У него есть органические нарушения ЦНС. Кристева начинает открывать пространство речи музыкой голоса. Ребёнку предлагается общаться с помощью мелодий, напевов. Постепенно ребёнок начинает говорить сначала песнями, мелодиями, потом прибавляет слова к музыке голоса, а затем начинает говорить без поддержки мелодий. Но это не самое интересное в этом случае, хотя решение просто гениальное.
Во-первых, она проговаривает, что ребёнок может перейти к языку, если ему позволено осуществляться как субъекту высказывания. Или субъекту действий, чувствования, реагирования, если речь идёт, например, не о проблемах с речью, а о поведенческих проблемах. Проще говоря, даже если есть органические нарушение, безусловное принятие ребёнка и всех его проявлений, чувств и действий, уважение и поддержка могут совершить чудеса. Тогда ребёнок чувствует себя значимым, чувствует себя собой.
Что значит принятие? Это значит принимать ЛЮБЫЕ проявления активности ребёнка. То есть:
- не навязывать ребёнку правильных чувств и действий, типа "не бойся", "не ной", а позволять иметь собственные чувства и эмоции;
- не навязывать собственное толкование чувств и действий ребёнка типа "ты очень расстроен тем-то и тем-то, поэтому ты плачешь", а позволять ребёнку его реакции, эмоции, действия, уходы, спокойно ожидая их разрядки, реализации;
- не навязывать действия и поведение, не подавлять его побуждения, например, "не бей игрушку", "не убегай от бабушки, она не страшная" и т.п., а позволять ребёнку совершать любые действия по отношению ко всем доступным ему предметам, позволить ему говорить "нет" другим детям и взрослым, даже родителям, хоть в словесной форме, хоть в форме отвержения, убегания, борьбы.
Любые здесь означает ЛЮБЫЕ. Конечно, за исключением тех случаев, когда нарушаются границы, права и безопасность другого. Или самого ребёнка. Другой и ребёнок имеет право на защиту.
Во-вторых, Кристева пишет, что на самом деле исцеление ребёнка начинается с исцеления родителя:
"Матери, которые оказались бы способными придать значение невысказанному смыслу своих детей, имеющих умственные недостатки, чрезвычайно редки. Это происходит потому, что со смыслом сливается собственное изолированное страдание, настоящее или прошлое. Когда случается эта номинация, нужно искать помощи третьего, который мог бы содействовать (это может быть наша помощь, помощь отца или третьей личности), искать помощи того, кто привел бы саму мать к распознаванию, к определению и к устранению ее невыразимой депрессии, перед тем, как помогать ее ребенку пройти аналогичный путь" (Кристева Ю. Ребёнок с невысказанным смыслом//Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции ХХ века. Томск, 1998. С. 303).
Обратившись к фактам активного проговаривания мамами чувств и эмоций своих детей, можно сделать вывод, что они вместо того, чтобы распознавать и высказывать свои подавленные или исправленные в детстве чувства и эмоции, якобы "распознают" их у ребёнка, повторяя историю подавления и навязывания. То есть, мамам, как это принято в нашей культуре, когда они были детьми, запрещали иметь собственные, естественные реакции, эмоции, чувства, не позволяя им быть самими собой, и теперь они не только воспроизводят это стереотип отношений между детьми и родителями, но и разряжают ту энергию собственных реакций и невысказанных ими самими смыслов, которая в их детстве была задавлена внутрь психики.
Выход из этого замкнутого цикла здесь простой: сначала научиться быть собой, заново вырасти из детского состояния с принимающей поддержкой, принимая себя, своих родителей, свои чувства, эмоции, ощущения. А потом всё пойдёт само собой.