Бал!-18. Молчание для диалога

May 23, 2012 14:48


Итак, Бал практически завершен, хотя бы в смысле танцев и гуляний. Оставшаяся страница большой 23 главы повествует, скорее, о прекращении Воландом сатанинского действа. Кроме того, у нас в руках есть ключи к Роману, и один из них указывает на то, что эта самая последняя страница и все, что связано с Воландом на ней, относятся уже к следующей, 24 стадии. Так, Воланд здесь в той же домашней одежде, как и в 24 главе. Кроме того, на 22-23 стадиях, как и на 12-13, развитие сюжета строго разделено на две линии и два пространства - виртуально-карнавальное основное (Бал и Варьете), где фокусы и соблазнение столичной публики производят Бегемот с Коровьевым, но также маргинальное пространство (палата Иванушки или подвал мастера), где присутствует Творческий дух. Поэтому временное экстраординарное присоединение и соучастие Творческого духа в публичной части сюжета тоже говорит о завершении не только 23 стадии, но и последней четверти большой стадии Надлома всего процесса.



И тут мы должны напомнить читателю, даже если он знаком с «MMIX», что вся наша романтическая история вовсе не о политике, а о масштабном творческом процессе рождения, подъема, созревании и проявлении вовне новой гуманитарной науки. Так же как «Фауст» Гете иносказательно повествует о судьбе нового естествознания. Поэтому политический и культурный контекст является по большей части только фоном для более важного и значимого сюжета. Более значимое и найти сложно - узловой момент в процессе самопознания человека и человечества, не исключая и его Творческий дух. Так что толкование этой последней страницы 23 главы не может быть на злобу дня, а только - политико-философским или глубже - историко-философским.

Начнем с тог, что финальные сцены Бала являются сочной иллюстрацией к важной философской теме качественного скачка в развитии процесса и к понятию «точки бифуркации». На эту тему можно рассуждать долго и многословно, но я сошлюсь лишь на одного из великих философов, знающих толк в истории. Арнольд Тойнби очень подробно обосновал, что главным параметром исторического развития, определяющим величие империй, народов, личностей и эпох является вовсе не сила оружия или мощь экономики, а нечто неуловимое и эфемерное, тонкие энергии, позволяющие социуму говорить о самом сложном достаточно просто для понимания, а значит и управляться с этим сложным. Но для того, чтобы этот эфирный, неуловимый творческий дух нового знания не только вырос, созрел, но и стал влиять на события, нужны особые условия, которые так же необычно отражаются и в публичной политической сфере.

Вообще говоря, управляющая элитарная надстройка, включая ее политический центр, представляет собой постоянное взаимодействие трех ветвей - технологической (движение), экономической (перераспределение) и бюрократической (удержание). Энергия этого неустранимого противоборства толкает вперед колесо истории, причем неважно куда - и к развалу, и к развитию. Однако на траекторию движения все-таки влияет некий внешний по отношению к публичной элите фактор - творческий, который проявляется именно в моменты кризисов, когда все три ветви впадают в клинч, а их общая равнодействующая стремится к нулю. Именно в этот момент дуновение «ветерка» - тонкой энергии творческого духа может повлиять на систему, развернуть и направить ее в нужное русло. Если же одна из ветвей, одно из мощных колес будет преобладать над другими, то машина цивилизации просто пойдет юзом в понятном направлении, но без шансов на успех. Ибо нельзя же считать целью одно из средств, а успехом - пожирание этим средством всех ресурсов системы.

Системный кризис, вводящий в клинч все три контура управления цивилизации, сначала приводит к мобилизации всех духовных ресурсов, когда-либо состоявших на службе у «князя мира сего». Все мало-мальски известные идеи вытряхиваются из пыльных запасников истории и проходя смотр перед взыскательной столичной публикой. Но никому из этих «гостей» невозможно отдать предпочтение. Поэтому в конечном итоге уравновешенная система застывает в вынужденном равновесии. «С последним  ударом неизвестно откуда слышавшихся часов молчание упало на толпы гостей». То есть это самое молчание, зависшее в клинче противостояние элит - это необходимое условие для проявления Творческого духа, увлекающего за собой маргинальную поначалу часть элит.

Даже если все эти невероятные цепочки совпадений образов Романа и событий в Москве и России - всего лишь совпадение, все равно именно так, а не иначе будет выглядеть «точка бифуркации» при вступлении в силу законов новой науки об обществе.

Внимательный критик обязательно спросил бы: а причем здесь Москва, далекая периферия мировой системы? Ведь центры, где соприкасаются мощные колеса трех ветвей цивилизации, нынче лежат далеко за океаном. Все это так, но мы имеем дело все же не с механическими жерновами, а с инерционными социальными процессами. В центре инерция мощных корпораций еще относительно долго будет работать на пребывание системы в тупом клинче, а живая альтернатива может возникнуть только на периферии, но не на любой, а в маргинальной части элиты или даже контрэлиты. В этом смысле очень символично затмение 21 мая, случившееся над центром мировой системы. Лунная тень закрыло дневное светило, весь его центр, кроме тонкого краешка, маргиналии. Говорят, что в майянских рукописях было пророчество о таком затмении, случившемся ровно за полгода до конца календаря.

Но мы сейчас толкуем не майянских, а русского пророка, так что вернемся к тексту. «Тогда Маргарита опять увидела Воланда. Он шел в окружении Абадонны, Азазелло и еще нескольких похожих на Абадонну, черных и молодых». Эта зловещая вроде бы процессия на деле оказывается лишь еще одной привязкой времени к майским дням, когда в Москву по традиции прибывает армия на парад, сопровождаемая коллегами из ФСБ и ведомств помладше - ФСО, МЧС.

Насчет альтернативного возвышения для Воланда мы уже тоже выяснили. В 29 главе Воланд будет принимать на этом возвышении доклады подчиненных ему «сил зла». А почему, собственно, «зла»? Только потому, что все три властные корпорации подчинены ежедневно своим корпоративным интересам. Но направляемые творческим духом и новой наукой, «силы зла» вполне могут обойтись и без лишних разрушений, выполняя необходимые для общества функции. А что касается самого возвышения - то это высший уровень здания, в котором расположен отдел рукописей РГБ. Мы уже ранее в «MMIX» выяснили, что речь идет о более высоком уровне технологий после «пожара в Грибоедове», то есть конца традиционного книгоиздания.

«Но он им не воспользовался». А потом остановился возле этого возвышения. Может быть, речь о том, что пока электронная рукопись новой теории не попадет в электронные библиотеки? Все может быть, но не мне об этом судить.

Однако нет сомнений в том, что речь идет именно о научной теории. Тому порукой диалог Воланда с многострадальной головой Берлиоза. Сам Берлиоз был нами опознан как аватар сообщества прежней, картезианской гуманитарной науки. В свое время, в 1920-е и в начале 30-х годов Берлиоз был на коне, в почете и уважении. Тогда случился мощный всплеск развития гуманитарного знания - Кондратьев, Чаянов, Лосев, Выготский, да и молодой Л. Гумилев вынес свою теорию пассионарности из этих годов. Сам Булгаков тоже не отрицает своей связи с этим сословием, хотя бы через инициалы - М.А.Б.

Успехи гуманитариев, опиравшихся на марксистский истмат были таковы, что стали угрожать ленинизму как идеологии власти. Поэтому «культурная революция» 1930-х не могла не переехать эту опасную тенденцию. Комсомольский «трамвай», следующий строго по догматическим рельсам общественных дисциплин, отрезал гуманитарной науке голову, оставив тело - идеологическую корпорацию. Эту самую корпорацию похоронили в 1991 году (19 стадия Надлома российской истории - похороны тела Берлиоза в 19 главе). А вот голова Берлиоза - это живое наследие классиков, поэтому с нею можно вести диалог. Конечно, эта голова уже беззубая, то есть устаревшая теория не сможет «разжевать» и поглотить всю массу накопленных сегодня новых фактов. Но для новой гуманитарной теории диалог с эмпирическими теориями классиков обязателен. Впрочем, и диалог с самим Булгаковым тоже.

Продолжение следует

Булгаков, притча, ММ, символика

Previous post Next post
Up