Отрывок из недописанного. :)
Мозг, повреждённый долгой зимой, бредит:
- Весна, весна! Любовь, надежды, обновление!
Весеннее это возбуждение - противоестественно и антифизиологично.
Да, весною больше хочется, но кого могут зачать в весеннюю пору обрюзгший за зиму мужской пол и зелёный от авитаминоза и раннего хлороза, пол женский?
И когда проклюнутся на свет эти весенние зародыши?
Арифметика нехитрая: плюсуем к любому весеннему месяцу слоноподобную цифру девять и неизбежно получаем месяц зимний.
Бывали ли вы в родильных домах периферии нашей родины зимой? Нет? Ну и не советую.
Холодно, жёстко, акушеры орут громче рожениц, роженицы рвутся и их зашивают под крикаином швами Донати, которые никто не сумеет потом правильно снять, если женщина всё- таки выживет.
Нет, не надо песен! Весна - отвратительна.
Раны заживают вяло. Психиатрия обостряется: больные прыгают из окон, напиваются перед операцией с седативной целью, пишут завещания в пользу лечащего врача….
А больная Токмакова, в первый же день после операции удаления опухоли левой лобной доли, ушла из больницы, явилась на работу и толково руководила вверенным ей коллективом до тех пор, пока её не хватил судорожный приступ с потерей сознания и непроизвольным мочеиспусканием «под себя».
Опять же - грязь.
Снега не стало и весь мусор - наружу: слоем покрывает чвакающий чернозём.
Что надеть - не знаешь. Вчера врачи и сёстры пришли на суточное дежурство в майских нарядах - цветных и легкомысленных . Утром собрались домой, глядь, а за окном- снег стеной и снежная шуга с грязью пополам - по колено.
И дома и в больнице, весеннее солнце высвечивает пыль, потёртость обстановки, прорехи на обоях, облупившийся пол и грязь на оконных стёклах.
Каждая вещь, лежащая не на своём месте - отбрасывает тень, увеличивается в объёме и от этого ощущение беспорядка - усиливается.
Сердце просит генеральной уборки, ремонта, смены обстановки и жены, других детей и ещё чего-то, но чего именно - хрен поймёшь..
Весной надо жить в гостинице у моря.
Что бы утром - пробежка. Вдоль пустых ещё пляжей Коктебеля, через Хамелеон - в Тихую бухту....
А когда вернёшься иным путём в гостиницу, найдешь свой номер тщательно убранным: все вещи на своих месте, постель застелена, сортир - сияет, ванна - блестит.
В холодильнике - пиво. Тут же открываешь бутылку из тёмного стекла и вкушаешь его из горлА, смакуя и постанывая.
Нет, не правы марсианские астрономы. Есть на Земле жизнь, есть!
Впрочем, я готов обитать в гостинице не только весной, но и всю жизнь напролёт.
Надо только что бы тут же, в гостинице этой, был приёмный покой, операционная, а в правом крыле - реанимация с видом на море.
Морга - не надо. В этой гостинице - никто не должен умирать….
Тут в кабинет вламывается запыхавшаяся операционная санитарка Женя и говорит сипло:
- П.К! Там Липкин опухоль найти не может! Людмила просила, чтобы вы зашли в операционную.
Я начинал работать в большой мясорубке - центральной районной больнице, расположенной на пересечении нескольких дорог, автомобильных и железнодорожных.
Больных свозили к приёмному покою самосвалами.
И всегда, как только начнёшь паниковать и зашиваться, в любое время суток, вдруг, как из-под земли, в отделении появлялся наш заведующий.
Чудесным образом он уже знал о моих «косяках» и трудностях. Без задержки включался в работу, и вскоре всё приходило в норму: операции заканчивались успешно, кто должен был жить - выживали, кому велено было умереть - умирали, но по всем правилам науки и согласно приказам МЗО.
Позже я узнал, кто «стучит» заведующему по телефону о наших бедствиях. Передайте им мой привет.
Кончилось это тем, что я научился сам сообщать заведующему о трудностях и просить помощи.
Но Липкин, зараза такая, этому никак не научится!
До упора будет творить чудеса в операционной ране, и вызовет только тогда, когда больной начнёт окончательно отбрасывать тапочки. Ни минутой раньше!
На такой случай у меня, по примеру моего первого заведующего, существуют «свои люди» во всех уязвимых точках больницы.
Людмила, о которой помянула санитарка - наша «плановая» операционная сестра. Именно по её «стуку» я появляюсь в операционной.
Внешне - всё благополучно.
Подвывает ИВЛ, ритмично попискивает следящий за остатками жизни больного аппарат, анестезиолог зевает, надышавшись той же смеси, что и пациент и смотрит в окно.
Как только проклюнутся первые листочки на деревах, анестезиолог этот, Пётр наш Иваныч - рванёт на рыбалку: форель пошла! И мыслями и всеми остальными частями своего нутра Петя уже на берегу шумливой реки. Где то недалече дымит костерок и в котелке кипит уха. А Петя пытается ухватить ещё хоть что-нибудь из утреннего клёва и, бегая и балансируя на скользких камнях, всё забрасывает и забрасывает снасть в бурлящие воды речки Шуони….
Голова оперируемого многослойно укрыта стерильным бельём. Микроскоп нацелен только на место трепанации.
Липкин уже, наверное, не в первый раз приподнимает лобную долю головного мозга и пытливо смотрит через цейсовскую оптику в узкое пространство между мозгом и основанием черепа. Основание покрыто блестящей твёрдой мозговой оболочкой. В ярком свете она блестит, как жемчужное.
- Вот же блядь такая,- бормочет Липкин. - Исчезла!
- Тебя испугалась! - говорю я прямо в ухо Липкину.
Липкин вздрагивает и пытается встать. Вежливости в нём - через край. Ума только Бог не дал, а коль его нет - всё остальное - без пользы делу. Книжки, специализации в США и Германии, знание языков со словарём и без - всё без толку!
Иду к негатоскопу, где развешены снимки МРТ больного. Опухоль - огромная! Спрятаться ей негде.
Смотрю на лицо больного со стороны анестезиолога. Анестезиолог делает стойку и что- то чует. Опыт - не пропьёшь!
Иду опять к Липкину. Говорю:
- А знаешь что, Александр….
Липкин опускает руки и оторопело смотрит на меня:
- Не может быть! Всю жизнь я этого боялся!
Липкин постоянно путает стороны. Прежде чем сказать «право» или «лево», описывая симптомы у больного, он быстро делает движение рукой, как будто ест ложкой. Большинство людей делают это правой рукой, на что и ориентируется Липкин. Беда только в том, что Липкин - левша, причём левша - переученный: с раннего детства родители истязали его, заставляя всё делать «правильной» рукой. Липкину всё равно, какой рукой есть, брать инструменты, бить в морду.
Искусственный амбидекстр, жертва родительских страхов…
Всё это мало оправдывает тот факт, что Липкин сделал трепанацию не с той стороны.
Опухоль в правой лобной доле, а череп Липкин продырявил слева!
Продолжение - следует :)
- Весна, весна! Любовь, надежды, обновление!
Весеннее это возбуждение - противоестественно и антифизиологично.
Да, весною больше хочется, но кого могут зачать в весеннюю пору обрюзгший за зиму мужской пол и зелёный от авитаминоза и раннего хлороза, пол женский?
И когда проклюнутся на свет эти весенние зародыши?
Арифметика нехитрая: плюсуем к любому весеннему месяцу слоноподобную цифру девять и неизбежно получаем месяц зимний.
Бывали ли вы в родильных домах периферии нашей родины зимой? Нет? Ну и не советую.
Холодно, жёстко, акушеры орут громче рожениц, роженицы рвутся и их зашивают под крикаином швами Донати, которые никто не сумеет потом правильно снять, если женщина всё- таки выживет.
Нет, не надо песен! Весна - отвратительна.
Раны заживают вяло. Психиатрия обостряется: больные прыгают из окон, напиваются перед операцией с седативной целью, пишут завещания в пользу лечащего врача….
А больная Токмакова, в первый же день после операции удаления опухоли левой лобной доли, ушла из больницы, явилась на работу и толково руководила вверенным ей коллективом до тех пор, пока её не хватил судорожный приступ с потерей сознания и непроизвольным мочеиспусканием «под себя».
Опять же - грязь.
Снега не стало и весь мусор - наружу: слоем покрывает чвакающий чернозём.
Что надеть - не знаешь. Вчера врачи и сёстры пришли на суточное дежурство в майских нарядах - цветных и легкомысленных . Утром собрались домой, глядь, а за окном- снег стеной и снежная шуга с грязью пополам - по колено.
И дома и в больнице, весеннее солнце высвечивает пыль, потёртость обстановки, прорехи на обоях, облупившийся пол и грязь на оконных стёклах.
Каждая вещь, лежащая не на своём месте - отбрасывает тень, увеличивается в объёме и от этого ощущение беспорядка - усиливается.
Сердце просит генеральной уборки, ремонта, смены обстановки и жены, других детей и ещё чего-то, но чего именно - хрен поймёшь..
Весной надо жить в гостинице у моря.
Что бы утром - пробежка. Вдоль пустых ещё пляжей Коктебеля, через Хамелеон - в Тихую бухту....
А когда вернёшься иным путём в гостиницу, найдешь свой номер тщательно убранным: все вещи на своих месте, постель застелена, сортир - сияет, ванна - блестит.
В холодильнике - пиво. Тут же открываешь бутылку из тёмного стекла и вкушаешь его из горлА, смакуя и постанывая.
Нет, не правы марсианские астрономы. Есть на Земле жизнь, есть!
Впрочем, я готов обитать в гостинице не только весной, но и всю жизнь напролёт.
Надо только что бы тут же, в гостинице этой, был приёмный покой, операционная, а в правом крыле - реанимация с видом на море.
Морга - не надо. В этой гостинице - никто не должен умирать….
Тут в кабинет вламывается запыхавшаяся операционная санитарка Женя и говорит сипло:
- П.К! Там Липкин опухоль найти не может! Людмила просила, чтобы вы зашли в операционную.
Я начинал работать в большой мясорубке - центральной районной больнице, расположенной на пересечении нескольких дорог, автомобильных и железнодорожных.
Больных свозили к приёмному покою самосвалами.
И всегда, как только начнёшь паниковать и зашиваться, в любое время суток, вдруг, как из-под земли, в отделении появлялся наш заведующий.
Чудесным образом он уже знал о моих «косяках» и трудностях. Без задержки включался в работу, и вскоре всё приходило в норму: операции заканчивались успешно, кто должен был жить - выживали, кому велено было умереть - умирали, но по всем правилам науки и согласно приказам МЗО.
Позже я узнал, кто «стучит» заведующему по телефону о наших бедствиях. Передайте им мой привет.
Кончилось это тем, что я научился сам сообщать заведующему о трудностях и просить помощи.
Но Липкин, зараза такая, этому никак не научится!
До упора будет творить чудеса в операционной ране, и вызовет только тогда, когда больной начнёт окончательно отбрасывать тапочки. Ни минутой раньше!
На такой случай у меня, по примеру моего первого заведующего, существуют «свои люди» во всех уязвимых точках больницы.
Людмила, о которой помянула санитарка - наша «плановая» операционная сестра. Именно по её «стуку» я появляюсь в операционной.
Внешне - всё благополучно.
Подвывает ИВЛ, ритмично попискивает следящий за остатками жизни больного аппарат, анестезиолог зевает, надышавшись той же смеси, что и пациент и смотрит в окно.
Как только проклюнутся первые листочки на деревах, анестезиолог этот, Пётр наш Иваныч - рванёт на рыбалку: форель пошла! И мыслями и всеми остальными частями своего нутра Петя уже на берегу шумливой реки. Где то недалече дымит костерок и в котелке кипит уха. А Петя пытается ухватить ещё хоть что-нибудь из утреннего клёва и, бегая и балансируя на скользких камнях, всё забрасывает и забрасывает снасть в бурлящие воды речки Шуони….
Голова оперируемого многослойно укрыта стерильным бельём. Микроскоп нацелен только на место трепанации.
Липкин уже, наверное, не в первый раз приподнимает лобную долю головного мозга и пытливо смотрит через цейсовскую оптику в узкое пространство между мозгом и основанием черепа. Основание покрыто блестящей твёрдой мозговой оболочкой. В ярком свете она блестит, как жемчужное.
- Вот же блядь такая,- бормочет Липкин. - Исчезла!
- Тебя испугалась! - говорю я прямо в ухо Липкину.
Липкин вздрагивает и пытается встать. Вежливости в нём - через край. Ума только Бог не дал, а коль его нет - всё остальное - без пользы делу. Книжки, специализации в США и Германии, знание языков со словарём и без - всё без толку!
Иду к негатоскопу, где развешены снимки МРТ больного. Опухоль - огромная! Спрятаться ей негде.
Смотрю на лицо больного со стороны анестезиолога. Анестезиолог делает стойку и что- то чует. Опыт - не пропьёшь!
Иду опять к Липкину. Говорю:
- А знаешь что, Александр….
Липкин опускает руки и оторопело смотрит на меня:
- Не может быть! Всю жизнь я этого боялся!
Липкин постоянно путает стороны. Прежде чем сказать «право» или «лево», описывая симптомы у больного, он быстро делает движение рукой, как будто ест ложкой. Большинство людей делают это правой рукой, на что и ориентируется Липкин. Беда только в том, что Липкин - левша, причём левша - переученный: с раннего детства родители истязали его, заставляя всё делать «правильной» рукой. Липкину всё равно, какой рукой есть, брать инструменты, бить в морду.
Искусственный амбидекстр, жертва родительских страхов…
Всё это мало оправдывает тот факт, что Липкин сделал трепанацию не с той стороны.
Опухоль в правой лобной доле, а череп Липкин продырявил слева!
Продолжение - следует :)